Это ты пророчишь что-то? — я напрягся.
— Что тебе сказали твои похитители? — перевел тему Карнат.
— Не увиливай, старик. Что там с моей охраной?
— Я сказал достаточно. Уши ты имеешь, — он присмотрелся ко мне, сузив глаза, — вроде.
Я думал, что самый вредный старик в этом мире — это Буривой, мой дед. А тут появился претендент на это высокой звание. Ну и ладно, будем разбираться с моей охраной потом.
— Филипп много чего говорил…
— Филипп? — Карнат утратил наигранную веселость и, вцепившись в посох, уставился в меня своими колючими глазами.
— Да, он так представился. Тайный кардинал-епископ вроде.
— Вот даже как, — старичок глубоко задумался.
— Может, объяснишь? Карнат?
Но старик ушел глубоко в себя. Ну и ладно, я подожду. Я, от нечего делать, начал разглядывать его посох. Освещение, конечно, оставляло желать лучшего, но за неимением гербовой, как говорится…
Итак, посох Карната можно было смело относить в любой музей, как произведение искусства. Его основное качество, кроме внешней ветхозаветной древности, заключалось в том, что им можно было огреть, не сильно калеча, но чувствительно донося свои мысли.
— Значит так, — дед подобрался и серьезным тоном продолжил, — тогда мне нужно многое тебе рассказать.
Вот так! Только отвлечешься на размышления с самим с собой, так он опять вмешивается. Буривой, у тебя серьезный конкурент.
— Дык, я весь внимание, дед Карнат!
— Не ерничай, отрок, — цыкнул он, — лучше расправь свои уши, я видел, они у тебя есть. Вроде бы.
А сам чем лучше? Это я значит ерничаю? Тяжело вздохнув, я показательно уставился на него и приготовился внимать речи старика.
— Хм… — дед приобнял посох.
Кажется, он собирается этой палкой «чувствительно донести мысли» в мою черепушку.
— Да ладно, не кипятись, — я перестал дурачится и сел в кровати поудобнее, — слушаю тебя.
Карнат еще секунду подозрительно меня оглядывал, но, видимо, осознал серьезный настрой собеседника и расслабился.
— Скоро к тебе подойдут войска Византии.
— Я в курсе.
— Они попробуют с наскока взять тебя.
— Обломятся.
— А после будут плести интриги и придумывать хитрые ловушки.
— Выдюжим.
— Да хватит меня перебивать, — взвился Карнат, повышая голос, — выслушай сначала, а потом токмо мнением делись.
— Как скажешь. Молчу, — я удивился нервозности старика.
— Шутки закончились, Ларс, — Карнат посмотрел на меня исподлобья, — если в это дело вмешался Филипп, то дела у них и в самом деле не ладятся.
Я решил помолчать. Лучше пусть уже рассказывает, раз я смог сбить с него всю важность.
— После того, как ты пришел в гости в этот мир, больше не было замечено возмущений. За тобой захлопнулась дверца. У нас поговаривали, что все из-за тебя. Триумвират из-за отсутствия гостей начал волноваться, но мы не были уверены, что все это звенья одной цепи. Раз Филипп лично решил испачкать ручки, то наши догадки верны, а значит, мы на верном пути. Я вежливо молчал, хотя распирало от тысячи вопросов.
— Да спрашивай уже, — раздраженно махнул старик, видя мои скромные попытки сдержать любопытство.
— Почему перестали появляться гости и как это вы определили? Может быть, они на другом континенте стали появляться? Что значит «мы на верном пути»? Как это отображается на наших договоренностях? Мне больше не надо убирать Триумвират? И кто вообще такой этот Филипп?
Старик прикрыл глаза рукой и тяжело вздохнул. А что такое? Сам разрешил спрашивать. Я еще только начал задавать вопросы, а их у меня накопилась уйма.
— Карна, наша богиня, — снова вздыхая, начал отвечать старик, — дала нам возможность чувствовать любое возмущение Мирового древа, любое искажение, а значит, мы можем чувствовать миг, который приводит в наш мир «гостей». Причем, не важно, где именно появляется «гость» — здесь, под носом, или за тысячу тысяч верст отсюда. Мы на верном пути — это значит, что нам удалось изменить сторону, в которую растет наша ветка. То, что не появляется больше «гостей», означает, что ветка не соприкасается с другими. А значит, и наши договоренности остаются в силе, — здесь он сделал значимую пазу, чтобы я осознал приверженность к договоренностям и не вздумал своевольничать, — а по поводу Филиппа, могу сказать, что он единственный назначенный лично Папой римским епископом. До Филиппа церковная власть подчинялась назначениям монархов. Папа только соглашался и утверждал епископов и кардиналов.
— И что? Это что-то меняет?
— Да, теперь Папа стал олицетворять монарха.
— А разве раньше было по-другому?
— Судя по твоему удивлению, в твоем будущем так и было. Ладно, это сейчас не важно. Важно то, что Филипп — это исполнение воли Триумвирата, который уже несколько веков ведет нашу ветку в ту сторону, где гибель мира неизбежна. Филипп — особый порученец. Он просто так и палец об палец не ударит. Значит, случилось что-то действительно важное. Этот Филипп — хитрая и высокомерная тварина, которая не остановится ни перед чем ради достижения поставленных целей, — старик сердито стукнул.
— И что теперь? Ты пришел сказать только это? Предупредить о том, что я и так знал? Напугать Филиппом?
— Ты знал про Византию? Это хорошо, — Карнат хмыкнул, — я должен сообщить тебе, чтобы ты был поосторожнее с советником Михаила. Его зовут Инвентор.
— Это имя такое?
— Не знаю. Он откликается на это прозвище. Будь осторожен. Карна недвусмысленно намекнула, что твое противостояние с византийцами связано не с Михаилом, а с энтим Инвентором.
— Любопытно. И что мне делать с этой информацией? — я хмуро уставился на деда.
— Ты — царь! — улыбнулся Карнат, — Тебе и решать. Мое дело — донести мыслю, твое — услышать.
— Ты грозился мне многое рассказать, а сказал всего лишь про советника.
— Я приходил для того, чтобы показать проблемы с твоей охраной. Но раз в дело вмешался Филипп, то тебе надо знать и про Инвентора.
— Лучше бы посоветовал что делать с ханом или сказал бы что-то по поводу предателя в моем лагере. Но ты, я так понимаю, на такие вопросы не отвечаешь?
Карнат улыбнулся, поглаживая посох. Он резво встал и направился к дыре в шатре, но потом резко передумал и, махнув рукой, вышел через парадный выход, не удостоив взглядом бодрствующего Агу.
