Наконец Тропинин дождался своего звездного часа. Ради этого единственного залпа он всё затеял. Строил тайные укрытия, позиции и прятался от глаз испанцев, лишь бы подпустить их поближе, на выстрел картечи. И хотя теперь кроме фальконетов у Тропинина были настоящие пушки, он и их зарядил картечью для первого выстрела.
Меня на острове к тому времени уже не было, я наблюдал за баталией из своего убежища на северном мысе, но вполне представлял, как вскипает Лёшкина кровь. По сути это была его первая битва с европейцами, с конкурентами за священную американскую землицу. Кроме того, это была его первая морская битва, а у вскормленного на пиратской романтике парусной эпохи Тропинина давно чесались руки поднести к запальному отверстию фитиль.
Три орудия, два фальконета и с дюжина мушкетов изрыгнули дым и огонь. Это выглядело, конечно, жалкой карикатурой на настоящий пушечный залп. На европейском театре такая стрельба вызвала бы только смех. Но на диких берегах Америки она превратилась в эпическое морское сражение.
Всё же картечь — великое дело. Картечь — царица полей. Даже после изобретения пулемётов она оставалась надёжным средством массового убийства. На флагман обрушился целый дождь из свинцовых пуль и железной нарезки, которую Тропинин наготовил из обломков корабельных изделий. Поток с шелестом пронесся над палубой, впиваясь в доски, разрывая паруса, веревки, плоть. Открытие огня стало полной неожиданностью для противника, и около дюжины человек повалились на палубу убитыми или раненными.
Флагман получил небольшие повреждения. Несколько веревок оборвались, грота-рей встал почти вертикально, парус схлопнулся, словно попавший в завихрение парашют.
Артиллерия правого борта оказалась не готова и молниеносного ответа не последовало. Наши неопытные пушкари даже успели повторно зарядить орудия. Поэтому следующие залпы прозвучали почти одновременно.
У сооружения, возведённого Тропининым, с легендарной крепостью и тюрьмой было общим только название. Ядра скакали по острову, как бильярдные шары от удара неумелой или нетрезвой рукой, и только траншеи да складки ландшафта позволили защитникам уцелеть. Одну из наших пушек задело ядром. Её развернуло, а лафет развалился на куски, но прислуга не пострадала.
Началась хаотичная перестрелка. И в ней выстрелы из мушкетов наносили врагу куда больший урон, чем редкая теперь картечь или ядра. Туземная гвардия упражнялась в стрельбе не один год и вражеским матросам с солдатами приходилось искать укрытия, несмотря на окрики офицеров.
Незнакомых с огнестрельным оружием индейцев такая канонада привела бы в трепет, пусть и ненадолго. Наших зверобоев она заставила бы бросить все дела и навалиться на врага всем миром. Но испанцев стрельбой не удивишь, а дисциплину они чтили. Капитан флагмана быстро оценил обстановку, посчитал соотношение стволов и калибров, а затем принял решение продолжить движение к морю, предоставив разбираться с неожиданной засадой сухопутным сородичам.
Уже через несколько минут корабль вышел из-под удара, сильное течение подхватило его и повлекло к океану. Более не подвергаясь риску матросы бросились латать изодранные снасти.
Если они подумали, что вышли из боя, то поспешили. Потому что при проходе через Золотые ворота неожиданно для них ожила северная батарея. Вместо деревянных макетов на ней уже стояли полноценные хотя и относительно слабенькие шестифунтовые орудия.
Ни один выстрел не пропал даром. Два ядра врезались в борт почти у самой палубы, одно отрикошетило от воды и ударило чуть выше ватерлинии. Ущерб от трех попаданий вышел небольшим, а пакетбот был всё же военным кораблем и с отдельными пробоинами мог легко справиться. Зато четвертый выстрел попал в корму и на время вывел из строя руль.
Испанцы не ожидали удара от давно уничтоженной крепости, тем более удара столь мощного. Флагман ответил бортовым залпом, но поскольку как раз начал рыскать, то его ядра вреда нашим парням не причинили. Зато они сделали это за испанцев. При заряжании кто-то допустил ошибку — скорее всего не пробанил как следует ствол. Одно из орудий выстрелило в своих, а стоящий рядом бочонок с порохом взорвался. Кажется были погибшие и раненые.
