— Добрый день, Любовь, — куртуазно поздоровался Андрейка, потянулся поцеловать мне руку, но я не дала, спрятала за спину, тогда он просто кивнул и галантно представился, — Андрон. Художник.
Я посмотрела на тщедушного Андрейку взглядом голодной анаконды и мрачно сказала:
— Ну заходите.
И прошла на кухню.
У меня в квартире было всего две комнаты. И обе спальни. Поэтому принимать гостей там было не удобно.
Так что приходилось по-простому — на кухне.
— Белка! Сестричка! Привет! — Анжелика налетела на малышку и принялась тормошить её, обнимать, целовать.
Вообще она была слишком возбуждённая вся какая-то.
— Анжелика! — строго сказала я, — прекращай мучить ребёнка. Мы после дальней дороги. Устали. Пусть поест.
— А что вы такое вкусное едите? — спросила Анжелика и полезла по кастрюлях. — Андрейка, ты суп будешь? Рыбный.
— Буду, — сказал Андрейка, — Мне густого побольше. А картошки поменьше.
Я только глазами захлопала.
Ну ладно, пока решила из-за ерунды не накалять. Посмотрю, что дальше будет.
Анжелика поставила перед Андрейкой полную миску супа. А сама села напротив, глядя на него влюблёнными глазами.
— А хлеб? — поджал губы Андрейка, не обнаружив хлеба.
— Сейчас! — Анжелика молнией метнулась к хлебнице и закричала, — тетя Люба! А что, хлеба разве нету?
И тут терпенье моё лопнуло:
— Анжелика! — процедила я, — ты совсем мозги потеряла? Мы только с дороги, двое суток добирались. Приехали, а дома ни крошки еды нету. Ты почему супа нам не сварила? Хлеба не купила? И вообще, где ты шляешься, и что это за мужик? Что он делает в моём доме?
— Тётя Люба… — Анжелика возмущённо уставилась на меня, — я тебе записку написала! Там же всё написано!
— Что там написано⁈
— Мы теперь будем жить вместе, — радостная улыбка до ушей была мне ответом. — мы любим друг друга!
— В каком смысле будете жить вместе? — опешила я.
— Мы с Анжеликой будем жить вместе, — отложил ложку Андрейка и вызывающе посмотрел на меня.
— Мужик, ты чё творишь? — тихо сказала я, — ладно она дура малолетняя, а ты чем думаешь?
— Женщина! Я бы попросил! — взвизгнул Андрейка и подскочил, чуть не перевернув тарелку с супом.
— Не ори, ребёнка мне испугаешь, — угрожающе сказала я.
— Так, мы отсюда уходим! Сейчас же! — вскинулся Андрейка и велел, — Анжелика, собирай свои вещи, деньги, документы! Ноги твоей здесь не будет! Всё остальное — через суд.
— Что через суд? — удивилась я.
— Квартиру и причитающееся наследство Анжелике!
— А! Ясно, — кивнула я, — так ты, значит, охотник за приданым, да?
— Мы любим друг друга! — закричала Анжелика.
— Заткнись! — рявкнула я и развернулась к мужику, — так что там за наследство у Анжелики, а?
— Квартира…
— Какая квартира? — язвительно спросила я, — это моя квартира вообще-то.
— Но она здесь приписана!
— Приписана, — кивнула я, — но тебе к этому нет дела. И вообще, ты хоть понимаешь, что за совращение несовершеннолетней я тебя запросто посажу. Ты соображаешь, что с тобой за это на зоне сделают?
— Как несовершеннолетняя? — растерянно пролепетал Андрейка, — она сейчас школу заканчивает и поступает…
— Заканчивает, — кивнула я, и едко добавила, — девять классов. И поступает в училище. Потому что школу не тянет.
— Эхпм… — нечленораздельно хрюкнул мужик и я не поняла, что он имел в виду.
Поэтому жестко продолжила:
— И с наследством ты, мужик, явно обломался. Понимаешь, тут такая ситуация. Мой бывший супруг завёл на стороне другую семью. И детишек настрогал. А потом, когда мамка ихняя упорхнула, привёз их мне. Заставил взять на воспитание. А потом он опять новую любовь нашел, меня и детей своих бросил, а сам уехал. А я их пожалела, чтобы в детдом не отдавать. У оставила вот себя. И в своей квартире само собой прописала.
Андрейка сидел с потерянным видом.
