— Это долгая история, Владимир Ильич… — попытался возразить воскресшему вождю Сталин.
— А мы, разве, куда-то спешим? — Ленин, стряхнув осколки стекла на мраморный пол Траурного зала, уселся на краешек постамента, на котором был установлен его саркофаг.
— Нэт, совсэм нэ спэшим, Владимир Ильич, — произнес Сталин, смело глядя в лицо воскресшего вождя. — Врэмя у нас еще имэеца…
— А сотворить с собой вот это самое, мой друг, — Ленин постучал себя сухоньким кулачком в грудь, — кишка оказалось тонка?
— Нэ тонка, — печально выдохнул Сталин. — Настоящэму рэволюционэру не вэдом страх! После смэрти, если бы таковая случилась и со мною, я лег бы рядом с вами, Владимир Ильич. К тому были созданы все предпосылки. Но, пока обошлось — я еще жив…
— Так как ты сумел сотворить со мной такую архизанятную штуку, Коба? — вновь поинтересовался Ильич. — А усыпальницу вы отгрохали с размахом! Мне нравится! — неожиданно похвалил он Иосифа Виссарионовича.
— Вы еще не видели её снаружи, — улыбнулся в усы Джугашвили. — На Красной Площади, из красного гранита и черного лабрадора. Монументальное сооружение!
— А как Наденька к этому отнеслась? — неожиданно спросил Ленин, вспомнив о супруге.
— Надежда Константиновна была резко против, — не стал кривить душой Иосиф Виссарионович. — Но ведь она была не в курсе настоящего положения дел… Но вы нужны были дэлу рэволюции, Владимир Ильич… Поэтому, имэнно я настоял на бальзамировании вашэго брэнного тела, попутно провэдя обряд привязывания к нэму души… — словно оправдываясь, немного суетливо произнес Сталин. — Я надэялся, что нам с товарищами удастся воскрэсить вас в будущем. И я вэсма рад, что не прогадал!
— А наши достижения? — Поглаживая куцую бородку-эспаньолку, произнес Ленин. — Я надеюсь, вы их окончательно не просрали без меня? Когда я… уходил, вы усиленно грызлись с товарищем Троцким, как кошка с собакой. Он, надеюсь, еще жив? Но, если меня воскресил именно ты, Коба, о Леве, как о политическом лидере страны, думаю, можно забыть?
— Вы проницатэльны как никогда, Владимир Ильич! Товарищ Троцкий надэлал после вашэй смэрти столько нэдальновидных ошибок, что ему пришлось спэшно покинуть нашу вэликую дэржаву. Он сэйчас на пэнсии, гдэ-то в мэксиканских пампасах… брокколи выращивает, — нервно хохотнул отец всех народов. — Да и Бог ему судья!
Не дослушав постаревшего соратника, Ленин бодро спрыгнул на пол с пьедестала.
— Хм… а ведь ничего не ломит и не болит! — с удивлением произнес он, приседая. — Я нахожу некоторые плюсы моего текущего состояния. — Как вам это удалось? — Вернулся он к интересуещей его теме «воскрешения». — Ведь я теперь, как мессия… Как сын Божий — Иисус Христос.
— Если не возражаете, я расскажу все по дороге, Владимир Ильич, — произнес Иосиф Виссарионович, открывая доступ к потайному рубильнику, один поворот которого заставил сдвинуться со своего места многотонную плиту пьедестала, скрывающую тайный ход в подземелье. — Следуйте за мной, — произнес он, спускаясь по замшелым каменным ступеням. Было видно, что каждый шаг Сталина дается ему с трудом.
— А вы, батенька, действительно стали развалиной! — Сталину не удалось утаить своих проблем со здоровьем от внимательного взгляда Ильича.
— Артрит, радикулит, суставной рэвматизм и проблэмы с легкими… — усмехнулся Иосиф Виссарионович. — Нэ мальчик уже — шэсть дэсятков за плечами! Тюрьмы, зоны, лагеря тоже не добавили здоровья.
— А вы еще и курите, словно паровоз с Николаевской железной дороги! — Беззлобно поддел своего престарелого соратника вождь. — Бросать надо, батенька, обязательно бросать эту вашу пагубную привычку!
— Как-нибудь брошу… при случае, — произнес Сталин, погружаясь во влажную духоту подземелья.
Воскресший Ленин послушно топал следом, постукивая каблуками новеньких не разношенных ботинок по каменным ступеням. Древний ход, распложенный под Мавзолеем вождя мирового пролетариата, уводил старых соратников, один из которых являлся ожившим мертвецом, а второй — стариком, все глубже и глубже под землю.
