Ага. Вот она. Вдохновительница кражи. Елена прекрасная. Или как ее там. Даю локоть на съедение, что это из-за этой красоточки Серегин бросился во все тяжкие.
— Это за картиной, — Серегин подтолкнул девушку обратно в комнату. — Я же говорил тебе. Покупатели. Не мешай, мы разговаривать будем.
Он указал на комнату слева. Мы вошли туда. Нечто вроде гостиной.
Мебель старая. Круглый обеденный стол. Девять стульев вокруг. С изогнутыми резными спинками. У стены сервант с посудой. Башенка часов-маятников. С тикающей стрелкой.
Сорокин подошел к окну. Отодвинул шторы.
Поглядел во двор. Кому-то кивнул. Еле заметно.
Ну и хорошо. Значит, наши хвосты не отклеились по дороге. Дошли вслед за нами. Прямиком сюда.
— Вот картина, — Серегин вошел в комнату. В руках свернутая в трубку бумага. Это что же, он так с полотном обошелся? Вот идиот. — Можете посмотреть.
Он передал свиток мне. Я осторожно развернул. Мы подошли к окну. Сорокин достал из кармана лупу.
Так-с. Вот он. «Святой Марк». Один из четырех Евангелистов. Кисти фламандского живописца Франса Халса. Написана в семнадцатом веке.
Еще есть святые Лука, Матфей и Иоанн. Все они в свое время были выкуплены императрицей Екатериной. Для дворцовой коллекции.
Сорокин нетерпеливо пихнул меня в бок. Он сопел, осматривая картину через лупу. Но я уже видел, что это оригинал.
На картине изображен Святой Марк. Седой старик в грубом синем плаще. В руках книги с жизнеописанием Христа. За правым плечом видна голова льва. Это обязательный атрибут Марка.
Помещение на картине темное. Все внимание на старике. Рисунок выполнен в теплых коричневых тонах. Грубый реализм. Характерен для Халса этого периода.
И вот нюансы.
Позже, в девятнадцатом веке, на плаще Марка дорисовали воротник и манжеты. Хотели замаскировать от вывоза за границу.
Эти дополнения не затронули лицо и руки Марка. Они сохранились в первоначальном виде. Если приглядеться, отличия видны. Сразу.
Позже эти пририсовки удалили. Во время глобальной реставрации картины. Но сейчас они еще есть. И сразу бросаются в глаза. Если посмотреть внимательно, авторский слой Халса отличается от нанесенного позже.
Кроме того, на плече и лице Марка можно разглядеть остатки лака. Тоже нанесенного позже. Я не спец, но вижу.
Тем более, что в прошлой жизни я уже встречал это полотно. В более приличном виде. В музее. В раме, в стеклянной капсуле. С отличным освещением. Все, как полагается.
Сорокин затаил дыхание. Перестал сопеть. Тоже, видать, что-то обнаружил. Он как раз исследовал букву «H». Начальная буква имени Халса. Нарисована в правом верхнем углу картины.
— Хм, вроде бы это оригинал, — сказал он на английском. Хотя я думал, сейчас от волнения заговорит на русском. — Я не уверен окончательно. Но можно считать, что это оригинал. Как вы его достали?
Серегин тут же забрал картину. Отдал Инне. Та как раз бесшумно подошла сзади.
— Какая вам разница? — спросил он грубо. Когда я перевел вопрос. — Давайте аванс.
Я поднял руку. Чтобы отвлечь Серегина.
— Мы можем оплатить и всю сумму. Сразу. Но есть небольшое предложение. Для этого мы платим пятьдесят тысяч. Сто штук слишком много.
Серегин смерил меня быстрым взглядом. Посмотрел на Сорокина.
— С чего бы это?
Я пожал плечами. Инна все еще стояла в комнате. С картиной в руках. Не ушла.
Это хорошо. Если Сорокин занялся бы похитителем, я бы помешал девушке уничтожить картину. Или просто убежать. Но мой напарник стоял молча. И не шевелился. Так, чем бы еще отвлечь Серегина?
— Ну, вы нарушили все условия хранения. Где вы держали картину? На открытом месте? Без защиты?
Серегин оглянулся на Инну.
— Ну да. Вернее, нет. Она так и была свернутая в трубочку. Лежала за шкафом.
Будь здесь хранитель музея, он бы прикончил Серегина. На месте. Вырезал бы прямоугольный кусок из брюха. Свернул в трубочку. Отхлестал бы негодяя. И смотрел, как Серегин подыхает в мучениях.
Даже я, человек далекий от искусства, оправдал бы такое убийство. Потому что с картиной так нельзя.
— Так нельзя, дружище, — мягко сказал я. — Картина пришла в негодность. Теперь потребуется реставрация. Знаешь сколько это стоит на западе? В два-три раза больше, чем ты просишь. Так что, из-за этого цена товара должна быть снижена. Или нам вообще невыгодно брать картину.
Серегин снова оглянулся на Инну.
— А вы прямо сейчас готовы отдать деньги? — жадно спросила девушка. — С собой у вас?
Я посмотрел на Сорокина. Спросил на английском:
— Какого хера ты не берешь его? Чего тебе еще надо?
Тот состряпал озабоченное лицо.
— По закону надо, чтобы он получил деньги. Чтобы мы могли доказать факт продажи за рубеж. Это другая статья, понимаешь? Не только кража. А еще и переправа за границу.
Так, понятно. Тогда надо проводить сделку. Чего ждать?
— Но деньги у вас есть? Вы можете достать полсотни кусков?
Сорокин кивнул.
— Конечно. Они сейчас у меня. Мы передадим ему. И я должен дать сигнал. На арест.
Я сказал Серегину:
— Если вы согласны, мы достанем деньги. Прямо сейчас.
Парень снова переглянулся с девушкой. Ах ты, бесхребетный ублюдок. Нашел, с кем советоваться. Сам решай.
— Ладно, — прохрипел Серегин. — Забирайте. Давайте деньги.
Сорокин сунул руку в карман пиджака. Достал сверток. Отдал Серегину. Тот открыл дрожащими руками. Обрадованно улыбнулся.
Инна отдала мне картину. Я передал ее Сорокину.
Тот отошел к окну. Якобы еще раз осмотреть картину. Повернулся к нам спиной.
Не знаю, что он там показал. Отодвинул занавески. Или просто помахал.
Но через пару минут в дверь постучали. И закричали: «Откройте, это соседи!».
Серегин спрятал деньги в другой комнате. Пошел открывать. И тут же очутился на полу. Мордой вниз. Инна закричала. А квартира заполнилась людьми в костюмах.
Я не стал задерживаться. Отпросился у Бурного. И помчался на хату. Проверить, как там дела у моих парней.
Наградите автора лайком и донатом: https://author.today/work/289956
