чая и других напитков я отказался. Спасибо, за последние пару часов столько всего выпил, что уже просто не могу. Профессор продолжал изучать меня и мои действия.
Поведал ему историю. Прохоров слушал внимательно и не перебивал, положил на плечо руку и стал осматривать мои повреждения. Почему-то Давид вспотел за этим делом. Когда закончил, то объяснил мне выводы, к которым он пришел.
Маг и правда хотел вырвать железу. Повреждены многие каналы, идущие к ней. Она воспалена, и то, что я вылил на нее сок, было верным решением, иначе бы помер. Проблема в другом, сила железы сейчас почти на нуле. Мое вместилище тратит почти всю энергию, чтобы восстановить важный, как оно решило, орган.
Так как я первый в своем роде, непонятно, что будет дальше. Очень обнадеживающий диагноз. Ноя жив, а значит, надежда еще есть. Профессор в ударе. Нет бы как-то подсластить пилюлю, а он правду-матку режет.
Я передал ему оставшиеся железы и попросил еще сделать бурды. Органы были аккуратно убраны. Вот только нам пришлось на чуть-чуть задержаться, открылось внутреннее кровотечение. Мы это поняли, когда меня стало рвать кровью с жижей.
— Борис, есть одна гипотеза, хоть она и опасная, — сказал профессор, закончив мой осмотр. — Возможно, это поможет твоей железе, но есть пятидесятипроцентный риск.
Он долго исследовал жижу монстра и то, что внутри меня. Проделав сотни опытов, нашел различия, хоть остальное все идентично. В моей железе и жидкости, которая в ней находится, содержится магия, а в монстрах ее попросту нет. Это и есть кардинальное различие, которое позволяет мне до сих пор оставаться человеком.
Поэтому сейчас прямо в отросток начнут вливать жижу каши-монстра, чтобы она восстановила орган. В этом и состоит гипотеза профессора, но чтобы я не помер и не превратился в монстра… Параллельно зальют зелье восстановления вместе с магией профессора, которая будет контролировать все процессы.
Мужик сосредоточился, и из его рук возникли ветки растений, как это было у Цветковой. Они росли и закрывали нас. Когда закончил, оказались будто в хижине. Силушка у Давида куда больше, чем у лейтенанта. Конструкция стала испускать зеленый свет. Профессор отвлекся и поведал мне кое-что.
Оказывается, этот живодер, когда меня проверял, уже все подготовил в моем теле, поэтому он так устал и вспотел. Прохоров сразу заметил повреждения, несовместимые с жизнью. Тогда и родился его безумный план, который Давид начал осуществлять без моего согласия.
— Прохоров… — прошипел я, лежа на кушетке, скрученный его ветками так, что даже не шелохнуться. — Еще раз провернешь такое, я тебя убью! Богом клянусь! Я тебе не подопытная крыса!
— Простите, господин, — улыбнулся мужик, взглянув безумными глазами.
В капельницу вылили оставшуюся жижу, а в другую — зелья восстановления магии. Не слишком аккуратно большие иглы воткнули мне в больной орган. Засранец не стал возиться и долбанул прямо в незаживший шрам.
— А поаккуратнее нельзя? — спросил я, когда по всему телу прошел ток и его выгнуло.
— Нет! — пожал плечами профессор. — Железа, когда она в организме носителя, покрыта коркой, которая ее защищает. Сейчас ваш орган поврежден и все силы направляет на восстановление. Так что вам повезло, — оскалился Прохоров.
Сначала думал отказаться от сомнительного эксперимента, но после того, как кровотечение открылось, я перестал ощущать отросток. Заливая в себя зелья лечения и восстановления магии, держался хоть как-то, но мне точно не хватит сил, чтобы выйти обратно за стену. Обручева, останки Майоровой… Осталось так много задач, помимо основной. Завалить тварь-мага! Еще и время поджимает, не хотелось бы встретить Ольгу каше-монстром.
Смущало, что, скорее всего, маг не даст просто так к нему подойти. Когда он попытался меня убить, игры закончились. Расчет на то, что я не помер, и противник захочет исправить свою ошибку.
Открыли капельницы, по одной трубке потекла черная жидкость, а по второй — белая.
— Борис, слушайте мой голос, — сказал профессор, встав за моей головой и положив руки на нее. — Главное, боритесь. Я надеюсь, у нас получится.
— Могли бы и соврать, что уверены, — улыбнулся я.
Глаза закрылись, и мне показалось, что все органы остановились. Не могу объяснить, сердце перестало биться, легкие не раскрывались. А следом пришла не боль, мне стало легко. Так хорошо… Тела я больше не чувствовал, проблемы куда-то ушли.
Ожидая, что меня может скрутить, как это всегда бывало, я готовился, но нега только увеличивалась. Где-то на фоне услышал вой, протяжный и далекий. Кажется, потом он стал трансформироваться в буквы, а после — в слова.
«Спаси», — вот, что он означал. Только голосов было больше сотни. Сначала по одиночке, а потом объединились в хор.
— Борис! — пытался перекричать их Давид. — Сопротивляйся. Еще чуть-чуть!
— Да чего ты орешь? — сказал я и открыл глаза. — Все же в порядке. И вообще не мешай, так хорошо мне еще не было.
Почему-то профессор не отреагировал на мои слова и продолжал кричать. Хрен его, помешанного, разберет. Стук. Наконец-то я почувствовал, как во мне ожили органы. Еще удар. Голоса на фоне затихали. Черт, удовольствие и покой куда-то уходят!
Цеплялся за них. Словно волна прошлась по всему моему телу, следом еще одна. Очень ярко. Облегченно вздохнул. Я не чувствовал боли ни в одном кусочке тела. Поднялся, почему-то профессора не было рядом.
Посмотрел по сторонам. Лаборатория вся разнесена, как от взрыва. Что произошло? В дальнем углу валялся Давид. У него из носа шла кровь, а сам без сознания. Я спрыгнул с койки и шагнул, как-то оказался рядом с ним.
Достал из артефакта лечилку и влил Давиду в глотку, потом еще одну. Через пять минут он пришел в себя.
— Борис? — уставился профессор а меня удивленно.
— Нет! — постарался жутким голосом произнести. — Его тело теперь мое…
Прохоров вжался в стену и закрыл голову руками. Это тебе за то, что не спросил меня, когда полез в мое тело. В следующий раз будешь умнее.
— Давид, — позвал я его уже нормальным голосом. — Хватит кривляться. У меня дел полно.
Мужик убрал трясущиеся ладони и открыл глаза. Почему-то он часто дышал. Поднял его рукой и заметил, что она черная. Мутация? Снова запустилась? Странно, я думал, что задача зелья и профессора в этом и заключалась, чтобы не допустить распространения моих изменений.
— Борис, — еще раз позвал меня Прохоров. — Ты хорошо себя чувствуешь? Осознаешь, где ты и кто?
— Да! — раздраженно ответил ему, не понимая, что он тут устроил. — Я в подвале, где ты лабораторию сделал. Азъ есмь Солнцев.
— Отлично! — выдохнул профессор. — Ты только не переживай, хорошо? Это уникальная ситуация. В науке