— Занятненько, Иосиф, — не переставая вращать головой, разглядывая местные «достопримечательности», произнёс Владимир Ильич, — похоже, что эти катакомбы под Кремлем, существовали задолго до его постройки.
— Очэнь задолго, Владимир Ильич, — произнес Сталин.
— Так почему же о них никто ничего не знал до сих пор? — поинтересовался воскресший вождь всех пролетариев.
— Позволю с вами нэ согласится, Владимир Ильич, — возразил Иосиф Виссарионович, тяжело и сипло дыша — в влажном воздухе вновь взбунтовались загубленные частыми ссылками, тюрьмами и крепким табаком легкие. Суставы «скрипели», отдаваясь острой болью на каждый шаг вниз по казавшейся нескончаемой каменной лестнице. Но он стойко терпел, поскольку уже давно свыкся с этой постоянной болью. — Об этих катакомбах было извэстно, по крайней мэре, одному из русских царей — Ивану Грозному.
— А, Смарагд Рюрикович? — Припомнил Ильич крестильное имя нелюдимого и, наверное, самого кровавого царя на Руси. — Историки утверждали, что он был поистине безумным самодержцем…
— Нэ таким уж и бэзумцем он был, как его «рисуют» наши историки, — вновь возразил Иосиф Виссарионович. — Вэдь нам нужно было выставить самодэржавие в самом нэприглядном для народа свете. Иначе, зачэм его было свэргать, в концэ-то концов? Мнэ довелось читать днэвники, писанные его рукой — вполнэ вменяемый правитель, нэ хуже нэкоторых. О Романовых я вообщэ промолчу.
— Вполне может быть, — согласился Ильич. — Только ты так и не ответил, для чего из меня нужно было делать это пугало?
— Вы забыли? — натурально изумился Иосиф Виссарионович. — Наш договор с ним… — напомнил он Ленину. — Я не мог допустить, чтобы он всецело завладел вашей душой и смог диктовать нам свои условия! В ином случае, мы бы с товарищами нэ выстояли… Дажэ сэйчас у нас во многом связаны руки — проклятые дэмоны прэисподнэй совсэм распоясались и творят на нашэй земле, что хотят!
— Прискорбно, — согласился со старым соратником по революционной борьбе Владимир Ильич. — Это не дело, когда безопасность целой страны завязана на одного человека… Вернее, на его душу. Я это прекрасно осознавал, когда расписывался кровью и приказывал сносить церкви… Просто не рассчитывал, что так быстро… уйду… Ведьу нас был четкий план, точка невозвращения — когда все еще можно было поправить…
— Никто на это нэ рассчитывал, Владимир Ильич. Нам достаточно было дэсятка лет… Но враг рода человэчэского тоже это прекрасно осознавал. Однако, был найден способ… — с отдышкой произнёс Сталин, остановившись, чтобы немного отдохнуть, — без нэго мы бы нэ продержались и пятилетки после вашей скоропостижной смэрти…
— Что ты имеешь в виду, Иосиф? — Ленин тоже остановился, позволяя престарелому соратнику собраться с силами.
— Нашим пэрэдовым ученым Воробьеву и Збарскому, изучающим процессы, так называемых, божественных и демонических планов, удалось разработать принцип «накопления Веры» — энергии, которую тысячелетиями узурпировали сначала многочисленные языческие боги, а затем и низвергнувший их единый…
— Именно с этой целью вы и сотворили со мной это? — Ильич развел руками, как бы демонстрируя свою новую ипостась — ожившей мумии.
— Да, Владимир Ильич! — твердо ответил Сталин, глядя своими желтыми немигающими глазами в прищуренные глаза ожившего вождя. — Имэнно с этой целью ваше тэло было забальзамировано и помещено в спэциально выстроенный для этого мавзолей-зиккурат, призванный собирать и концэнтрировать эту «энэргию Веры».
— Ты что, хотел сделать из меня «нового бога»? — опешил Владимир Ильич, даже сбившись с шага и едва не полетев кувырком по крутым ступенькам.
— И, почти сдэлал! — не дрогнув ни единым мускулом на обрюзгшем лице, произнес Сталин. — Без этого нам никогда не пэрэломить сложившуюся ситуацию! Иначэ, нашэ молодое государство просто раздавят и сотрут навсэгда с лица зэмли! У нэго к мировому импэриализму свой интэрес.
