дичился. Потом хмурился и дергался, когда я заготовки из углей голыми руками тягал (та пряжка была первой, но не последней), потом попривык, да и успокоился.
Стеклодувную мастерскую я также не спешил забрасывать, с удовольствием выдувая различные формы из такого податливого и послушного, радугой в руках переливающегося стекла. Ну, и листовое стекло для нужд деревни не забывали.
И вот как-то раз, по первому устоявшемуся снегу, когда дороги стали вновь проходимыми после осенней распутицы прибыли в Сеньевку странные гости.
Десять укутанных в черное всадников, позвякивающих восточными саблями у седел, на дорогих восточных же скакунах. Прибыли в деревню они под вечер и сразу к старосте. Беседовал с Апанасом только старший из этой десятки. Остальные даже не покинули седел. И искали они стеклодува невысокого роста восточной внешности с особой приметой — недостающим кусочком уха.
Дружина далеко, а эти десятеро вот они. И сразу видно, что воины, даже более того — убийцы. Трудный выбор. Не хотел бы я когда-либо попасть на место Апанаса, оказавшись перед таким выбором: с одной стороны деревня с малыми детьми, бабами, стариками, с другой стороны один пришлый мужичок с непонятным прошлым. И десять профессиональных убийц, способных вырезать половину деревни, а то и всю ее в считанные часы, ведь не воины живут здесь, а крестьяне и ремесленники.
Только я не видел всего этого. Я был у Айнара в мастерской, работал над стеклянным цветком, попыткой номер одиннадцать — была у меня в то время такая идея, требующая воплощения.
Я видел, как прибежал с заднего входа внучок Апанасов — Данилка. Как он что-то быстро и горячо прошептал ему на ухо, как быстро после этого скрылся. А Айнар после этого сообщения словно погас. Он сел на табуретку, откинулся спиной на стену и прикрыл глаза, устало и обреченно.
Я же был занят и не обратил на это особого внимания, пока, минут через десять, дверь не распахнулась. Вошел человек в черном с оголенной саблей в руке и нагло двинулся к Айнару. Вот только путь его пролегал через меня. И этот нахал не нашел ничего умнее, чем отмахнуться от меня своей саблей, как от досадной незначительной помехи. В меня он естественно не попал, но выбил из рук уже почти готовую розу, над которой я корпел уже больше четырех ночей! Выбил.
Роза медленно, для моего восприятия медленно, пролетела к полу и разбилась на сотни блестящих осколков.
Мужик в черном летел хорошо. Думаю, что никак не меньше двадцати метров, окончив свой путь в кустах далеко за оградой Айнарова участка.
Следом, почти повторив его траекторию, пролетела сабля.
Лишь после этого из мастерской вышел я.
Восемь этих «чернышей» были хороши. Они двигались очень быстро, быстрее чем способен простой человек, умело действовали в группе, качественно окружали, слаженно нападали, помогая друг другу, показывали великолепную выучку профессиональных убийц, использовали разнообразные метательные звездочки, ножи, дротики, цепочки с лезвиями… Но я был зол. Так что неудосужился насладиться красотой боя, о чем после сожалел.
Все кончилось быстро. Для меня посреди двора Айнара, для них — в тех же кустах, куда улетел первый.
Дальше… Дальше на сцену вышел десятый, ранее в общей потехе участия не принимавший. Точнее не принимавшая.
Это была женщина. Стройная, гибкая, грациозная, словно опаснейший из хищников. Она была уверена в себе. Настолько уверена, что я даже невольно засомневался на какое-то мгновение, справлюсь ли с ней.
И она действительно была хороша: сверхчеловечески быстрая, ловкая, гибкая, сильная и жесткая, как стальная пружина… Я бы сравнил ее с бароном из демонов Инферно. Вот только магией она не пользовалась. Только запредельные параметры тела и боевое мастерство. Только хардкор!
Меня бы времен Ильниссы она на ремни порезала. Убить бы естественно не смогла, но было бы мне очень и очень больно.
Вот только Ильнисса была ангелову уйму столетий назад. Столетий непрекращающегося боя с целым миром.
Сложнее всего было ее не убить.
В какой-то момент боя с нее слетел головной убор вместе с той тряпкой, что закрывала лицо и я с интересом стал рассматривать открывшееся.
