напоминало о его первоначальном цвете. Ощутимо напрягшись, девушка голой волей начала счищать с себя кровяную нефть, преобразуя её в щенка.
Если она таким образом хотела добиться численного перевеса и потенциального преимущества, то это не сработало. Это лишь заставило её казаться ещё жальче, чем она сама есть. Я же продолжал держать каменное лицо и острый взгляд, не давая ни шанса на показ эмоций, что были внутри меня. Почему-то казалось, что девушку жалость к себе оскорбит больше, чем любое поражение. Можно насмехаться, можно показывать силу, можно не выражать ничего. Только не жалость.
Мы продолжали играть в гляделки. Я готов был сорваться с места при любом резком движении с её стороны. И от неё шло такое же намерение загнанного в угол, но не сдавшегося зверя. Поэтому она медленно, крайне плавно решила делать то же, что и я. Найти камень для сидения.
Пёсик вымершей, будто понимая, насколько его жизнь сейчас зависит от хозяйки, трусил следом за ней, тявкнув в мою сторону скорее от страха, чем от угрозы. Хорошо, что он не остался, а то бы я подумал, что меня пытаются либо окружить либо отвлечь. Вдруг эта шавка лишь выглядит безобидно а на самом деле всё гораздо с ней сложнее.
Она подтащила камень вплотную ко мне и села рядом. Теперь контролировать её, если что не так, можно лишь боковым зрением. Но я по прежнему ничего не предпринимал. Ощущал себя сейчас истинным хозяином положения. Знаю, что могу смертельно ошибаться, но я понимал сейчас, насколько нахожусь выше по давлению, чем Вымершая.
Девушка нервно облизнула губы. Уши, что были всё это время начеку, вновь прижались к её голове настолько, что их сложно было увидеть среди копны волос. Она явно к чему то готовилась. Язык тела говорил, что это не нечто опасное, но она могла легко лишь пародировать его. Я весь внутренне напрягся, ожидая чего угодно.
Но не того, что она просто ляжет на мои колени, смотря с них на меня внимательными звериными глазами. Прямо сейчас, девушка была беззащитна. Открывался прекрасный обзор на шею, проломленную грудь и живот, куда можно было ударить без какого либо сопротивления. Она ждала приговора от меня. Признавала себя проигравшей и виновной.
Тишина, которая установилась сейчас, не прерывалась ничем. Даже редкие сейчас капли со сталактитов будто бы прекратились. Существовали лишь мы вдвоём. Судья и подсудимый. И мой вердикт она примет. Потому что я кое-что смог прочитать в её взгляде.
Смирение.
В конце-концов молчание должно было быть прервано. Даже осуждённым на смерть дают последнее слово. И праздничный обед правда, но у меня его сейчас нет. Но всё же, я хотел выслушать её. И произнёс ровно одно слово. Весь спектр того, сколько вопросов, сколько непонимания оно в себе скрывало, был понятен нам обоим. Такое простое, но при этом сложное слово.
— Почему? — вырвались звуки, похожие на предсмертный хрип из моего рта. Слишком долго молчал.
В её глазах расцвело удивление. Связано ли оно было с тем, что ей дают высказаться? Я не знаю. Но я готовился слушать.
— Я одна из немногих аномалий, не поражённых однозначной неприязнью к людям. Вижу по твоему взгляду, что ты мне не веришь, ведь именно я предала тебя, хоть ты ничего мне конкретно и не сделал. «Мне», хех. Важное слово. Ведь ты спустя некоторое время, когда окончательно проешь свои накопления, пойдёшь к очередной аномалии, и, если воспользуешься моей силой, сможешь даже победить. Мне не хочется быть частью этого. Поэтому убей меня сейчас. Обещаю, магия останется с тобой. Даже нулевой надир. — изобразила она улыбку, которая из-за состояния её зубов могла заставить содрогнуться.
— И что, хочешь сказать все аномалии паиньки, которые никогда не сражаются друг с другом? Сидят в своих кристаллах, улетают с планет, а дальше-то что?
— Хе-хе, зачем сражаться с тем, что есть плоть от плоти твоей? Пусть мы разные, но все мы — магия, которая должна распространяться дальше, пока не закончится вселенная. — сказала она то, что меня внезапно выбесило.
— Зачем сражаться с тем, кто такой же человек как и ты? Пусть мы разные, но все мы — люди, думаю ты поняла, где ошибка. ЭТО. ТАК. НЕ. РАБОТАЕТ! — буквально выплюнул я в неё её же слова.
Лицо Вымершей приняло несколько болезненное выражение, будто я заставил её проглотить горькую пилюлю.
— В войнах людей сражаются люди. Аномалии же — генералы своих собственных созданий. Кристалл это абсолют, внутренний мир, место, где ты можешь всё. Нет смысла его покидать, чтобы войти в чужой. Ты же это сделаешь и, возможно, победишь.
— А если нет? — задал я ей вопрос. — Почему ты решила, что я обязан это делать, я могу разведывать…
— Этим ты тоже поспособствуешь чьему-то поражению! — прервала она меня — А потом, когда все её силы и слабости войдут во все пособия, когда на её территории будут вестись промышленные разработки её собственного мира, не поместившегося в кристалл, что ты будешь чувствовать? Будешь ли считать себя причастным? Ответ — нет. А я буду. Поэтому или подчини меня своей воле, чтобы я могла найти себе хоть какое-то оправдание, или убей.
Переубедить её невозможно. В её глазах пылает праведный огонь мученицы за убеждения. Она как будто мечтает умереть за них. Но я ещё не всё выяснил.
— Причастна ли ко всему этому Улеанна?
— Я не знаю. Мне давно хотелось попробовать тебя на зуб, для меня всё выглядит как совпадение. Стоило попасть в то место, как энергия во мне просто вскипела, я ощутила себя всесильной. Те заклинания, что ты видел, без этой подпитки не так уж и мощны. И я решилась на попытку. Мне казалось, что слабака без заклинаний будет раздавить весьма просто. — рассказывала она это совершенно будничным тоном, будто такое каждый день происходит.
— А потом, победив бы меня, тебя бы встретила Улеанна. Твой горизонт планирования не слишком велик. — добавил я немного насмешки в слова. — Вот что. В рамках лагеря, все особенности аномалий давно известны, мы просто выполняем повторную работу, что сделали задолго за нас, отрабатывая навыки и умение подмечать детали. Я обещаю не брать боевые задания, а ты не пытаешься
