Генерал широким жестом протянул мне руку для рукопожатия и чуть развернулся под объективы фотокамер, смотрел не на меня, а в кадр, а я должен был подстроиться и жать его лапу в красивом ракурсе. Красуется, что ж, по должности положено.
Жать лапу я не торопился, не мартышка для публики. Чуть выждал, когда Громов недоуменно повернул ко мне голову, желая узнать, как там с ответным рукопожатием. Только после этого я быстренько цапнул его за руку и коротко пожал.
Щелк! Щелк! Послышался звук затворов камер «Зенит» и «Зоркий», и уже я смотрел в кадр с усталой улыбкой, а генерал был повёрнут жопой. Он, конечно, поспешил повернуться вновь, но птичка уже вылетела, и я уже отпустил его руку. Вот так-то лучше, если уж фоткаться, то так…
Генерал крякнул, хмыкнул, но напрашиваться на дубль не стал, понимал, что не к месту мучить героического раненого.
— Спасибо, Александр Александрович, — кто-то тянул мне следующую руку, — что наш тихий городок избавили от столь опасного преступника. Как ваше здоровье?
Голос был искренним, и его обладатель в добротном костюме пожал мне руку без всяких кривляний и позирований.
Я поднял голову — это был председатель горисполкома Эрик Робертович.
— Служу советскому Союзу, — улыбнулся я. — Как Вовка?
— Милиционером хочет стать, — подмигнул в ответ Эрик Робертович. — Как с вами тогда пообщался, так и загорелся.
— Это хорошо… — одобрительно кивнул я. — Молодые кадры стране нужны.
— Товарищи, — обратился к присутствующим Громов, вновь перетягивая внимание на себя, — нами подготовлены и направлены в Президиум Верховного совета СССР материалы на награждение лейтенанта милиции Морозова медалью «За отличную службу по охране общественного порядка».
Раздались аплодисменты, и в этот раз вспышки осветили-таки генерала с переднего ракурса. А он продолжил:
— Своими действиями лейтенант Морозов проявил храбрость и самоотверженность, не считаясь с личным временем, рискуя жизнью и здоровьем, он обезвредил опасного преступника. Товарищ Морозов — пример молодого сотрудника органов внутренних дел, он — вчерашний выпускник Высшей следственной школы, доказал личным примером, что наша молодежь способна на трудовые и боевые подвиги.
И снова аплодисменты, а я, наконец, немного растаял. Как бы пафосно ни звучала речь генерала (эпоха такая, сейчас все официальные речи отдают этим душком), если подумать — все же я действительно раскрыл сложное дело и остановил опасного преступника. Все началось с Серого, я хотел оградить его от нависшей опасности, а потом поскорее свалить из ментовки. Но меня затянуло… я узнал много замечательных людей и в системе, и вне ее. Я почувствовал себя частью особой общности, частью чего-то большего, чем просто рабочий коллектив. И теперь мне приятно принимать ментовскую награду. В этот момент я понял, что зэк во мне окончательно отступил, а мне хочется дальнейших побед и свершений уже в погонах советского мента.
Генерал чуть отошел, давая волю журналистам, и на меня посыпались вопросы.
— Скажите, Александр Александрович, вам было страшно?
— Что было самым трудным и опасным в процессе задержания?
— Что запомнилось вам больше всего? Могли ли вы предположить, что сможете совладать с опасным преступником.
— Когда вы решили, что станете служить в милиции? Кем вы хотели стать в детстве?
— Если бы ситуация повторилась, вы бы поступили так же?
Я что-то отвечал, старался улыбаться. Как и положено герою, многозначительно кивал и пожимал плечами, мол, работа такая, на моем месте поступил бы так же любой комсомолец и все в этом духе.
А потом генерал, оглянувшись на кого-то в углу палаты у входа, перевел взгляд на присутствующих и, широко улыбнувшись, проговорил:
— Полегче, товарищи, не наседайте. Нашему герою нужен отдых, не все сразу. И у нас вышло время. Да, да, да… Прошу покинуть помещение. Врачи нам дали пять минут. Давайте оставим лейтенанта отдыхать и лечиться, тем более что за дверью там у него еще посетители, очевидно, родственники. Александр Александрович, есть у вас какие-то просьбы? — Громов навис надо мной всемогущим джином, исполняющим желание. — Как вас здесь кормят? Кстати, пионеры из первой школы подготовили стенгазету с вашим подвигом и собрали для вас рисунки с Мухтаром и с вами, они принесут их завтра. Поправляйтесь… Ну раз просьб нет, то…
— Есть одна просьба, товарищ генерал, — я делано нахмурился, изображая грусть-печальку.