Женщина была красива. Не ослепительно, не потрясающе, но все же. Симпатичной ее тоже назвать будет неправильно. Не подходит под это слово она. Но вот слово «красива» описывает ее достаточно точно. Черные, как смоль волосы, восточный разрез глаз, смуглая кожа, пронзительные черные глаза…
Правда, любоваться собой она мне времени не оставила, снова бросившись в атаку с яростью дикой кошки.
Мне надоело играться с ней. Не то настроение, чтобы затягивать бой и упиваться процессом. Резкий встречный удар ноги на противоходе, прямо в рукоять сабли, зажатую в руке. Но удар не чистый, а скорее даже толчок. Нога проминает сопротивление руки держащей саблю, прижимает ее к телу и передает ему импульс обратный тому импульсу, что у него был первоначально. Причем импульс был передан в верхнюю часть корпуса, так, чтобы первоначальный сохранился в нижней… Все это долго описывать. На самом же деле все очень быстро: ее прыжок, мой «широкий шаг» и она лежит на земле под моей ногой, прижимающей ее же руку с ее же саблей к ее же горлу. Причем острой частью лезвия к коже. Немного усилить нажим и эта бестия сама себя зарежет.
А еще у меня в руках две сабли оставшиеся от ее подручных.
Я немного наклонился, чтобы поближе рассмотреть свою пленницу. Со стороны это выглядело, будто собираюсь ее заколоть тем оружием, что у меня в руках.
— Стой! — внезапно бросился ко мне Айнар и вцепился в руки, держащие клинки. — Не надо, Миша!! Не убивай ее! Нет!
— Почему? — задал я идиотский вопрос, поскольку был слишком удивлен его поведением для чего-то умного. Так-то я и близко ее убивать не собирался. Во-первых, потому что людей не убиваю. Во-вторых — это же женщина! Я поднял на нее руку, вообще только лишь защищаясь. Я приложил титанические усилия чтобы не нанести ей даже царапинки, при том, что она всерьез пыталась меня убить. Даже последний прием с толчком ноги в грудь был не нападением, а разновидностью защиты, ведь он не сработал бы, не набери она достаточный импульс в мою сторону.
Я защищался. Причем максимально мягко. А тут: «не убивай»… Я растерялся.
— Пощади ее, Миша-джян! — взмолился Айнар, вновь используя смешной постфикс после моего имени, что принят на местном востоке.
— Зачем? Она же хотела нас убить? — все еще не понимал, чего же он от меня хочет.
— Подари ее жизнь мне, раз уж решил наказать, но не убивай! Молю тебя! — преданно, чуть не по-собачьи заглядывал мне в лицо он.
— Ты ее знаешь, что ли? — начало понемногу доходить до меня. Да — туплю. Но в данном случае простительно, учитывая насколько меня разозлил тот первый гад, что разбил мою розу. Не будь тех лет практики йоги и медитации на Драконьем Озере, я разорвал бы его в клочья, как и всех остальных, а не просто побросал в кусты. Но на это были брошены огромные ресурсы моего разума. На то, чтобы справиться с собой. Так что я тупил. Жестко. И закономерно.
— Знаю-знаю, — быстро закивал он.
— А не кинется она, если пощажу? Отпущу ее, а она нас потом ночью прирежет? — засомневался я.
— Нет-нет! Что ты, Миша-джян! Айнигюль не нарушит слова!
— А она его даст? — с сомнением посмотрел я на хмурое, как грозовое небо, лицо девушки, лежащей под моей ногой.
— Пожалуйста! Очень тебя прошу, Миша-джян, — снова взмолился Айнар.
— Ладно, — вздохнул я, втыкая сабли в землю по обеим сторонам от тела пленницы. — Делай с ней что хочешь, Айнар. Но, если она или те недобитки, что в кустах валяются, бедокурить начнут в деревне, ты первый по шее получишь. Понял? — он быстро-быстро закивал, соглашаясь, со всем соглашаясь, вообще со всем соглашаясь, что бы я не сказал. Даже как-то немного противно стало от такого его поведения. Не люблю, когда унижаются. Особенно, когда унижаются передо мной.
Я убрал ногу с руки женщины и пошел к дому Апанаса. Настроения начинать работу заново сегодня уже не было. Айнар же кинулся помогать ей подняться, что-то с жаром втолковывая на своем наречии. Она продолжала хмуриться.
Я сидел на лавке в своей теплице. В печках размеренно потрескивали дрова. От печек тянуло теплом, сквозь мутноватые, слегка запотевшие стекла лился приятный свет зимнего солнца, к которому тянулись зеленые стебли все
