На этом моменте редкий зритель не вздрагивает от лёгкого испуга. Ведь это же не страшно, когда там, на экране, кто-то размахивает ножом, забрызгивая всё вокруг поддельной кровью. Ну, или кетчупом… Это уже зависит от того, у кого какой бюджет фильма.
Но жизнь — это не кино.
Хотя я испытал примерно такое же чувство, когда приоткрыл крышку багажника и на долю секунды увидел то, что мне не следовало бы видеть…
А самое неприятное для меня это то, что меня, возможно, тоже кто-то увидел в этот момент…
Глава восемнадцатая
А у нас в Рязани пироги с глазами. Их ядять, они глядять…
03 августа. 1974 год
США. Бостон. Штат Массачусетс.
Моя мама была родом из Рязанской области… Поэтому я с раннего детства слышал эту поговорку: «У нас в Рязани пироги с глазами. Их едят, они глядят.» Лишь гораздо позже я где-то услышал, что изначально поговорка была про «грибы с глазами». Но это не важно… Какая разница, что было раньше? Курица или яйцо? Грибы или пироги?
Но когда я потянул вверх крышку багажника, то именно эта поговорка всплыла в памяти.
Ну, а что ещё на ум придёт, если ты открываешь багажник, а там лежит связанная по рукам и ногам девушка, с кляпом во рту, и глядит на тебя. А взгляд пронзительный такой… Одновременно и испуганный, и ненавидящий… Прям насквозь прожигает. Тем более, что глаза наполненные слезами, такие выразительные. Карие, как спелые вишни…
* * *
Даже то, что я сразу же захлопнул крышку багажника обратно, не спасает меня теперь от того, что меня могут опознать… Потому что она так на меня смотрела… Думаю, что запомнила…
Да… Гнусная подстава от мёртвого наркодилера. И что теперь? Вернуться и убить его во второй раз?
А с ней мне что делать?
Думай, голова! Думай!
Оставить всё как есть и уйти? А что будет с ней? Так и сдохнет в багажнике со связанными руками от обезвоживания, когда завтра снова взойдёт солнышко? А если нет? Что будет если её найдёт кто-то раньше? Вдруг это будет полиция? И что она им скажет?
Сказать по честному, мне по херу, кто её связал и запихнул в этот багажник. Но она сможет описать меня, как последнего человека, которого она видела. Снова на горизонте маячит тот же самый вопрос: «И что мне теперь с ней делать?»
Вариант номер один: Открыть крышку багажника и…
И что? Перерезать глотку? Тихо задушить? Запихнуть кусок резинового шланга одним концом в трубу глушителя, а другим в багажник и завести машину?
Грёбанный фашист! (Это я про себя, если что…)
Ну, давай! Придумай ещё несколько жестоких способов убийства беззащитной девушки со связанными за спиной руками. Тем более что кляп во рту у неё уже есть. Так что сопротивляться тебе, такому «сильному» и «смелому» юноше, а тем более кричать и звать на помощь, она точно не сможет.
Сволочь ты, товарищ подполковник! Старая циничная сволочь…
Вечер 03 августа. 1974 год
США. Бостон. Где-то на задворках какой-то промзоны…
Наконец-то этот длинный день стал двигаться в сторону своего окончания. Только вот мне от этого совсем не легче. Картина маслом: «Те же и там же…»
Я стою в раздумьях возле машины дохлого наркобарыги, а в багажнике лежит связанная по рукам и ногам девушка с кляпом во рту. А все мои размышления вертятся вокруг того: «Каким способом мне лучше её убить?»
И ведь нет вроде бы у меня другого выхода. Я на вражеской территории, на абсолютно нелегальном положении. И любой, самый малейший прокол будет стоить мне очень дорого… Тем более, что я почти приблизился очень близко к фигуранту номер один в моём личном списке. А где-то рядом с ним может и фигурант номер два маячить…
И что теперь? Всё бросить из-за того, что я не могу придавить какую-то совсем незнакомую мне девку. Я же совсем не пацифист… И на моём счету даже в этой жизни уже жмуров хватает. А принципы благородного убийцы Леона из одноименного фильма Люка Бессона: «Кроме женщин и детей!» меня не касаются от слова совсем.
Да. Я совсем не такой добрый… А ещё я не такой старый, как он. Мне всего-то тут четырнадцать лет. А ведь известно, что подростки порой бывают такие жестокие…
Разве не я замочил в детдома несовершеннолетнего парня дужкой от кровати. Что из того, что он и его подельники, попытавшиеся прикончить нас с Лёхой, были конченным гондонами? Несовершеннолетние же… #онижедети — если выражаться языком из будущего.
А потом в Крыму я равнодушно смотрел, как горит, зажатая в искорёженной машине Жанна Хмара. Тоже, между прочим, несовершеннолетняя #онажедевочка.
Но сейчас я не могу ничего с собой поделать. Не поднимается рука на беззащитную жертву. Тем более, что не я её связал и запихнул в багажник.
А ведь я даже и не знаю кто она на самом деле. Может быть, сторчавшаяся наркоманка, задолжавшая барыге за героин, кокаин, или что там она употребляет, курит, колет в вену или втирает в дёсны…
Хотя эти глаза… Глаза, с испугом и ненавистью взглянувшие на меня, не были похожи на глаза наркоманки. Они были… Были… Слишком чистые, и как бы так выразиться, лучистые… Когда в таких глазах сверкает ярость, легко поверить, что обладательница этих глазок готова убить тебя голыми руками, будь у неё такая возможность.
Ну, а пока у неё такой возможности нет, то я могу какое-то время спокойно подумать над своими дальнейшими действиями.
* * *
Жаль, что в жизни всё всегда идёт через задницу. Особенно всякое дерьмо, что случается с нами по поводу и без… А пока мозг размышляет над решением какой-нибудь очередной задачи и взвешивает все «За»