— Поэтому ничего у Анжелики за душой нету. И тебе квартира моя не обломится. Здесь ещё пятеро прописаны.
Я посмотрела на Андрейку и подвела итог:
— Так что музу ты себе выбрал неправильно, художник. Я сейчас слишком устала с дороги, чтобы разборки с тобой здесь устраивать. Так что у тебя есть возможность тихо сдриснуть и не забивать больше девке голову. А если нет — я тебя сгною. Обещаю.
Андрейка побагровел, а я тихо добавила:
— ты не понял, что ли? Пошел вон!
— Хамка! — выпалил Андрейка, подскочил и выбежал из квартиры вон, даже не взглянув на Анжелику.
А она, во время всего этого разговора сидела в уголочке с открытым ртом и только беззвучно воздух хватала. Когда неудавшийся жених ушел, она зарыдала, громко горько и безутешно.
— Порыдай, порыдай, — сердито сказала я, — меньше ссать бегать будешь. Ишь, любовь она нашла! Школу ещё не закончила, зато уже за мужиками бегает. Вся в мамку. И в папку!
— Я…я… не… бега-а-аю… — рыдала Анжелика, пуская сопли пузырями.
— А что ты делаешь? — удивилась я, — или ты себя такой неотразимой считаешь, что прямо они пачками к твоим ногам падают?
— Я-а-а-а… — безуспешно попыталась выдавить из себя нечто членораздельное Анжелика.
— Тетя Люба, — тихо пискнула Изабелла, которая всё это время сидела за столом, как мышка.
— Что Беллочка? — повернулась к ребёнку я.
— А почему она плачет?
— Анжелика?
— Угу…
— С детством прощается, — вздохнула я и добавила, — разбила розовые очки, и стёклами внутрь.
Я встала и вышла в комнату, чтобы взять таблетки, что-то разболелось сердце. Когда возвращалась на кухню, услышала голос Белки:
— Не плачь, тётя Люба хорошая…
Следующий день у меня был тоже свободный (взяла десять дней отпуска), поэтому с лёгким сердцем я оставила Изабеллу на Анжелику. Та дулась на меня, отказывалась есть и не разговаривала, но меня это волновало мало. Я ей предложила, раз не нравится — я могу её устроить в детдом, а там пусть как хочет. Причём в детдом она пойдёт не одна, а вместе с Ричардом и Изабеллой. Которые будут знать, что это всё из-за неё.
Анжелика, когда я заявила ей про детдом, ещё что-то там пыталась огрызаться, но при упоминании о Ричарде и Белке — дрогнула. Я вообще заметила, что сироты, у которых нет родителей, стоят друг за другом насмерть. Ну и воспользовалась этим. Почему бы нет.
Да, я знаю, что это всё — манипуляция и шантаж, но нужно же было как-то бороться. Влюблённая дурочка-малолетка — это диагноз. И взрослая логика здесь не катит. Все доводы разбиваются об её эмоции и взрыв гормонов. Ничего тут не сделаешь. Поэтому пришлось надавить таким вот нечестным образом.
А то ещё не хватало, чтобы пошла по рукам. Хватит и этого мужика.
В общем, оставила я девчат дома, надавала кучу заданий (помыть посуду, подмести пол и так далее), а сама отправилась в «Хопёр-Инвест».
В этот раз давешняя служащая встретила меня кисло:
— Зачем вам забирать всю сумму? — принялась уговаривать она меня, — там большие проценты. Пусть еще месяца два полежит, утроится. Купите себе потом шубу.
Я мысленно ухмыльнулась — цену таким вот посулам мы знаем.
— Согласна с вами, — принялась рвать шаблоны я, — абсолютно согласна. Но старика иначе не переубедить, понимаете? У него же денег — куры не клюют! И, я считаю, что держать такие суммы под матрасом — глупо. Но он же такой упрямый и недоверчивый. Он прекрасно знает, сколько я взяла. И если я сейчас принесу и покажу ему, какой процент большущий получился — то завтра я смогу принести сюда, к вам, все его деньги. Вы же нам процент повыше сделаете? Там несколько миллионов, да.
— Конечно! — радостно закивала служащая, да так, что все три её подбородка приветливо задрожали.
— Вот и ладненько, — согласилась я, — а теперь несите мне деньги с процентами.
— А может давайте мы вам десятую часть отдадим, а остальное пусть полежит? — сделала последнюю попытку тётка, — мы вам справку дадим, что вся сумма под процентами.
