"Ну, кто бы сомневался, азохн вей!".
Леха с Николаем пошли немного прогуляться по вечерней Москве, а я решил поучаствовать в "жилищной" беседе, проходившей в гостиничном буфете, на нашем этаже.
- ...Нэ будем тянуть кота за все подробности, так шо я вас понял за квартиру, - небольшой седовласый колобок, с большим крючковатым носом и пухлыми румяными щечками, уже минут десять разыгрывал для меня комедию под названием "Беня Крик московского уезда".
Для меня, поскольку Кламич хоть и сдерживал улыбку, но почему то этот балаган сам не пресекал. В этой встрече у меня был большой "личный" интерес, так что надо было его реализовывать, и лучше до возвращения Завадского и Лехи.
"Ну, держись, сионская грусть!".
- Яков Ефимович, шоб ви здохли, так ви мне нравитесь! Но давайте ужо поговорим за деньги...
"Колобок" поперхнулся посреди очередного "фольклора", а Клаймич сначала сдавленно хрюкнул... но не сдержался и захохотал в голос.
...Когда "высокие договаривающиеся стороны", перешли на нормальный язык, то наши потребности были сформулированы предельно четко: для проживания артистов требовалась нормальная трехкомнатная квартира, а для "деловых встреч" - очень хорошая(!) "где-нибудь в Центре".
- Туда должно быть не стыдно пригласить высокопоставленных гостей и различных товарищей из творческих Союзов - с умным видом, сформулировал я.
В ответ, поморщив лоб и подергав себя за выдающийся нос, Яков Ефимович пообещал первые варианты предложить для просмотра уже завтра...
После этого, я перешел к "гвоздю программы":
- Двухкомнатная квартира, кирпичный 5-этажный дом довоенной постройки, четвертый этаж без лифта, изолированные комнаты 14 и 16 метров, кухня семь с половиной, телефон, балкон, паркет, потолки 3,75 метра, в Ленинграде на Васильевском острове. Нужна равноценная или лучше квартира в Москве.
Эдель с интересом глянул сначала на меня, а потом на Клаймича:
- Все возможно, но вы хоть представляете себе размер доплаты, при таком обмене?
- Надеюсь, Яша, ты нам его сейчас и сообщишь, - мягко улыбнулся Клаймич.
- Да, это выйдет не менее двадцати тысяч, - сокрушенно покачал головой маклер.
- Вот видите Витя, я же говорил, что Яков Ефимович может достать жилплощадь даже в Кремле!
Клаймич отпил из чаю и продолжил:
- Но, Яша, зачем нам квартира в Кремле? Двадцать тысяч! К чему этот ненужный шик?!
- Какой Кремль, Гриша?! Это хорошо, если не ближнее Подмосковье! - патетически воскликнул Эдель и заломил руки.
- Яша, Яша... - укоризненно покачал головой Клаймич, - я тоже еврей и мы теряем время. Вспомни, пожалуйста, что я тебе говорил...
Эдель прекратил придуриваться и, прищурившись, остро посмотрел на меня.
- А ты уверен, - с сомнением протянул он, видимо, невоодушевленный увиденным.
- Уверен, - отрезал Клаймич.
- Да ж, за ради Его, Гришенька! - тут же примиряюще поднял руки маклер, - все сделаем, как в Парижах... Но бюджет в десять тысяч - залог всеобщей радости, - и он ткнул в небо, похожим на сосиску, толстым пальцем...
- ...Витя, я не хочу лезть не в свое дело, но вы подумали, что будет, когда Верины родители узнают?
Вот такой "замечательный" вопрос, нейтральным тоном и глядя куда-то вбок, неожиданно задал мне Клаймич.
Редкие фонари с трудом рассеивали сгустившуюся темноту сентябрьской ночи. Прогулочным шагом, мы неспеша возвращались в "Россию", проводив Якова Ефимовича до метро. "Великий маклер" передвигался общественным транспортом!
- Вы о чем, Григорий Давыдович? - "спокойно" откликнулся я, "не поняв" вопроса.
Клаймич усмехнулся:
- О квартире, Вере и о судьбе группы, когда родители все узнают...
- Что... так заметно? - недовольно морщусь.
- По вам - вообще, нет. По Вере, почти сразу. Заметил еще на "отвальной" в ресторане, но... - Григорий Давыдович неверяще покачал головой и улыбнулся, - сначала просто не поверил сам себе. А на вокзале все стало ясно. Мне... Остальным - вопрос времени.
- Я "поработаю" с ней... - все будет нормально, - пообещал я.
- Уверены?... - неверяще покачал головой Клаймич, - а мне показалось, что и Альдона что-то заподозрила.
- ...мне тоже...
- ...?
- Она никому ничего не скажет, - уверенно заявил я.
