— Гиверские? — вскинулись и чуть ли не хором произнесли братья Георг с Алексом и подьячий Виктор.
А я вот не сразу сообразил, что их так возбудило. Видимо от своих бедолаг-рекрутов заразился тугодумием.
— Да, они. — подтвердил лекарь. — Племянник и невестка нашего орденского прецептора.
Действительно, моим непосредственным церковным начальником является его преосвященство Николай Гиверский. В аристократических родах случайных неродственных однофамильцев не бывает. Почему я сразу не сообразил? Потому что голова забита всякой всячиной. Перегружаю мозг всем подряд. Ну, а куда деваться?
Родственникам прецептора отказать в исцелении одержимости будет глупо, а вот какую плату с них можно содрать?
Наше совещание прервалось приходом старшего сержанта Ригера, отчего-то радостного. Доложивший о его прибытии Сергий уходить из кабинета не торопится, любопытный у меня секретарь. Ладно, любопытство не порок или такой порок, который присущ всем. Серёге по должности положено быть в курсе всех событий и отношении к ним его босса, то бишь, меня.
— Милорд, прибыл отряд из Неллера. — опекун торжествующе оглядел всех собравшихся, будто бы это он отряд привёл, а руководство монастырской братией видеть посланцев герцогини сильно не хотело. — Лейтенант сыска Николас и с ним ещё десять солдат кавалерийского полка. Говорят, им предписано оставаться в вашем распоряжении. Доставили письма, только мне их не доверили вам передать. Командир просит о встрече с вами.
Вот это правильно, просит, а не требует. Правильный подход. Одобряю. Вопроса — что же случилось? — задавать нет смысла. И так понятно, бастард рода — это одно, а одарённый бастард — совсем другое. Мага сильнее беречь надо. Дорожить таким родственником. Быстро мачеха позаботилась. Честно говоря, ожидал, что где-нибудь через месяц мою охрану усилят. От кого, интересно, письма? Ну, одно, понятно, от Маши — иногда позволяю себе в мыслях так называть правящую герцогиню — а остальные? От кузины моей Юлианы привезли весточку? Самоанализом причину не выявил, но почему-то в самом деле привязался к этой девчонке. Хорошо бы, если б её личная жизнь сложилась удачно.
— Братья, мы с вами ещё договорим. — обращаюсь к помощникам. — А сейчас прошу меня покинуть.
Готлинская обитель. Поздний вечер этого же дня. Покои нового заместителя настоятеля. Люсильда.
Иногда в свои двадцать лет она чувствовала себя старухой, столько много ей пришлось пережить. А уж мужчин, которых ей пришлось ублажать, даже не всех могла вспомнить. Особенно тех, первых, кого прельстили белые кудри и симпатичное личико беззащитной девчонки.
Люсильда мастерски научилась изображать страсть, её искренне считали похотливой и любвеобильной. На самом же деле мужчин она ненавидела, всех, а жирного борова Леопольда больше других.
Управляющему монастырским подворьем она многим обязана. Именно он первым сумел оценить не только тело и лицо белокурой красавицы, а и её ум, хватку, готовность ради своей выгоды идти на любую подлость и даже убийство, если конечно ей за это не грозило возмездие.
Леопольд сделал Люсильду своим орудием во всех мутных делах, от сбора сплетен или их распространения, от наговоров и злословия до отравления неугодных. С ним она перестала испытывать голод, побои, острую нужду в деньгах, даже смогла скопить больше двухсот пятидесяти драхм, хватит на домик, пусть и не в центре Готлина, зато с небольшим садиком и своим колодцем.
Бывая в городе, красотка, спрятав свои волосы под платок, чтобы не привлекать внимание, часами бродила по городу, рассматривая небольшие дома с участками и мечтая, как однажды приобретёт себе такой же, наймёт служанку или купит рабыню, вложит достаточно денег в торговую гильдию и станет спокойно жить сама по себе, посещая развлекательные мероприятия — гладиаторские схватки, кулачные бои, скачки, выступления циркачей или скоморохов. И эти её мечты могли осуществиться лишь при помощи того, кого она боялась, презирала и кому желала медленной мучительной смерти.
