Конечно, внушение, сделанное мемохарбом, работало прекрасно. Катерина о своей новой работе ничего и никому не рассказывала. Только несколько фраз: «убираю в квартире и помогаю с готовкой пищи». Но ведь она сама прекрасно осознавала, кто есть кто и, как только случилась у неё крупная неприятность, сразу помчалась умолять помочь:
— …муж с вечера домой так и не пришёл со второй смены. Но такое у них часто бывает, срочная работа, авралы, план любой ценой. Всё равно всю ночь почти не спала, переволновалась… И утром его товарищ заскочил, сам испуганный, но всё-таки сказал, что моего Василия арестовали за саботаж и порчу оборудования! Там какой-то очень ценный станок сломался, вот и нашли козла отпущения. А на самом деле это предыдущий сменщик виноват, не то масло залил. Но его покрывает начальник цеха, потому что родной племянник. Да и оставшееся ценное масло они куда-то на сторону продают.
— Понятно, — протянул Шульга. — Чуть что, сразу Вася виноват!
По большому счёту ему было глубоко плевать на подобные мелочи, восстанавливать справедливость вдоль и поперек он не спешил. Да и не собирался. Ведь если в общем ничего исправить не получится, то и частности ни к чему. На всех и сразу не разорвёшься при всём желании.
Но вот как кухарка, ему Катерина очень нравилась и терять её было бы глупо. Ну и самое главное: Анастасия смотрела на своего суженого с такой гордостью, требовательностью и с такой убеждённостью в его силах, что разочаровывать любимую и мысли не возникло:
— Хорошо, Катя, попробую с этим делом разобраться. Пошли, пока Настю немного проводим, расскажешь мне, где твой Вася работает, что именно делает и что у него там за начальство… Да и с занятий мне не мешало бы отпроситься…
— Я сама отпрошу! — тут же уверенно заявила Бельских, надевая шапку и укутывая шею широким шарфом. Вроде и октябрь на улице только до середины добредал, а уже зима стучалась в окно холодными лапами.
Через десять минут Киллайд всё знал и деловито шагал в нужном направлении. Только и заставил Катерину идти домой и не мешаться под ногами. Да и она понимала, что её личное присутствие на заводе или, где бы то ни было, ничем не поможет.
Первая часть акции «Выяснение истины», прошла неожиданно легко. Шульга прошёл сразу в кабинет директора завода, поручкавшись вначале с его секретарём. А затем и самого директора не столько загипнотизировал на нужные действия, сколько банально ввёл в курс дела:
— Начальник цеха ворует масло, покрывает вредителя, обвинил непричастного!
Скорей всего руководитель завода и сам бы принял надлежащие меры, знай всю подноготную событий. А так воздействие мемохарба только подтолкнуло и ускорило разбирательства. Несколько звонков по внутреннему телефону, куча начальственных рычаний в адрес нерадивых, и непосредственно на самом заводе завертелась совсем иная карусель, где пошла ревизия материальных ценностей и поиск истинных махинаторов.
После чего директор лично устремился в застенки опорного пункта милиции, где и томился облыжно обвинённый токарь Вася. И там сразу начал общение с начальником, в звании майор, объясняя непричастность своего работника к саботажу и вредительству. Майор Курбаев оказался его хорошим знакомым, вполне вменяемым человеком, сразу прекратив дело и приказав освободить ценного специалиста из-под ареста. Но когда несчастный появился на люди, на него без содрогания было невозможно глянуть: в рваной спецовке, порядочно избитый, лицо опухшее, глаз заплыл и не хватает парочки передних зубов.
И свою обиду на такое к себе отношение, молодой мужчина скрывать не стал. Правда, большинство слов у него вылетали нецензурные, но всё остальное звучало примерно так:
— Я три года на фронтах провоевал, фашистов как собак резал, и ни одного ранения не получил! А тут мне какая-то мразь тыловая зубы выбила?! И при этом пытался сделать меня японским шпионом?! Я до самого Сталина дойду! У-у-у…!
Как ни странно, начальник опорного пункта только и мог посочувствовать:
— Понимаю тебя, сержант, понимаю! — и посоветовать: — Но лучше не нагнетай, не нарывайся! Иди домой, отлежись пару дней… Дашь ему недельку для восстановления?
