Кажется, это разумная магия. Точнее, существа, оставившие тут след, вполне себе разумны.
В одном месте, где под пожухлой листвой открылось пятно влажной лесной почвы, я с интересом разглядывал след, оставленный будто бы огромной ящерицей. Хотя пятка была больше похожа на человеческую.
Чем-то напоминало кикимору. Но что может делать кикимора в лесу? Или тут есть болота?
Я оглянулся на барда, который прикрывался своей потрёпанной лютней, оглядываясь на шумящий лес.
— В магической зоне могут жить разумные существа?
У Виола вытянулось от удивления лицо, потом оно омрачилось задумчивостью, и спустя секунду бард побледнел ещё больше. Он сначала замотал головой, отступив на шаг, а потом всё же кивнул:
— Могут… Но они обычно не выходят к тропам, живут в глубине. И маги не рискуют к ним ходить.
— К ним?
— Видит Маюн, я могу и ошибаться… Легенды разные ходят, да и цари запрещают убивать разумных, да и…
— Бард, — рыкнул я.
— Лешаки, — прошептал тот и сразу же зажмурился.
— Я так понял, чем-то напоминают леших? Ну, лесных духов?
Леших я встречал в своём мире, и твари эти, если матёрые или последние в своём роду, могли быть намного опаснее кикиморы. И для меня стало некоторым облегчением, что бард пожал плечами:
— Не знаю. Про леших в солебрежской зоне не слышал. Про лешаков слышал! Громада, идём обратно! — бард подскочил ко мне и схватил за сумку, — Всё устрою! Сбежим в Раздорожье, там поговорим со жрецами Храма Яриуса…
Молча я двинулся дальше, принюхиваясь к взятому следу. Минута сомнения прошла, дальше за дело снова взялась злая бросская кровь.
— Громада!!! — бард не отставал, — Я про лешаков много легенд слышал! Они же звери!
— Разумные же…
— Звери в смысле совсем звери!
Я уже не слушал барда. А тот спешил за мной, понимая, что обратно шансов вернуться в одиночку у него уже нет.
Признаюсь, это было весело. И я очень старался заглушить в себе тот азарт, который испытывал когда-то, будучи Тёмным Жрецом. Когда моя жестокая армия брала штурмом очередной город, и я сам ради развлечения в одиночку охотился среди городских улиц за крупными отрядами противника, оказывающими ожесточённое сопротивление.
Моя месть давно была совершена, и я действительно даже не выбирал, слабые или сильные это воины, много их или мало. Я убивал и не боялся умереть — если это произойдёт, значит, так распорядилась судьба. Тогда я думал, что мне нечего терять. Я побеждал… и становился сильнее.
Сейчас мне было что терять. С одной стороны, защитить эту девчонку с каплей крови бросса в роду мне велел Отец-Небо… кхм… теоретически.
С другой стороны, у меня появилось стойкое желание всыпать настырной принцессе. Это исключительно из-за её самодеятельности приключилась вся история.
Сам найду, опять спасу, а потом, убедившись, что с ней всё хорошо, устрою ей хорошую взбучку… Чтоб знала, что нельзя бросать боевую группу в магической зоне, едва увидишь вдалеке какую-то знакомую рожу.
Мысли, что с девчонкой уже могло произойти что-то страшное, я старательно отгонял прочь. Опыт подсказывал мне, что именно разумные существа чаще всего и являются самыми жестокими чудовищами. Да и слова Виола бросили тень…
— Громада-а-а, — Виол уже чуть не хныкал.
Я не остановился, когда в зарослях впереди поднялась огромная тень. Лютая помесь ежа и медведя нависла надо мной, и собралась уже грозно зарычать, как в ответ зарычал уже я и сходу влепил ногой прямо в медвежьи… кхм… пилюли.
Вся эта махина свернулась колючим воющим клубком, и я, схватившись за торчащий из полуметровых игл нос, оттянул чудище в сторону и поспешил дальше. Монстр тут же развернулся, проскулил что-то обидное, и сиганул в кусты.
— Это был… это же… — испуганно пропыхтел сзади бард, едва поспевая за мной, — Маюнова грусть, это ж медоёж! Ох, говорят, в тяжёлой царской пехоте есть такие!
— И что⁈ — рыкнул я, не оглядываясь и поправляя сумку на плече.
