в Вятскую губернию с Поволжья и из Сибири. Ему бы, дураку, радоваться. Уж коль скоро в губернии нет контрреволюционных выступлений, значит, чекисты хорошо работают.
А все эти вопросы можно узнать и не присутствуя на заседании: финансирование слабое, техническое обеспечение на уровне девятнадцатого года, потому что до отдаленных уездов сотрудникам приходится добираться на лошадях, а железная дорога, хотя и находится в исправном состоянии, но поезда ходят редко.Моральную составляющую товарищ Дзержинский вообще пропустил, поморщился и махнул рукой — мол, приступаем к голосованию. Разумеется, работу губчека признали удовлетворительной.
Сумрачев, довольный по самые уши, вышел, а мы приступили к рассмотрению еще одного вопроса — превышению служебных полномочий со стороны особоуполномоченного ВЧК на Кавказе Шишкина, который попытался пристроить свою любовницу в ИНО, а получив отказ, умудрился выдать ей заграничный паспорт и помог уехать в Турцию, снабдив деньгами.
— Владимир Иванович, вы в курсе? — поинтересовался Дзержинский.
— Если бы Шишков сумел пристроить любовницу в мой отдел, был бы в курсе, а если не смог, то это решалось на уровне заместителей, — пожал я плечами. — Кадровые вопросы в ИНО я решаю сам, сотрудников тоже утверждаю лично, но их подбирают мои заместители. Если эту даму не взяли в ИНО, она этого не заслужила.
Феликс Эдмундович кивнул. Впрочем, вопрос был задан для проформы.
— А откуда поступило сообщение о злоупотреблениях Шишкова? — поинтересовался я. — Если это лишь кляуза?
— От Стасовой, из Кавказского бюро РКП (б). Материал проверен.
Елену Дмитриевну Стасову я уважал, хотя она и слопала когда-то почти все драники, что я нажарил для Наташки. Значит, факт имел место.
— Есть предложение отозвать Шишкова с Кавказа и отдать под трибунал, — озвучил Дзержинский решение и все дружно подняли руки. Пожалуй, если бы Шишкова только отправил любовницу в Турцию, то ему, возможно, сошло бы с рук, но если украл казенные деньги, такое спускать нельзя.
После коллегии Председатель не стал совещаться сразу со мной и с Артузовым, а попросил меня задержаться в кабинете, а Артура отпустил, из чего я сделал глубокомысленный вывод, что совещания по Савинкову не будет.
Я вкратце пересказал начальнику новости, с которыми прибыл в Москву, упомянул о том, что пытаемся установить местонахождение Савинкова (если это Савинков, в чем я до сих пор не уверен) и о предложениях по открытию торгпредств в Берлине и Вене. Опасался, что Феликс Эдмундович упрекнет меня в том, что я слишком увлекаюсь торговлей и всем прочим, но не дождался. Председатель спросил иное:
— Стоит ли сохранять наши базы в торгпредствах после установления дипотношений?
Я слегка удивился вопросу. Разумеется, сохранять легальные базы стоит. А если есть одна база при торгпредстве, вторая при посольстве, это вообще хорошо. И Председатель это прекрасно понимает. Но Феликса Эдмундовича волновало другое.
— Политбюро считает, что численный состав ВЧК слишком раздут, что его сложно финансировать в новых условиях. Иностранный отдел сможет существовать на средства Игнатьева, но они же не беспредельны. Да и основная часть идет на закупки продовольствия, медикаментов и всего прочего, необходимого республике.
Деньги — это только одна из причин. Думаю, не самая главная. Слышал краем уха, что товарищ Каменев на заседании политбюро назвал ВЧК «Обезумевшим всадником с маузером в руке, мчащегося впереди эскадрона и не понимающего, что пора уже встать в общий строй». И Ленин, и другие члены правительство давно собираются не просто реформировать ВЧК, а найти ему место в государственной структуре. Но коли Дзержинский не стал поднимать вопрос о политической подоплеке, не стану и трогать эту болезненную тему.
— Я постараюсь в самое ближайшее время перейти на самоокупаемость, — пообещал я.
Не стал хвастать, что кое-какие средства я уже накопил — имеются кое-какие отчисления и деньги, полученные от Семенцова, но деньги следует зарабатывать. На поставки во Францию сушеных грибов и ягод пока рассчитывать не стоит, да и не факт, что удастся хотя бы отбить потраченные деньги.
— Я принял решение купить банк, — сообщил я. Потом поправился. — Если вы не станете возражать.
Не стал говорить о том, что механизм покупки уже запущен.
— Банк? — хмыкнул Дзержинский. Подумав, сказал. — Пожалуй, в этом есть свой резон. Можно будет проводить финансовые операции, никого не ставя в известность. Считайте, что я одобрил ваше решение.
А когда это спецслужбы ставили в известность о тайных финансовых операциях? Об этом только руководитель службы должен знать. Возможно, что руководитель страны.
— Как считаете, груз дойдет? — поинтересовался вдруг товарищ Дзержинский.
Это он про Орлова? Ну, а про что же еще. К чему тут Эзопов язык? Или товарищ Дзержинский не доверяет стенам собственного кабинета? Нет, скорее из суеверия, присущего даже таким людям, как «железный Феликс».
— Экипаж надежный, судно уже несколько дней находится в море, — как можно обстоятельнее доложил я. — Если с нашим грузом ничего не случится — нечаянной порчи, или неожиданной гибели, то через день корабль будет в Риге. Нужна будет группа (я не сомневался, что в столице буржуазной Латвии уже бьют копытом люди Артузова), чтобы перегрузить груз на другой транспорт. Там еще маленькая посылочка от меня, тоже нужно доставить в Россию. Все накладные я передал.
Товарищ Дзержиский кивнул, а я продолжил:
— Единственное, о чем бы хотел попросить — чтобы в будущем меня ставили в известность заранее. В этот раз повезло, что имелось уже зафрахтованное судно, груз, но все равно — пришлось покрутиться.
Не стал говорить, что крутиться пришлось не мне, а Никите Кузьменко, но начальник несет и ответственность за неудачи своего подчиненного, и разделяет его славу.
— Феликс Эдмундович, я подготовил ходатайство о награждении некоторых сотрудников торгпредства ценными подарками. В первую очередь, хотелось бы отметить Никиту Кузьменко.
Председатель без слов подписал ходатайство. Теперь дело за малым — оставить бумагу в секретариате, проследить, чтобы секретарь положил ходатайство в папку с надписью «К исполнению». Конечно, он ее и так туда положит, но для надежности. Авось, в декабре все упомянутые в списке получат часы с гравировкой и грамоту.
Дзержинский, между тем, придвинув по столешнице подписанное ходатайство, отложил в сторону ручку. Решил, было, закурить прямо за столом, но вспомнив о моем «старообрядчестве», встал и ушел к окну. Закурив папиросу, сказал:
— Владимир Иванович, не в моем обыкновении оправдываться за содеянное, тем
