Ребе Менахем еще раз склонился к свитку, повторил формулу благословения по случаю хороших новостей о себе или о других, за которые можно и нужно благодарить Бога Израиля, осторожно, словно изделие из тончайшего хрусталя, положил свиток в ящичек, и повернулся к Янкелю. Герой дня скромно стоял в сторонке. Ребе сделал ему знак следовать за собой, и Соломон послушно прошёл в дальний угол склепа, отгороженный рогожной занавесью.
И — замер, едва сдержав возглас изумления, увидав сидящую на табурете молодую девушку восточной наружности.
— Пани Далия? Но как вы здесь…
И осёкся, встретившись с ней взглядом. В глазах Далии плескалось самое настоящее безумие; в уголке безвольно приоткрытого рта поблёскивала в свете свечей ниточка слюны, пальцы судорожно двигались, то сжимаясь, то разжимаясь, то вонзая ногти в ладони, и без того расцарапанные в кровь.
Как я понимаю, ты с ней знаком? — заговорил ребе. Янкель кивнул.
— Эта женщина сопровождала нас в подземельях. Если верить тому, что говорили остальные наши спутники — она уроженка то ли Египта, то ли Аравии, и явилась туда вместе с офицером-мамлюком. Больше ничего не знаю.
Удивительные дела творятся… — ребе покачал головой. — Этим-то что тут понадобилось? Впрочем, неважно…
Он протянул руку и взял Далию за подбородок. Янкель ожидал, что девушка забьётся в страхе, но к его удивлению она подчинилась, и даже улыбнулась — криво, испуганно, но всё же это была улыбка…
— Как видишь, Соломон, она потеряла разум. — ребе Менахем убрал руку и протянул девушке кусочек хлеба, в который она немедленно вцепилась с жадностью изголодавшегося зверька. — Точно то же самое, если ты помнишь, было с моим сыном, когда….
Он осёкся и закашлялся.
— …когда мы по вашему слову засыпали тот тоннель. — закончил Янкель. — Да, по виду она так же безумна. Но ведь Йосик со временем пришёл в себя?
— На это ушло не меньше двух недель. — согласился ребе. — А французы, как ты говоришь, вскоре уходят из Москвы… И поэтому я спрашиваю тебя, Соломон Янкель: стоит ли нам отпустить её к своим, или спрятать здесь и постараться вылечить, как вылечили когда-то бедного Йосика?
Янкель задумался — впрочем, ненадолго.
— Если мы передадим несчастную в таком виде её соотечественникам, то она, скорее всего, погибнет. Мне известно, что их госпитали забиты ранеными, а тут ещё поход…
Ребе Менахем терпеливо ждал.
— Но если найдётся учёный лекарь, который справится с недугом, — продолжил Янкель, — то несчастная, выздоровев, наверняка расскажет обо всём: и о подземелье, и о библиотеке с её сокровищами…
— …и о нашем убежище. Я тебя понял, Соломон. Бог Израиля велит нам заботиться о несчастных, потерявших разум, даже если это гои, но и о своём народе забывать не должно. Мы оставим её здесь и будем лечить — а там посмотрим, как с ней поступить.
Ребе жестом подозвал двух женщин, и они увели Далию прочь.
— Хочу ещё раз поблагодарить тебя, Соломон Янкель, за то, что ты сделал. — сказал ребе Менахем, когда за женщинами задёрнулась занавесь. — Но Богом нашим, коему имя Элохим, Адонаи, и ещё многие другие, непроизнесённые человеком, заклинаю тебя: будь осторожен и берегись! Берегись как не берёгся никогда — потому что, уж поверь мне, эта история с библиотекой ещё будет иметь продолжение…
Москва, 2022 г., июль-август