— Просто ты, громада, самая злая голая задница, которую я видел в своей жизни, — буркнул тот.
Креона, услышав это, не сдержалась и усмехнулась:
— Я слышала, что у броссов считается настоящей честью идти в бой голышом.
Когда в темноте зарослей впереди вдруг открылся зелёный глаз, до боли знакомый, я тоже не остановился. Засвистел пущенный в меня язык, но я подставил топорище, потом сразу же прыгнул вперёд, врываясь в заросли.
Это оказался уже знакомый монстр — тело ящера, шипастые плечи, и ма-а-аленькая голова с хоботком. За этот хоботок я и схватился, просто зажав его ладонью, и вклинил топорище между шипами, не давая твари скрыть за ними крохотную голову. Так-то, если бы он вытянула плечевые шипы на полную длину, соединив в купол, то проткнула бы мне руку.
— Кутень! — рявкнул я.
Через мгновение цербер вылетел из топорища, вгрызаясь в зелёный глаз, и тут же нырнул во Тьму. Обезглавленное чудище свалилось к моим ногам, а я пару мгновений удивлённо смотрел на свою руку, утопающую в тёмном портале.
Это была досадная ошибка, ведь по всем законам магической природы моя ладонь и часть предплечья должны были испариться, но…
Но я чувствовал руку! Смердящий свет, я чувствовал ту часть, которая из-за малыша Кутеня случайно оказалась во Тьме, и даже мог пошевелить пальцами.
Правда, уже через пару секунд я с диким криком вырвал её обратно, и по глазам резанул яркий свет. Дикое пламя, объявшее предплечье, лизнуло меня по лицу, а от боли мой разум чуть не отключился.
Прикусив губы до крови и стиснув кулаки, я некоторое время стоял перед поверженным монстром, ожидая, пока языки пламени, облизывающие руку, не потухнут. Сияние кожи погасло, а вместе с ним ушла и боль.
Вопросов было море. Из ответов я понял только то, что у меня продолжаются свои, особые отношения с Тьмой. Грубо говоря, Тьма теперь не растворяет моё тело, и это радовало. Огорчало то, что я всё равно могу там сдохнуть от взрыва своей же крови.
Рука перестала полыхать и приобрела здоровый розоватый цвет. Я поднял её и на всякий случай пошевелил пальцами, особенно глядя на тот, на котором было вросшее Червонное Кольцо.
Конечность целёхонькая… То есть, моя кровь вскипает, но не убивает. Хотя мне очень больно.
Странная, очень странная защитная магия. Вроде бы магия огня, но другая… Но это что-то прямо новенькое и даже абсурдное — эдакая магия садомазохистов.
За спиной донёсся голос барда:
— Северная моя прохлада, ты можешь что-нибудь сказать? У меня кончились слова, чтобы передать моё удивление…
— Видит Морката, нет, — послышался ответ Креоны, — Гусляр, я вижу то же, что и ты, и знаю не больше.
Ничего не сказав, я двинулся дальше. Через пару секунд на моём плече возник Кутень, снова приятно удививший своим весом. Подросший ещё чуть-чуть, он клацнул клыками, ощериваясь победным оскалом.
И всё же я был разочарован. Я ожидал, что второе убийство такого монстра даст церберу больше силы, но магические законы оказались суровее.
— Это и есть твой цербер? — донеслось от барда.
— Ты уже видишь его? — спросил я, глянув через плечо.
— Гораздо лучше.
Я тут же послал церберу картинку. Один из приёмов, который используется магами Тени.
— Сам-сам-сам, — Кутень, кивнув, сразу преобразился, превратившись в неясный всполох. Со стороны казалось, что у меня на плече просто тени стали гуще…
— А вот сейчас исчез.
Я хотел сказать «отлично», но остановился. Впереди звучали какие-то барабаны, трещали трещотки и слышались дикие крики. Сквозь листву впереди было видно мелькающие огни и тени.
Всё это напоминало улюлюканье какого-то дикого племени на своём языческом празднике. Судя по шуму, они все чему-то очень радовались, и даже забыли выставить часовых.
Хотя сам я уже догадывался, что могло служить причиной их радости. Природа магии жестока… А королевская кровь — она и в третьем хорле королевская. Очень, очень ценный ингредиент.
Я недоверчиво покосился через плечо и прошептал:
