Шведский стол (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

— Ты сгущаешь краски. Этот… — махнул рукой Голицын, — действительно дурак. Во всяком случае его поступок иным я объяснить не могу. Но остальные то тут при чем?

— А я остальных трогаю? Я обозначил правила игры. Дал простой и довольно легкий путь обхода формальных ограничений новых законов. И предложил сотрудничество. Такое, от которого все они выиграют. Много выиграют. То, что вы сейчас выбиваете с крестьян и воруете будут жалкими грошами по сравнению с тем, что сможете зарабатывать со мной. Причем честно. Ну, относительно честно, разумеется. И я надеялся, что меня услышат. Если же я ошибся и меня не услышали, то у России будет другая аристократия. Или ты тоже сомневаешься в моих словах?

— Нет… — тихо ответил Василий Васильевич.

— Нет? А мне кажется, что вы все там обманулись моим возрастом и видом. Навыдумывали себе всякое.

— Поверь, не все. — твердым тоном возразил Голицын. — Но… хм…да, все быстро переменить не получиться. Люди привыкли к другому. К тому что с ними считаются.

— Если бы мы с отцом с ними не считались, то их бы давно схоронили. Или хуже того. Что мешало кирасирам пройтись по подворьям. Изрубить изменников. А потом скормить их свиньям, чтобы даже могилы их не осталось? Что? Не знаешь? А я скажу. Наше с отцом человеколюбие и здравый расчет. Вы все нам нужны. И мы пытаемся из этого субстрата, которым сейчас является наша аристократия, слепить хоть что-то, похожее на уважаемых людей. За которых не стыдно. Что ты так на меня смотришь? Отдельные представители — прямо самоцветы. Как, например, ты. Но их еще пойди найди в этой субстанции…

Помолчали.

— Я могу это взять? — спросил Голицын, указав на папку с невестами из Габсбургов.

— Зачем тебе?

— Хотел обсудить.

— Зайди дня через три-четыре. Я тебе скопирую сводку по всем невестам, которых моя разведка изучила.

— А вот так, подробно?

— Тебя только Габсбурги так интересуют?

— Было бы славно о всех, про кого ты что-то выяснил, почитать. Это неплохая пища для размышлений.

— Ведь утечет. К Габсбургам и утечет. И породит международный скандал с нашими союзниками. Пусть и временными. Этим, — кивнул он на папку, — вообще светить не стоит.

— Габсбурги в любом случае сильно обидятся в случае отказа. С этой папкой или без нее.

— И что ты предлагаешь?

— Объяснить нашу позицию.

— А это что-то изменит?

— Надеюсь.

— Хм. А если эту папку начнут обсуждать в Версале? Без ссылки на нас. Мы же просто возьмем время на подумать. В конце концов я еще слишком мал и у нас в запасе несколько лет.

— Это вызовет международный скандал, — чуть подумав, произнес Голицын. — Но уже не между нами и Габсбургами. Впрочем, они очень крепко будут искать, откуда вся эта грязь на них пролилась?

Алексей встал и прошелся по кабинету.

И замерев у дальней стены спросил, не поворачиваясь.

— У тебя есть надежный человек, который хорошо знает шведский и умеет красиво, разборчиво на нем писать?

— Разумеется.

Царевич повернулся с нехорошей усмешкой.

— Тогда эту папку, — указал он рукой, — мы может выставить как трофей, взятый в палатке Карла при Нарве. Он ведь не женат. И пока брыкается. Не так ли?

— Так, — кивнул Голицын.

— Только к ней, я думаю, нужно добавить и другие. Да. Французские. И прочие. Чтобы это не выглядело так, будто бы мы топим именно Габсбургов. Присылай своего человека. Он поработает здесь. Под моим надзором. Потом заложим эту мину. Подорвем. А после я велю скопировать тебе оригиналы на русском для работы.

Василий Васильевич мягко улыбнулся, прикрыл глаза и покачал головой. Этот молодой человек с его удивительно извращенным мышлением пугал и вдохновлял одновременно. И он не знал, чего больше…

[1] Евдокия Федоровна родила в 1699 году дочь Наталью, а в 1701 году сына Павла.

Часть 3

Глава 2

1704 год, февраль, 3. Москва — Стокгольм

Москва зимовала.

А зима выдалась удивительно снежная. И, несмотря на морозы, удивительно горячая.

Там вообще, как получилось?

Алексей то, после того разговора с Голицыным, сам явился к отцу упредив остальных. В тот же день, точнее вечер. Показал ему документы, пояснил что к чему. Ну и доложил о ликвидации изменника…

И лишь на утро к Петру Алексеевичу пришла делегация из пяти князей. С челобитной на злодейство и самоуправство царевича. Принял он их вполне охотно. Но не обычным порядком, а частным образом в небольшом помещении, сославшись на занятость. Чтобы свидетелей поменьше. Выслушал внимательно. А потом обломал об их спины несколько черенков, принесенных специально для того. Приговаривая непечатными словами о том, что вступились они за изменника…

Занедужили челобитчики.

Занедужили.

Слегли натурально.

А тем же днем расследование началось об их хищениях. Которое пошло быстро. Очень быстро. Просто реактивно, ежели судить по темпам, типичным для начала XVIII века. В том числе и потому, что все было известно заранее. И требовалось лишь это оформить чин по чину. По Москве же поползли слухи, пока расследование шло, что в городе появилась новая заразная болезнь — олигофрения…

— Алексей Петрович, — устало произнес тогда Ромодановский, — твоих рук дело?

— О чем ты Федор Юрьевич?

— Так о слухах этих грязных. Разве не слышал, что по кабакам болтают?

— Там много что болтают.

— О болезни новой, об олифрении.

— Олигофрения. Это по-гречески. Означает «слабый умом». Слышал. Да.

— Ты ведь пустил?

— Народ он не Бог, но тоже шельму метит. — усмехнулся царевич. — Зачем придумывать то, что и так на виду?

— Ты хочешь сказать, что это просто люд выдумал, будто бы один из князей отведал супчику колдовского из мышей да гадюк, через что и подхватил заразную хворь, от которой умом слабеют?

— А разве молва не права? Пошли защищать изменника? Пошли. Скажешь, ума у них палата?..

Посольства от таких слухов разбежались, убрав на время прессинг матримониальный. От греха подальше. Страшно ведь так заболеть.

События же в столице России развивались дальше.

Не все аристократы сразу всё поняли. Некоторые попытались как-то переломить ситуацию. Начали стягивать верных людей в столицу. Да вот беда. Первый утонул в нужнике для слуг. Упал по пьяному делу, как стали болтать. Второй с коня сверзился неудачно — головой о полено. И так несколько раз. Третий, опять же, говорят пьяный, упал в корыто для свиней в хлеву. Захлебнулся там. Ну те его и обглодали…

А потом как-то все притихли.

О том, что где-то поблизости видели лейб-кирасир народ особо и не болтал. Не интересно это было ему. Возникающие же слухи оперативно купировались, вместе с неосторожными языками. А вот правильные слухи разгонялись. Дескать, общались те бедолаги с больными олигофренией. Вот и заразились…

В последних же числах января завершилось расследование хищений этих пяти князей. Их отправили в родовые поместья на вечное поселение, а почти все их имущество отписали в казну. Для компенсации украденного. Оставив лишь крохи, чтобы хоть как-то сводить концы с концами.

Что и стало последней каплей.

Аристократы дрогнули.

И выплатив в казну виру, вернув вполне живой и здоровой семью того неудачливого поваренка. Причем, что примечательно, виру разделили на довольно большое количество родов. Да еще ругались изрядно — кому сколько платить. Ведь ее взымали только с высшей аристократии. А потому — если не платил, то вроде как к ней и не относишься…

— Видишь бать, а ты тревожился, — усмехнулся Алексей, кинув на стол один из кошельков, забитых серебром. — Пятьдесят тысяч рублей серебром. Немного, но приятно.

— Они не уймутся, — фыркнул Меншиков, масляным взглядом поглядывая на эти деньги.