— Слушаю.
Я прочистил горло.
— Я попал в замечательный коллектив в Зарыбинске, сплоченный и дружный. Он стал таким благодаря чуткому руководству майора Кулебякина Петра Петровича, — журналисты скрипели карандашами, записывая, а более продвинутые щелкнули кнопками портативных кассетных магнитофонов. — И вот теперь опытный начальник, милиционер со стажем, наставник и для многих из нас, можно сказать, отец, выведен почему-то за штат и снят с должности. Благодаря его умелому руководству и я сделал то, что сделал. Считаю, что Петра Петровича незаслуженно и необдуманно подвинули. Прошу вас вернуть его на должность начальника Зарыбинского ГОВД.
Тишина. Все замерли, журналисты вопросительно и с профессиональным интересом уставились на гостя в погонах, ведь в воздухе пахло сенсацией и скандалом. Что ответит генерал? Ведь все понимали, что убрать текущего начальника милиции с должности можно только приказом руководителя главка, то есть самого Громова.
— Петр Петрович Кулебякин — действительно отличный руководитель и наставник, — генерал сглотнул, прокашлялся в кулак, немного покраснел и продолжил сочинять. — Уверен, что это лишь досадное недоразумение. Я возьму это дело под личный контроль и приму незамедлительные и всесторонние меры. У майора Кулебякина были проблемы со здоровьем, вероятно, кадры что-то напутали. Я разберусь, товарищи.
Громов больше обращался к журналистам, а не ко мне, знал, что может запахнуть жареным, если это раструбят в массы. А те, в свою очередь, немного поникли. Скандал отменяется. Подумаешь, кадры что-то напутали, такое везде бывает. Кто это читать будет?
А я остался довольным, теперь Громову заднюю не включить, он во всеуслышание заявил, что история с Кулебякиным — это досадная оплошность, которую он исправит.
Шах и мат, товарищ генерал…
— Всё, всё, товарищи, попрошу на выход, — заторопил присутствующих генерал и сам стал спешить, а вдруг я еще что-то такое попрошу.
Журналисты недовольно загудели, но подчинились. У меня немного двоилось в глазах, и я никак не мог разглядеть, кто же там стоит в углу.
Делегация тем временем потекла на выход, а генерал подошел к тому человеку, что держался поодаль и внимательно наблюдал за происходящим. Несмотря на летнее тепло, он был в костюме, сером, неприметном, как мышь, но по очертаниям видно, что элегантном. Силуэт его фигуры и расплывчатое пятно лица мне показались знакомыми. Я попробовал его разглядеть, но между нами все время кто-то мельтешил и загораживал обзор.
Громов и таинственный незнакомец перебросились парой фраз, косясь на меня, а после вместе направились на выход.
Хм… Уверен, что этот в костюмчике еще вернется, он просто ждет, когда я останусь один, а пока одна из журналисток и не подумала уходить. Она прорвала живую цепочку и направилась прямиком к моей кровати.
— Вы куда? — грозно вскинул на нее бровь генерал. — Прошу покинуть палату. Интервью закончено…
— Я его девушка, — гордо вскинув голову с косичками, заявила журналистка. — Я здесь как частное лицо.
Только сейчас я разглядел Асю, до этого она затерялась в толпе и не задавала глупых вопросов, выжидала.
— Пропустите ее, Борис Ефимович, — проговорил я.
— Она действительно ваша девушка? — спросил тот.
— Да, — кивнул я, а у Аси глазенки заблестели от моего ответа.
Делегация удалилась, а Пичугина прильнула ко мне.
— Ой, мамочки, Саша, какой же ты дурак! Ты зачем полез? А если бы тебя убили⁈ Ты обещал в кино со мной сходить и прибить полочку. Я так переживала, так переживала… ты совсем не думаешь о себе, обо мне подумай…