Это Курбаев уже директора спрашивал.
— Конечно дам! — согласился тот. — Так что иди Василий домой, через медпункт, а мы тут сами разберёмся…
Общими усилиями как-то недавнего арестанта удалось успокоить, уговорить, не раздувать скандал, и отправить в больницу. Всё это время Шульга маячил за директором тенью, словно он его личный секретарь, словно так и надо. Так что и дальнейший разговор между двумя начальствующими приятелями слышал от слова до слова:
— И кто это так моего работягу отделал?
— Да есть тут у нас один чудила, капитан. Хуже бешеной собаки всех кусает, карьеру делает. И не просто на моё место хочет сесть, а сразу выше метит, в районное начальство. Ну и с ним один старшина, тоже гадёныш, по прозвищу Рекс… Сейчас они оба на вызов уехали. И не знаю, как ор переживу, когда они вернутся. Наверняка капитан станет вопить, что я японского шпиона отпустил.
— Неужели такой опасный тип, что ты сам его боишься?
— И рыпнуться не могу! Сынок он одного нашего генерала… Тоже тот ещё фрукт!..
Тут встрял деликатно в разговор Киллайд:
— А что за вызов? И куда именно?
— Да очередную воровскую малину с утра накрыли… А такие места капитан наш со своим Рексом самолично обыскивать любят. Догадываемся, что они нагло тащат всё, что ценное и в вещдоки не сдают… Но связываться, себе дороже… Тьфу! Вот же гадость!.. Скорей бы его уже в район забрали!..
Всё ещё досадуя и чертыхаясь, майор Курбаев и адрес «малины» назвал. После чего попрощался с Шульгой за руку, да и забыл о его существовании. Как и директор, в памяти которого оставалось лишь убеждение, что ему помог разобраться во всём некий лейтенант госбезопасности.
А сам Киллайд поспешил на тот самый воровской притон, где капитан-карьерист проводил следственные мероприятия:
«Если уж взялся за спасение Катиного мужа, — убеждал он себя на ходу, — То надо доводить дело до конца. А то ведь избавиться от подозрения в шпионаже гораздо сложней, чем от обвинений в саботаже».
Успел вовремя. Обыск ещё продолжался. Во двор двухэтажного дома на восемь квартир в двух подъездах, никого не пускали два юных, безусых солдатика. Скорей всего из весеннего призыва. Ещё двое в поте лица грузили полуторку с высокими бортами. Носили какие-то вещи в узлах, чемоданы, баулы, швейные машинки и прочее. Что, в общем-то, кардинально противоречило всем процессуальным и юридическим нормам. Ну арестовали хозяев воровской малины, ну сделали обыск, ну провели подробную опись имущества. Но после этого квартиры опечатывались и стояли неприкосновенными до решения суда. Допускалось лишь изъятие вещественных доказательств, орудия непосредственно преступления и к ним относящиеся предметы.
А здесь чуть ли не тотальный переезд граждане милиционеры устроили. Или слишком много набралось вещественных доказательств?
Солдатиков мемохарб прошёл быстро. А вот на первом этаже пришлось поднапрячься, чтобы банально приблизиться к водителю полуторки. Тот сам копался в груде вещей, отбирая что получше, и бросая на расстеленную на полу скатерть. Но как только увидел в дверях постороннего человека, сдёрнул со спины автомат и направил в его сторону:
— Стоять! Кто такой? Чего тебе здесь надо?
— Да вот, майор Курбаев послал к тебе с запиской! — Александр шагнул вперёд, протягивая перед собой сложенный лист бумаги.
— Стоять! — опять рыкнул водитель, дёрнув стволом автомата. — Положи записку на стол, а сам — за дверь!
То ли у него звериный инстинкт на опасность имелся, то ли обстановка с этим обыском складывалась слишком нервная, но поведение владельца автомата поражало. Ну и сам факт, что он являлся подельником парочки «капитан-старшина», как-то не вызывал теперь сомнений. Те — наверху тайники ищут, а этот — внизу стоит на стрёме. Ну и сам попутно обогащается незаконным способом. Но ошибку он всё-таки совершил: дождался пока посланник с запиской отойдёт к двери, и сам подошёл к столу. А расстояние-то уменьшилось!