Почему? Не потому что Леопольд иногда её колотил, был груб с ней в общении или в постели — встречались ей и более жестокие мужчины. Не из-за того, что его тело было всегда сальным, потным и липким — Люсильде в ранней юности приходилось делить ложе даже с грязным отребьем городского дна. Нет, причиной тому крепкая цепь, на которой монах её держал, лишая свободы и воли, о чём часто напоминал. Вот как сейчас.
— Бестолковая шлюха! — прошипел он пиная в бок сжавшуюся в комок, стоящую на коленях у его ног красотку. — Забыла, что по тебе верёвка, кол или костёр давно плачут? И почему я ещё не передал тебя дознавателям?
Наверное потому, подумала Люсильда, что я кроме признаний в ереси, могу много и о тебе рассказать. Пусть слова потаскухи и еретички в отношении святого брата ничем иным как богохульством и клеветой считаться не смогут, но подробности серьёзно попортят твою репутацию, боров.
— Простите меня, господин. — заскулила она с нотками страха. На самом деле Люсильда ничуть не боялась угроз. Побоев да, угроз нет. Не в первый раз Леопольд ею недоволен и устраивает выволочку. — Да, мне не удалось подобраться к аббату, но я знаю, как всё устроить и без этого.
— О чём ты говоришь, идиотка? — прошипел толстый монах. — Собралась потравить половину монастыря?
— Нет, что вы, зачем? Сладости, медовые сладости.
— Какие ещё сладости, сука. — воняющий потом и ненавистью Леопольд отошёл и упал задницей в кресло, едва его не сломав. — Ошибся я в щенке. Тварь хитрая. Ничего, он своё получит. Так о каких ты сладостях говоришь?
Красотка смотрела в пол, почти уткнувшись в него лбом. Не хотела, чтобы боров по глазам прочитал её мысли. Она сейчас думала о том яде отложенной смерти, который ей выдал год назад сам монах для убийства одного антарского торговца. Люсильда сохранила часть содержимого пузырька для собственных нужд. Ещё год-два и Леопольд отведает собственного угощения.
— Каждое утро настоятелю готовят на кухне много сладостей. — пояснила девица. — У меня нет проблем приходить туда в любое время. Понемногу добавлю отвара безумия в медовые пирожные раз, два — сколько нужно? Три? — и всё, господин, ваш враг не поймёт, как больше не сможет сделать вам ничего плохого. Ошибиться с целью невозможно, никому другому из братии пирожных не пекут.
Брат Леопольд долго молчал, потом хмыкнул.
— Раздевайся и становись лягушкой. Ты достойна награды и помимо денег. Деньги ты ещё должна заработать.
Сдержав дрожь отвращения, она поднялась и стала скидывать с себя платье.
Глава 24
Бегающий вокруг стен обители аббат вызвал бы полное недоумение у всех. Это я ещё мягко выразился. В мыслях. Как ни хочется устраивать себе утренние пробежки, а приходится ограничиваться силовой разминкой в своих покоях — приседания, отжимания, армейские комплексы физических упражнений — помню два из трёх — прыжки и прочее. Не кросс конечно, но ничего, на тренировках с братом Максом и милордом Карлом — теперь мы занимаемся втроём — догоню остальное.
А ещё последнюю неделю занялся верховой ездой, куда деваться? Не уметь хорошо держаться в седле здесь всё равно, что на Земле двадцать первого века не иметь водительских прав. В принципе прожить можно, даже вполне хорошо и достойно, однако лучше всё же уметь уверенно управлять транспортным средством.
— Ваше преподобие. — Юлька заглянула в дверь спальни, едва я восстановил дыхание, прислушивалась. — Там эта, раб воды вам натаскал. Помочь помыться или сразу за завтраком сбегать?
Ответ она уже знает, не первое утро одно и то же спрашивает. На гигиенических процедурах обхожусь без её участия.
— Тащи еду. — приказываю. Мы научились понимать друг друга с полуслова, но субординация диктует нам обоим правила общения. — Что-то ещё, Юль?
— Ага. Там Сергий в приёмную чуть свет явился. Что-то хочет вам сообщить.
— Скажи ему, сейчас приду.