Взрыв вызвал сумятицу, пальба прекратилась, что дало возможность кораблю проследовать дальше. Боцман отправлял команды на заделку пробоин, несколько матросов обвязались веревками и свесились за кормой, пытаясь что-то исправить. Но не успели. Киль пакетбота коснулся отмели или камня, корабль развернуло и он намертво встал в ста футах от берега, чуть подрагивая от набегающей воды.
Теперь положение изменилось кардинально. Корабль стрелять не мог, его борт был обращен к батарее под неудобным углом. А вот батарея могла стрелять точно в тире. Поэтому, как только наши парни оправились от взрыва пушки, они принялись добивать корабль.
До прилива, который мог бы снять пакетбот с мели, оставалось еще пару часов и времени на то, чтобы превратить его в руины у пушкарей хватало с избытком.
* * *
Тем временем на Алькатрасе положение тоже изменилось. После ухода корабля Лёшка перенес огонь на лагерь. Морские лафеты не предназначались для стрельбы с большим углом возвышения, а пологим огнём до городка было не добить. Поэтому Лешка заранее соорудил что-то вроде пандуса из земли и камней.
Навесной огонь не был точен, но этого и не требовалось. Ядра просто падали то тут, то там, заставляя обителей лагеря нервничать.
Обстрел и начавшаяся суматоха послужили сигналом для Анчо. К этому времени он уже заслужил доверие испанцев и мог свободно передвигаться по городку. Так что, едва начали падать ядра, он обрезал привязи у коров и коз, а потом незаметно снял часть плетня с загона для свиней. Бросив им под нос горсть желудей или каких-то орехов, он насыпал добавку уже за выходом. Хрюшки быстро покинули узилище и разбрелись сперва по прилегающим к лагерю посадкам, а затем и по всему полуострову.
К сожалению, лошади все оказались при деле, а волы чем-то напугали Мухоморщика и он решил оставить их в покое. Зато успешно проломил заднюю стену барака, где держали местных индейцев.
Испанцы не заметили диверсии, им было не до зверей. Сперва они решили открыть ответный огонь. Выставили свои фунтовые пушечки и попытались добить до Алькатраса. В принципе ядрышки долетали до острова, но уже на излете. Они даже не закапывались в грунт а скатывались по склону и падали в воду или застревали среди камней.
Бесполезную стрельбу прекратили, как только на арене появился их главный начальник — могучий мужчина с седоватой бородкой, в чёрном камзоле с золотым шитьем, в шляпе с перьями. На боку его висела длинная шпага, вместо коротких, но тяжелых клинков, которыми пользовались простые солдаты.
Он быстро навел порядок в нарастающем хаосе. Сформировал несколько отрядов, распределил их по лодкам. Лодок у испанцев было много — три шлюпки и два больших баркаса. Начальник задействовал их все. Кроме того, он приказал поставить на баркасы бесполезные на дальней дистанции фальконеты.
Все приказы исполнялись быстро и чётко, как будто седовласый мужчина только и занимался тем. что штурмовал острова. Не успели наши пушкари перезарядить орудия, как первая лодка уже отошла от берега.
— Не иначе как генерал, — пробормотал я.
Ситуация становилась опасной. При таком раскладе шансов отбить атаку у защитников было немного. Рассредоточившись испанцы могли высадиться в нескольких местах сразу. Попасть же в мелкие и подвижные цели на подходе наши неопытные канониры вряд ли могли, да и пушки были ограничены позициями.
А испанцы тоже ждать не будут, ударят по нашим с баркасов картечью и, пока те будут прятаться по щелям, высадят десант. На суше же победителя определят численность и умение. А и то и другое было на стороне испанских солдат.
Назревала резня, что совсем не вдохновляло меня.
* * *
Положение спас Окунев, который вовремя понял опасность и вывел из бухты «Онисима». Старому галиоту отводилась в генеральных планах роль резерва, подразумевая, что возможно придётся спасать тонущих моряков или перебрасывать войска с берега на берег. Поэтому на корабле был лишь один-единственный фальконет, снятый Яшкой со своего «Кирилла».