- ...? - левая бровь Клаймича изогнулась еще скептичнее.
"Как он так делает?.. надо будет, все-таки, порепетировать перед зеркалом...".
- Хотя у нас с ней сложные отношения... НО она никому не скажет...
- У нее со всем миром "сложные отношения", - неожиданно выдал Клаймич.
Я понимающе усмехнулся.
"Снежная Королева" даже нашего спокойного и уравновешенного Григория Давыдовича подбешивает!"
- Не она, так какой-нибудь другой "доброжелатель" найдется, - не отставал от меня Клаймич.
- Ну, а что, в конце концов случится? - недовольно пожал плечами я, - не в милицию же они пойдут заявление писать на собственную дочь? Начнут требовать, чтобы она ушла из группы. А ей это зачем? Так что с родителями, на какое-то время, поссорится, а в группе останется...
"Со мной останется... или я ничего не понимаю в женщинах!..".
- А если не останется? - продолжал непонятно давить Клаймич.
- Значит, заменим другой солисткой... - буркнул я.
- Понятно... - как-то сразу удовлетворенно, откликнулся Клаймич.
- Эй... бобры... стоим на вязку... - негромкий хриплый голос, с хорошо узнаваемыми блатными интонациями, неожиданно раздался за спиной. Пока "бобры", разворачивались назад посмотреть на его обладателя, из темноты ближайшего подъезда отделились две тени и перегородили нам дорогу впереди.
У подошедшего со спины вид был такой же уголовный, как и голос. Темная куртка, руки в карманах, щетина на худой роже и щербатый оскал гнилых зубов.
- Завязывай моргала пучить, фраера... Бабло откалывай и хиляй здоровьем наслаждаться, а то... его сейчас не станет... - один, из подошедших, уркаганов встал настолько вплотную к Клаймичу, что почти задевал его лицо длинным козырьком своей кепки.
Третий, сутулый с длинными обезьяньими руками, молча пялился на меня, перекидывая дымящуюся папиросу из одного угла рта в другой.
"А вечер перестал быть томным... Странно... самый Центр... менты и конторские... где вы, мать вашу?!...".
Клаймич растеряно посмотрел на меня.
- Григорий Давыдович, отдайте им деньги, - спокойно посоветовал я, - вы один с троими не справитесь.
- Фазан дело говорит... ты, Давыдыч, не жмись... гони лопатник... еще наласкаешь себе с трудового народу, пархатый... - урка в кепке осклабился, но металлический щелчок... и на лезвии блеснул отсвет тусклого фонаря.
Клаймич, завороженно не сводя глаз с ножа, нехотя полез во внутренний карман пиджака.
- Шустрее, гнида! - первый раз подал голос "обезьянорукий".
Если Клаймич смотрел на нож, то, стоящие спереди, урки на секунду отвлеклись на появившийся кожаный бумажник.
"Ну, понеслась...".
Очко играло... все-таки, суперменом я никогда не был, а тут аж трое взрослых мужиков и, минимум один, нож. Поэтому бил быстро и изо всех сил.
Первому, конечно, с ножом... Рывок вперед и кулак смачно врезается в небритый подбородок, той же правой рукой, локтем и всем весом, в лицо "обезьяны". Хруст и дикий вопль.
Третий... порясенно смотрит, приоткрыв рот. Бросок к нему... Блатной только и успевает поднять руки, закрывая лицо, как моя нога врезается в его голень. Еще один вопль, который прерывает короткий боковой в челюсть.
Быстрый разворот к скулящей "обезьяне". "Она" стоит согнувшись и закрыв лицо ладонями, а сквозь пальцы, неудержимими ручейками, течет темная в сумерках кровь. Опасности нет, но адреналин требует выхода.
За спиной неожиданно взвывает сирена, но удар моей ноги уже опрокидывает "обезьяну" на спину, и заставляет замереть на асфальте третьей бесформенной кучей.
- Стоять, милиция!.. - из, заливающегося красно- синими огнями мигалок, "жигуленка" выскакивают двое служивых.
"Даже пистолеты не достали..." - автоматически фиксирует сознание.
Через считанные секунды, со свистом тормозов, рядом замирает еще один "жигуль", только теперь без мигалок и милицейской раскраски. Из него вылезают двое в штатском.
В течение пяти минут, одна за другой, подъезжают еще три машины: милицейская буханка "ПМГ" и две черные "Волги".
Нас с Клаймичем усаживают в милицейский "жигуль", а два "тела" и очухавшуюся "кепку" загружают в буханку "ПМГ".
- Там их нож еще... не забудьте подобрать, - спокойно подсказываю я сержанту "жигуля". Он нервно оборачивается, смотрит на меня и вылезает из машины, к начальству.
