вас же будет длительный форсайт, — пояснил Михалыч. — Понадобится, так сутки пролежите без чувств.
— Лучше кишечник не перегружать, — поставила точку Алевтина.
— Чёрт, — сказал я. — Чёрт.
И зачерпнул шоколадной каши.
К сожалению, медицинским питанием дело не ограничилось.
Нас, всех четверых, на час загнали в тир — пострелять из того оружия, которое было у нас в Мире После. Но сделали это, похоже, просто чтобы занять время. Потом отвели в медчасть, прогнали по врачам и поставили клизмы.
Если мы с Леной обидную процедуру перенесли спокойно, то Миша и Саша, когда мы их увидели, были красными, злыми, и едкими настолько, насколько могут быть только подростки.
Я хотел было сказать им что-то смешное, даже вспомнил пару анекдотов, но потом прикусил язык. Надо учитывать, что в Мире После у Миши будет большой пулемёт и пудовые кулачищи.
Потом нам сделали несколько уколов, пояснив, что это обычные витамины группы В, и заставили проглотить несколько таблеток («микроэлементы и для поддержания сердечно-сосудистой системы»). Может быть, наврали, может быть, сказали правду — я не спорил. Молча всё проглотил. Хотелось, чтобы подготовка побыстрее закончилась, нас отпустили по номерам, и мы с Леной смогли уединиться.
Но у начальства были совсем другие планы.
Я понял это, когда нам принесли свободную серую одежду, похожую на больничные пижамы с короткими рукавами, и велели надеть. Спорить мы опять же не стали. Лена с Сашей вышли в другую комнату, мы с Мишей молча стали переодеваться.
— Мой размерчик, — бодро сказал Миша, расправляя штаны, в которых я бы утонул.
— Готовились, — согласился я. — Мишка, тебе не кажется...
— А чего тут казаться, — прыгая на одной ноге и влезая в штаны, ответил Миша. — Мне мама утром сказала, что днём пойдём в форсайт. Расцеловала, будто в космос запускает.
— Ты ей сказал? — поинтересовался я.
— Не-а. Зачем расстраивать.
Странный он всё-таки был подросток. Иногда вёл себя гораздо взрослее своих лет.
Может быть, сказываются форсайты? Хоть мы и не можем общаться с собой из будущего напрямую, но какое-то влияние всё равно есть...
Я решил, что не стану забивать этим голову. В Мире После могло быть всё, что угодно.
Через полчаса мы уже лежали в койках, стоящих в просторном зале с закрытыми жалюзи окнами. Раньше я не видел этого помещения, а ведь оно явно было загодя подготовлено для решающего форсайта. Здесь толпилось десятка два человек персонала, некоторые — медики в белых халатах, некоторые в обычной одежде. В углу стояли компьютерные терминалы, за которыми работали молодые ребята-системщики. Обособленно держались трое людей из числа тех, кто меня расспрашивал после боя со стражами — я узнал генерала, хоть и одетого в штатское, женщину-патологоанатома и священника.
Койки были специальные, для лежачих больных, со встроенными массажёрами, гнущиеся по всем направлениям. Два техника долго и тщательно настраивали их под нас, чтобы всё было удобно. Я боялся какой-нибудь гадости вроде катетеров или хотя бы подгузников. Но, слава Богу, о них речь не зашла. Хотя у меня возникло лёгкое подозрение, что подгузники на нас наденут позже, когда мы войдём в форсайт, а пока решили лишний раз не грузить.
А вот электроды на грудь нам наложили, пояснив, что будут непрерывно снимать кардиограмму. И в вены на обеих руках вставили катетеры для инъекций, подключенные к капельницам.
Впрочем, этого я как раз ожидал.
Я смотрел на пятую койку, которая пустовала. И все остальные то и дело поглядывали.
Когда вошёл Григорян в серой пижаме, никто не удивился.
— Привет, дядюшка! — бодро позвала Лена. — Тебе идёт серое.
Григорян подмигнул ей, за руку поздоровался с генералом и священником, расцеловался с женщиной-патологоанатомом. Они какое-то время посовещались, потом подошли к нам.
— Разрешите доложить? Экипаж к старту готов, — отрапортовал я.
— Вольно, — сказал Григорян. — Отец Симеон спрашивает, нуждается ли кто-то из вас в благословлении, отпущении грехов...
— Иной духовной поддержке? — спросил священник, как мне показалось — с надеждой.
Мы молчали. Потом Сашка внезапно сказала:
— Мне нужно, отче.
Священник подошёл к ней, присел на край койки. Они тихо заговорили. Мы с Леной переглянулись, она скорчила удивлённую гримасу.
— Как вы понимаете, двинемся вместе, — сказал Григорян. — Вам придётся меня дождаться, но я уже рядом.
— Может, пойти навстречу? — спросил я.
Артур Давидович покачал головой.
— Нет, лучше не привлекать внимания. У меня со мной полное взаимопонимание. Мы доберёмся.
— Хорошо, — согласилась Лена. — Прикольно.
К Григоряну подошёл врач с пучком проводов в руках. Он расстегнул рубашку, и врач стал клеить ему на грудь электроды.
— Технология проверена, — пояснил Григорян. — Нас погрузят в легкий медикаментозный сон и одновременно введут «Форс» в инъекционной форме.
— Это безопасно? — неожиданно спросил Миша.
— Не очень полезно, — признал Григорян. — Если форсайт затянется, то придётся лечить печёнку. Но поверьте, для нас медицина сделает всё.
— Если справимся, — уточнил я.
— А если не справитесь, то токсический гепатит будет для вас наименьшей проблемой, — добавил Григорян. — В общем, ждёте меня, на месте я объясняю план действий, и мы начинаем.
Священник встал, погладил Сашку по голове. Потом быстро, словно украдкой, перекрестил всех нас.
Григорян пошёл к своей койке, лёг, ему стали закреплять катетеры на руках.
Словно по команде, к каждому из нас подошёл врач. Мне достался пожилой мужчина, профессионально улыбчивый и добродушный.
— Готовы, Никита? — негромко спросил он.
— Всегда, — мрачно ответил я. Сердце колотилось как бешеное.
— А вот волноваться не надо, — возясь с капельницей, сказал врач. — Просто уснёте, выполните задание и потом нам расскажете, что и как.
— Тут уснёшь... — пробормотал я.
— У вас много было форсайтов? Поделитесь?
— Много. Первый был скучный... — начал я, глядя в нависающий надо мной смутный силуэт. — Я просто шёл...
—...и ничего не делал, — закончил я.
Замолчал.
Я стоял перед подъездом, явно только что выйдя из здания. За
