уже собрались по домам. Мы и так редко веселимся.
— Ага, редко. Каждую неделю, а то и по несколько раз. — Усмехнулся Ершов.
— И что? Это, по-твоему, часто? — Набычился Оболенский.
— Гриш, тебе надо домой. Езжай, проспись. — Посоветовал Лев.
— Да, мы с Марией Павловной тоже поедем домой. — Сказал Картаполов погладив по руке Лавандову. Я заметил у неё на пальце обручальное кольцо? Хмм… Не слишком ли Миша торопится?
— Да и чёрт с вами! — Отмахнулся Оболенский. — Вить, ты как? Поедешь в гости?
— Поеду. Но пить не буду. Просто заночую у тебя, а завтра отправлюсь по делам.
— Ну хоть так. А то даже Кошкина покинула меня. — Кивнул Оболенский и покачнулся едва не упав. — Такси! — Выкрикнул он, тормозя проезжающую мимо машину.
Спустя час мы ввалились в имение Оболенского. Гриша выделил мне комнату, а сам отправился в город в поисках счастья. Наконец-то оставшись в тишине, я закинул руки за голову и задумался. А готов ли я жениться на Юлии? Связать только с ней свою жизнь и больше никогда никого не любить кроме неё?
Хороший вопрос. Ответа на него у меня нет. За то я точно знаю, что она не должна выходить замуж за такую мразь как Быков. Как минимум потому, что он избалованный молокосос, а как максимум, потому что он травит своего отца. Такому человеку нельзя доверять.
Я уже был близок к тому, чтобы уснуть, но решил заглянуть в лавку Ыбракхта. Призвал золотой ключик и провернул его в замочной скважине двери. Полыхнуло зелёное свечение, и я услышал знакомый скрипучий голос.
— Опять припёрся? — Устало спросил древень.
— Старый, тебе бы повежливее быть с клиентами. — Усмехнулся я и приложил ладонь к дощечке.
— Ты ещё поучи меня дела вести. Умник. — Буркнул старик, осуждающе посмотрев на меня.
— Чего такой замученный? — Спросил я, ожидая пока дощечка выдаст мой баланс.
— Да достали уже. За сегодня ничего не купили, а только ходють, смотрють, да спрашивають. Я вам что справочная?
— А на меня ты чего взъелся? Я к тебе уже давно не заглядывал.
— Не заглядывал. Но сейчас припёрся. Спрашивается на кой чёрт? У тебя на балансе вон, считай ноль. А ты ж начнёшь чё то спрашивать, выискивать. Тебе то всё равно, а мне потеря времени. — Вздохнул древень и облокотился на прилавок. — Спрашивай.
— Эммм. А почему тут всего двадцать кубов веры? — Недоумевая я уставился на дощечку, показавшую баланс.
— Ну так твой божок новоявленный всё списал. И со своего счёта, и с твоего. Видать все кубы влил в собственное могущество. С ним разбирайся. У него ж неограниченный доступ к твоим кубам, а ты так. Сегодня владеешь, завтра сдох и кубы передали новому Дубровскому. — Хмыкнул старик.
— Понятно. Тогда вопросов нет. Всего доброго. — Улыбнулся я и закрыл дверь.
Грувдарг говорил о том, что использовал кубы, но я надеялся, что хоть что-то осталось. Не хватило демонических артефактов, и он прихватил все кубы веры, что были накоплены. Ну что я могу сказать? Верное решение. За синергию мне никаких кубов не жалко.
Плюхнувшись на кровать, я снова попытался уснуть, но услышал, как вернулся Оболенский.
— Дамы! Прошу в мои апартаменты! Сейчас я принесу шампанское, будем отмечать моё день рождения! — Торжественно соврал он, ведь его день рождения летом.
А после началась гулянка. Прокуренные голоса девиц пели песни, смеялись, визжали, а позже и стонали. Вся эта какофония не давала мне уснуть, но я вспомнил о старой доброй медитации. Сосредоточившись на дыхании, я отстранился от воплей и утонув в тишине, смог уснуть.
На утро я проснулся полным сил. Воспоминания о счастливой улыбке Юлии грели душу, а вот желудок ничего не грело. Он дико урчал и требовал еды. Накинув байковый халат, я вышел в коридор и увидел Оболенского, тайком выбирающегося из спальни. Гриша приставил палец к губам и попросил, чтобы я не шумел.
От любопытства я заглянул в его комнату и чуть не ослеп. Барон оказывается не барон, а баран. В его кровати спали две бегемотихи. Волосатые руки, оплывшие морды, дряблые тела, залитые целлюлитом и жиром. Твою мать! Да у них даже усики были! Проходя мимо Гриши, я покачал головой и шепнул.
— Надеюсь ты предохранялся.
— И я надеюсь… — Ответил он, судорожно пытаясь вспомнить что за содомия творилась этой ночью.
Гриша обогнал меня и оглядываясь двинул на кухню. Схватив чайник, он осушил его до дна и вытерев рот с отдышкой спросил.
— Есть будешь?
— А ты в состоянии готовить? — Усмехнулся я и пошел искать целебный кусок сала, чтобы пожарить на нём жирнейшей картошки со шкварками.
— Я не в состоянии. Но мы ведь с тобой друзья и заботимся друг о друге. Да? — Гриша плюхнулся на стул и приложил прохладный чайник к раскалывающейся голове.
— Где ты этих красоток откопал? — Спросил я, обнаружив нужные мне продукты.
— Если б я знал, то сегодня же спалил бы этот клоповник. — Пожаловался Оболенский.
— А теперь придётся спалить собственное поместье?
— Видимо да. Но я всё же не теряю надежды, что всё это дурной сон. — Усмехнулся Гриша и приставив палец к губам шепнул. — Тише. Слышишь?
В коридоре гремели шаги, а вместе с ними зазвучали и два хриплых голоса.
— Барончик! Ну это, с днём рождения что ли! Мы ушли. Номера наши у тебя есть, захочешь развлечься, звони!
Спустя минуту дверь грюкнула и Оболенский, испуганно посмотрев на меня, рванул к выходу. Ха! Вот вроде только что умирал от похмелья, а уже накинул на себя покров маны, усиление стихии молнии и быстрее пули очутился у двери захлопнув засов. Гриша вернулся с дурацкой улыбкой на лице.
— Ушли. — Радостно выдохнул он. — Вить, я тебя прошу как друга. Никому не рассказывай о том, что видел.
— Оболенский, да я после такого зрелища едва сдерживаюсь чтобы не выколоть себе глаза. А вспоминать о таком и вовсе не собираюсь. — Сказал я, дочищая последнюю картофелину.
— Вот и славно. — Выдохнул он и откинувшись на спинку кресла закрыл глаза сказав. — Пора кодироваться.
У меня на языке вертелась пара шуток, но глядя на то, как ему плохо, я решил оставить их при себе. Спустя двадцать минут Оболенский сожрал две трети сковороды картошки, выпил крепкого чая и был готов к новым свершениям.
— Завтра в академию идёшь? — Спросил Гриша, едва дыша от обилия съеденного.
— Посмотрим. Нужно раскидаться с накопившимися делами. Может и приду.
— А будем отмечать возвращение блудного Дубровского?
— Ты ещё не наотмечался? — Усмехнулся я видя, как друг быстро отошел от психологической травмы.
— Ну а чё? В академии таких
