— Возможно, есть шанс договориться?
— Адмирал тоже на это надеется, но Семенов зависит от японцев. С ними надо договариваться...
Обед затянулся на пару часов, обсуждали разные варианты. Виктор склонял офицеров не обострять ситуацию и выжидать. Когда выпили вторую бутылку коньяка и закусили тушеной уткой, Орлов вроде бы согласился с его аргументами.
— Лучше подождать и дать развеяться всем этим демонстрациям... — сказал он, прощаясь.
До консульства он шёл пешком, наблюдая за прохожими и думая о собственных перспективах — сейчас они казались ему довольно туманными.
Вернувшись в консульство, Виктор серьёзно начал раздумывать о том, чтобы забрать Ольгу и рвануть в Штаты или в Аргентину. Из этих раздумий его вывел очередной звонок Смирнова.
Стало известно, что когда семеновское воинство откатилось в пределы китайской территории, они практически сразу же наложили лапу на более чем триста товарных вагонов, которые скопились на пограничной станции Маньчжурия. Там были весьма разнообразные и зачастую довольно ценные грузы. Уже через день стражники ротмистра Враштиля в Цицикаре зафиксировали десять вагонов, которые некие буряты перегоняли на Чаньчун под предлогом военной необходимости — их задержали и разоружили. Атаман Семенов выразил протест. Вмешались японские представители.
— В общем, атаман уже продал это имущество неизвестно кому, своим каким-то приближенным, а Хорват совершенно ничего не может сделать с подобным грабежом, — рассказал Смирнов. — Говорят, что основные силы Семенова отрезаны от границы и пробиваются обратно с боями, людей у него сейчас мало.
— Спасибо, Игорь Иванович. Держите меня в курсе! — обалдел Виктор от услышанного.
«Весь мой бизнес-план накроется медным тазом при таких реквизициях. Кому будут нужны вагоны, если их реквизирует сидящий на узле Маньчжурия Семенов?! Насколько я помню, атаман это дело поставил потом на поток и ему платили за безопасный транзит — вот где золотое дно!» — вспоминал он факты из истории.
В следующие дни обстановка была крайне нервная, события происходили стремительно. Виктор мотался по всему городу, выполняя поручения консула.
«Почему нет никаких данных о восстании чехов?» — вот это его крайне беспокоило.
Девятнадцатого числа в городе объявили военное положение. Хорват выпустил прокламацию о роспуске ГлИКа и немедленной высылке из полосы отчуждения всех виновников прошедшей забастовки. При этом сам он прокламацию не подписал и чётко оговаривал, что сам он против таких мер, однако этого требуют китайские партнеры. На следующее утро все близкие к Глику газету разразились особенно бурной и едкой критикой на этот счёт, величая генерала «китайской прокладкой» и прочими эпитетами.
— Хорват действует руками китайцев, — конфиденциально сказал ему Орлов на очередной посиделке. — Дмитрий Леонидович желает сохранить репутацию демократического руководителя, а не какого-то реакционера.
Виктор за прошедшие дни совершенно ясно понял, что самоопределение Семенова и его выход из подчинения Хорвату не дают покоя полковнику Орлову — тот и сам был не против повторить подобное дело, будь у него такая возможность.
— Нужны решительные действия именно сейчас, — зная его умонастроения на этот счёт, говорил Виктор. — Если всеми силами выступить сейчас на Владивосток, мы утрём нос Семенову.
— Адмирал тоже за этот вариант, но он плохо смыслит в военном деле и не может действовать поперёк Хорвата. А Дмитрий Леонидович не пойдёт на то, чтобы удалить из города охранную стражу в такие дни. Мы в патовой ситуации. Полковник Скипетров мутит воду, они сейчас привлекают добровольцев щедрыми денежными посулами, — злился полковник.
— Конечно, после такого-то грабежа.
В последние дни к гостинице, где квартировал Скипетров, стекались довольно многие военные, не примкнувшие к Орлову. После демонстраций этот процесс принял характер лавины, поскольку при поступлении на службу в семеновскую организацию желающим выдавались весьма ощутимые подъёмные. Некоторые кабаки работали круглосуточно.
Даже десятка два человек из орловского отряда подали рапорты о переводе к Семенову — это особенно раздражало полковника. Отношения между организациями становились предельно враждебными.
Ночью позвонил Смирнов и доложил, что китайцы выслали дополнительно два батальона в город и они прибудут к семи утра. К полудню по этому поводу начался митинг на ремонтном заводе, однако как стало известно, рабочие уже побоялись объявить открытую забастовку.
«О чехах ничего не слышно, хотя они должны были в эти дни начать своё восстание. От Тейта никаких вестей, а японцам отряд Орлова в принципе малоинтересен и даже рассматривается ими как нежелательная организация, у них теперь Семенов полностью в кармане. Что же делать? Оставаться здесь и искать какие-то варианты с деньгами помимо Тейта? Рвануть в Японию, а потом в Штаты или Аргентину? Выжидать и начать действовать, когда уже ситуация полностью станет ясной? Гнусное, тяжкое время, угораздило же меня...»
Закончив дела в походной штаб-квартире Колчака, вечером Виктор велел Котову ехать на набережную Сунгари, небольшое огороженое место напротив городского сада, где любил прогуливаться народ. Опершись на перила и закурив, он с тоской смотрел на багряный закат по другую сторону мутных речных вод. Солнце погружалось за горизонт, последние его лучи освещали воду, создавая безнадёжную в своей тоскливости феерию световых бликов. Вскоре холодная речная вода вобрала в себя остатки световой паутины, а Виктор, бросив окурок в реку, решил остаться в этом городе до конца лета — партия ещё не была сыграна до конца, у него были возможности обеспечить себе будущее. Оставалось только ждать.
