Попытка провести дознание по горячим следам не удалась – все виновники «бунта» находились в бессознательном состоянии, но кое-что предпринять все же стоило. Я жестом подманил центуриона-союзника.
– Имя?
– Млет Келсо, центурион шестого легиона. Повиновение генералу! – вытянулся по стойке «смирно» центурион. Вот только торжественность момента немного смазывал расплывавшийся на довольной морде Млета фингал.
– Так, Млет Келсо, с этого момента ты сентар и начальник гарнизона Койсума. Представление сделают утром. Нынешнего найдешь сам и отстранишь от власти за несоответствие.
– Прошу простить, ваша милость, но я боевой офицер и…
– Келсо, тебе сколько, пятьдесят?
– Сорок восемь! – ответил новоиспеченный сентар, яростно сверля меня взглядом.
– И скоро ты уже не сможешь нормально выдерживать марши, как и твои товарищи из легиона, которые уже обзавелись сединой в щетине. Так что сделай доброе дело и для себя, и для них, обеспечив теплым местом на старость. А мне здесь нужен порядок. Судя по злобной морде и седине, ты загнешься раньше, чем успеешь скурвиться. В городе творится настоящий бардак. Сколько, по-твоему, за ночь случается драк, в которых калечат и даже убивают легионеров?
– Не знаю точно, но много, – нахмурился Келсо.
– А это, между прочим, наши с тобой братья и защитники империи. Так что слушай и не перебивай. Завтра утром начинается сбор. – По удивленным глазам бывшего центуриона я понял, что для него это новость. – Да, именно завтра, и я так понимаю, что местное начальство не удосужились никого предупредить. Теперь местное начальство – это ты. Я и сам не знаю, что здесь можно сделать, но чтобы к утру в городе царил порядок. Кстати, наведайся к восточным воротам, увидишь много интересного и, надеюсь, сделаешь правильные выводы. Всех, кто начнет возмущаться, выделишь в отдельную центурию и отправишь в свой легион, а оттуда заберешь верных тебе людей. Приказы на перевод подпишут в канцелярии без вопросов. Все, иди работай.
Отправив нового сентара, я повернулся к остальным легионерам – как лежащим на полу, так и столпившимся у стены.
– Так, господа хорошие, те, кто меня не слышит по причине беспамятства, получают терновый венец на татуировку и валят из легиона. А вы, наблюдатели, за то, что спокойно смотрели на попытку убить генерала, отправляетесь простыми легионерами в легионы пограничного круга. – Уловив ненависть в глазах офицеров, я добавил: – Если кому-то мое решение кажется несправедливым, пусть высказывается и присоединяется к тем, кто лежит на полу. Как физически, так и в плане карьеры.
«Медведи», державшие под контролем помещение, всем своим видом буквально упрашивали нахохлившихся легионеров сказать хоть слово. Впрочем, смельчаков не нашлось.
Посмотрев, как «медведи» выводят арестованных, а официанты наводят порядок в помещении, я устало рухнул на диван.
Блин! Если это и есть власть, то она мне и на фиг не нужна: решать чьи-то судьбы – слишком тяжелая ноша. А если бы я не создал настолько острой ситуации и не поставил офицеров перед выбором? Они бы сейчас жили по-прежнему, без проблем и забот. Ведь среди них могли быть неплохие люди и командиры для своих солдат. С другой стороны, те, у кого была честь, – вмешались, а без чести власть над другими людьми, особенно в армии, – это инструмент садиста и самодура.
Так, хватить рефлексировать!
Буквально через двадцать минут в комнате воцарился порядок – казалось, мы по-прежнему спокойно ужинаем и никакого бунта не было.
Перепуганная мадам робко подошла к столику.
– Чего еще желает ваша милость?
– А знаешь? – пришла мне в голову неожиданная мысль, хотя какая уж там неожиданная в таком-то месте. – Мне захотелось женского общества.
– Сейчас я позову девочек, и вы выберете.
– Девочек ты, конечно, зови, но выбирать не буду. Сегодня у вас выходной, так что закрывай заведение и давайте просто отдохнем в приятной компании, все затраты за мой счет!
Мадам сначала задумалась, но затем тряхнула головой, и в ее глазах загорелись озорные огоньки.
– Девочки, у нас сегодня праздник!
Эхом донесся из холла многоголосый визг девичьего хора.
Сразу стало как-то весело. Я действительно хотел просто пообщаться с женщинами – грубые морды легионеров, и тем более «медведей», несмотря на все мое расположение к ним, как-то утомили. Хотелось изящества и легкости. Радужную картину портило только выражение лица Лована. Искривив в ухмылке рот, он быстро изобразил на пальцах некую фигуру.
