своё сердце. В таком случае я сделаюсь обыкновенным порождением кошмара. Проявлением человеческой веры, как Золотые крылья.
У меня определённо был какой-то план, как избежать этого, но…
— Какой?
— Кажется, ты думал про Рас… пре…
— Распрея, верно.
Мне вспомнился безумный король.
Он тоже хотел сделаться порождением кошмара.
Хотел стать одним из Них.
Для этого он провёл ритуал Апофеоза, как это сделал Фантазмагорикус, Фантазм. Однако у Распрея ничего не вышло. Его ритуал закончился неудачей. Он сотворил божество, но сам при этом остался душой, запертой в телесной оболочке. Почему? Ему чего-то не хватило? Знаю… Он спросил Золотые крылья, как ему стать Божеством. Не Владыкой кошмара, но именно Божество. В качестве ответа он получил неполный ритуал. В чём конкретно состояла данная «неполноценность»? Что именно Золотые крылья упустили? Некий ключевой, решающий момент…
Я сосредоточился и попытался вспомнить гробницу Фантазмагорикуса и тронный зал Распрея.
На первый взгляд они были идентичны.
Почти.
Иной раз великолепная память даже мешает; я помнил мельчайшие детали — расположения ангелов, протяжённость комнаты, интерьер, стулья — но всё это было совершенно неважным. Иной раз нужно видеть не деревья, но лес.
Я посмотрел по сторонам, вздохнул. Затем прищурился в сторону чистого голубого неба и вдруг… Щёлк.
В моей голове точно цокнула лампочка.
Я прошептал:
— Зеркало…
Потолок.
В гробнице Фантазмагорикуса был зеркальный потолок.
Это было важно. Это было предельно важно. Я сразу почувствовал необычайную значимость этого обстоятельства. Зачем делать зеркальный потолок? Чтобы те, кого пытают, могли видеть собственные пытки? Глупость. Чтобы они могли видеть безумного императора? Нет. Последний и так возвышался перед ними посреди золотого трона. Зеркало было не для них, нет, зеркальный потолок был… Для
Самого
Фантазмагорикуса.
Чтобы он мог видеть самого себя. Чтобы он мог верить в самого себя.
Верить.
и Бояться.
— Весь мир, — вдруг заговорила Мая, снова привлекая моё внимание. — Не там, — она показала вокруг. — А тут — девушка медленно указала на собственной сердце.
— Ты понимаешь?
— Да. Я должен верить в самого себя.
— Этого хватит?
— Не знаю. Посмотрим. Раньше точно бы не получилось, но теперь у меня душа Десятого ранга. Теоретически, этого должно хватить, чтобы превратить её в Сердце кошмара.
Девушка серьёзно кивнула.
— Тогда… — она сделала глубокий вдох, выставила перед собой руки и вдруг прокричала:
— С добрым утром!
Бах!
…
…
…
…Y4, как слышно? Y4!'
— Прекрасно… кха…
Я сделал хриплый вдох и открыл глаза. Вокруг немедленно вспыхнула серая пустыня. В эту секунду я почувствовал каждую песчинку, которую поднимали порывы серого вибрацию, и вибрацию каждой молекулы воздуха, которую вызывал грохот массивных металлических ног.
— Ты понимаешь?
— Да. Я должен верить в самого себя.
— Этого хватит?
— Не знаю. Посмотрим. Раньше точно бы не получилось, но теперь у меня душа Десятого ранга. Теоретически, этого должно хватить, чтобы превратить её в Сердце кошмара.
Девушка серьёзно кивнула.
— Тогда… — она сделала глубокий вдох, выставила перед собой руки и вдруг прокричала:
— С добрым утром!
Бах!
…
…
…
…Y4, как слышно? Y4!'
— Прекрасно… кха…
Я сделал хриплый вдох и открыл глаза. Вокруг немедленно вспыхнула серая пустыня. В эту секунду я почувствовал каждую песчинку, которую поднимали порывы серого ветра, и вибрацию каждой молекулы воздуха, которую вызывал грохот массивных металлических ног.
В данный момент я и СТРАЖ сделались одним целым.
Я не просто им управлял — я стал его частью.
И при этом я, кажется, смог сохранить собственное сознание.
Это было странное ощущение — ощущение многоголосья под собственной кожей; казалось, каждое моё движение отзывалось мириадами голосов.
Мне потребовалось некоторое время чтобы собраться. После этого я пристально посмотрел на Вестника. Его тощая голова и безумная улыбка возвышались над вихрями песчаной бури.
Тогда я сосредоточился и стал стремительно разрушать другую границу, которая пролегала между СТРАЖЕМ и обращённой на него верой. Последняя незримой волной резонировала на металлической поверхности моего тела.
Казалось, я слой за слоем снимаю железную скорлупку; вихри серого тумана начинали зарываться в моё сознание. Они стремились размыть его, поглотить, сделать его своей частью. В эти секунды перед моими глазами стали мелькать сперва десятки, затем сотни, тысячи и наконец миллионы маленьких картин.
Некоторые из них распадались на части.
Другие сливались воедино.
Я видел мириады человек, которые сидели в бетонных залах и молились. Перед ними тянулись экраны. На некоторых из них был Вестник — они смотрели на него с ужасом, на других — я. На меня они смотрели с надеждой человека, чья жизнь висит на волоске — самой отчаянной, слепой и неистовой.
Затем я отчётливо увидел маленькую девочку в сером платье. Её родители… таинственным образом я знал, что это были её родители… упали на колени и сложили руки в молитвенной позе. Они молились своему божеству. Девочка, ничего не понимая, пыталась за ними повторять. Только в мыслях у неё был не бог или богиня, но я, который за считанные секунды возвысился над последними — до предела за границей облаков…
А затем всё переменилось.
Передо мной стали возникать другие образы.
Я увидел сотни жрецов, облачённых в серые робы, которые наполняли пространный каменный зал. Все они склонили головы. Перед ними стояла девушка в золотистой мантии. В глазах у неё сверкал огонь, на губах звенела молитва. Звон её ударялся о высокие каменные стены, поднимался на вершину церковной башни, где висел огромный золотистый колокол, и, сотрясая последний, звучал по всему городу, отзываясь мириадами сердец…
А затем всё исчезло.
Испарилось.
Всё это поглотил серый туман.
Я обнаружил себя перед лицом неистовой серой бури. Я должен был шагнуть вперёд, и в то же время, стоило мне протянуть хотя бы руку, и мои мысли сразу начинали исчезать. Казалось, целые звенья пропадали из цепочки моих рассуждений, и на смену им приходили другие, звенящие великой мудростью и в то же время чужие.
Это были мысли Золотых крыльев.
Я сделал глубокий вдох.
Фигурально, разумеется.
Всё в это мире было сугубо фигуральным.
Мне нужно было сохранить своё сознание. Для этого мне нужно было верить в себя. Мне нужно было обрести… нет, стать сердцем кошмара.
Больше не было никаких протоптанных дорожек или потайных путей.
Это был вопрос чистой, незамутнённой силы воли.
И самомнения, конечно.
…Будем надеется, по меньшей мере последнего у меня более чем достаточно.
Не теряя больше ни секунды, я сосредоточился и шагнул навстречу буре.
…И тут же понял ещё одну маленькую, незначительную проблему. Казалось, между мной и серым туманом пролегает тонкая корочка. Что это было? Костюм… точно. Костюм