Понимание языка жестов постепенно приходило – где из памяти генерала, где просто из наблюдений, и я разобрал изображенную фразу: «Десятник оторвет тебе голову».
Ну и пусть. Сколько той жизни, а сейчас мне хочется праздника.
Праздник действительно удался – почти до рассвета мы болтали ни о чем, девочки играли на инструментах, напоминавших карликовые арфы, много пели и до колик хохотали над анекдотами, которые в этом мире были в новинку. Под конец даже черствый как полугодичный каравай Лован начал тихо похрюкивать.
Миниатюрная шатенка, имени которой я так и не запомнил, все же довела «осаду» до победного конца и утащила меня в свою спаленку, за что получила на прощанье чувственный поцелуй и обещание подарка в виде золотых сережек.
Ночь, какой бы прекрасной она ни была, заканчивалась, и меня ждал новый день – хороший или плохой, неизвестно, но уж точно нескучный.
Утренний Койсум ничем не напоминал тот разгульный город, который я видел ночью. Возможно, так было всегда, но скорей всего причиной изменений являлись мои действия и работа нового коменданта – небольшие отряды легионеров сосредоточенно спешили в сторону восточных ворот и делали это очень организованно. Многие держали строй с большим трудом, и я подумал, что парням следует сделать определенную скидку – из мужской солидарности.
Обратно на полигон я отправился в том же сопровождении плюс два десятка «медведей», настороженно оглядывающих окрестности. Но опасаться им было нечего – в Койсуме царил абсолютный порядок. Новому коменданту хватило половины ночи, чтобы поставить все на свои места. На уже знакомой мне маленькой площади патрулей бродило больше, чем праздно шатающихся горожан, – гуляющих в одиночку легионеров не было вообще. Восточные ворота охранял десяток легионеров в полной выкладке, которые, увидев меня, превратились в соляные столпы – в легионе отдавать честь на посту без обращения старшего по званию было запрещено.
Только в этот момент я окончательно понял, что между римскими легионерами и местными нет ничего общего – другие шлемы, панцири и оружие, а щит вообще ничем не напоминал римских скутумов. Если уж сравнивать, то с греками – с их круглыми щитами и рельефными, «культуристскими» панцирями. Но и здесь сравнение было не очень корректным – просто другие ассоциации в голову не приходили.
Выезжал я из ворот с чувством собственной значимости, а вот на подъезде к полигону боевой задор немного поутих. И было отчего.
Дорога проходила мимо невысокого холма, словно самой природой предназначенного для наблюдения за окрестностями, и я не удержался, направив своего битюга на подъем.
Картина открывалась потрясающая. Раньше большие массы войск, особенно древних, я видел только в кино. Но куда там Голливуду с его сотней разряженных статистов, размноженных в тысячи с помощью графики и дубляжа.
Полигон ожил. Людской водоворот в одном из секторов огромного поля постоянно двигался, а пока еще далекий гам напоминал гудение пчелиного улья. Мне казалось, что там собралось несколько десятков тысяч людей, но простые вычисления и память генерала подсказали, что легионеров только две тысячи – один легион.
Или нет? Во внутреннем круге не осталось полных легионов, так что здесь тысяча, не больше. И все равно много. Когда соберутся все шестнадцать неполных легионов этого сектора внутреннего круга, толпа получится еще та.
И что я с ними буду делать?
При въезде на основную дорогу полигона нас ждал эскорт из «медведей» и очень злого Дархата. Выир тоже был не в радужном настроении, но не особо это демонстрировал, а вот десятника понесло:
– Ваша милость, ежа теб…
– Дархат! – пришлось мне прервать злобное шипение ординарца. – Совсем расслабился на мирных харчах, старый пенек!
– Раз я вам так немил, – надулся десятник, – уйду в пограничный легион, подальше от чокнутых генералов.
– Дархат, а если тебя выпороть? – с напускной суровостью пригрозил я, вполне понимая гнев десятника, которого не только лишили развлечений, но и заставили поволноваться. А он волновался, и это было видно.
– Не будете вы никого пороть. Никогда не пороли. Вот всеми святыми клянусь – уйду.
– Ладно, хватит дуться, – примирительно фыркнул я, пока вдвоем ехали в сторону лагеря «медведей».
Дархат сидел на лошади как корова на заборе, и пошел он на этот подвиг только для того, чтобы пораньше выказать мне свое недовольство. Заметив, что «обмен любезностями» закончен, Выир подъехал ближе.
