Алла Ивановна загадочно улыбнулась, — как и беда автопоездом, перевозившим новые комбайны. И тут вы подсобили. Вы будто бы появляетесь в нужном месте в нужное время. Так как подобает настоящему коммунисту.
— И работаете, — вклинился Егоров, — так же как настоящий коммунист, самоотверженно и стремясь помочь окружающим. Так почему же вы считаете себя недостойным?
Я хмыкнул. Улыбнулся.
— Так по-вашему коммунист — это тот, кто просто помогает окружающим? Тот, кто приходит на помощь людям, попавшим в беду? Вы делаете из этого что-то особенное?
Все слушали меня внимательно. Не перебивали.
— А я думаю, — продолжал я, — что нет тут ничего особенного. Что это называется просто жить по совести, жить, как нормальный человек. Ценить жизнь свою и окружающих. Ценить интересы свои и окружающих. Этого достаточно, чтобы быть гражданином советского нашего государства, но мало, чтобы быть коммунистом. Или хотя бы даже комсомольцем.
— А что же по-вашему, — спросила Алла Ивановна, — быть коммунистом?
— Коммунистом можно стать только тогда, — сказал я, — когда обогатишь свою память знанием всех богатств, накопленных человечеством.
Сказав эти слова Ленина, я улыбнулся. Вся комиссия затихла в молчании. Взгляды их остались внимательными и прикованными ко мне.
— Это какая-то бессмыслица, — сказал вдруг Сергей Александрович, поправляя свои волосы на плохо скрытой лысине, — что вы хотите этим сказать?
— Только-то, — ответил я, не поколебавшись, — что уже сказал. Я считаю себя недостойным. И увы, но не могу выполнить вашего требования. Потому как сейчас, в моей жизни, знания всего человечества стоят гораздо меньше жизни и благополучия моей семьи. Только это интересует меня по-настоящему.
— В перспективе, — возразила Алла Ивановна, — партия, коль уж вы в нее вступите, даст вам все что нужно, чтобы ваши близкие жили в благополучии.
— Тогда какая же это коммунистическая партия? — Улыбнулся я.
— Что? — Не понял Сергей Александрович, — о чем это вы? Что вы себе позволяете?
Он даже привстал, было со своего места, но Алла Ивановна остановила его.
— Значит, вы отказываетесь вступать в комсомол?
— Верно, — кивнул я, — отказываюсь. Потому как, хоть по-вашему партия и даст мне «возможности», но отнимет главное — время моей жизни, которое я намерен потратить иначе. Потратить во благо моей семьи.
Комиссия молчала. Кажется, мало у кого из них было что мне возразить. Даже Сергей Александрович, покрасневший, возмущенный, все же сел на своем месте ровно. В очередной раз поправил свои волосы.
— А теперь у меня вопрос, — нарушил я общее молчание, — почему это вы решили взять меня так сразу? Ведь другим шофером принято у вас проводить целое собеседование. А мне раз! И сразу место в отряде. Неужели виной всему мои прошлые поступки? Только лишь они? Потому как в гараже нашем найдется много шоферов-профессионалов, кто справится с такой работой не хуже меня.
На этот раз они молчали недолго. Почти сразу Алла Ивановна заговорила:
— Конечно, ваш профессионализм стоит на высоко среди критериев отбора. Однако не хлебом единым…
Она замялась, посмотрела на остальных членов комиссии. Снова сложила руки привычным образом — в замок, положила на них остренький свой подбородок.
— Но немалую роль тут играет и обертка. Ведь задача у нас, как вы помните, в первую очередь рекламная. На кону стоит, во многом деловая честь страны. Событие будет освещаться иностранными журналами. А потому образ советского рабочего, комбайнера, шофера, должен быть безукоризненным.
Сначала хотел я напомнить им про Титка, которого нельзя было назвать эталонным представителем пролетариата, да осекся. Потому как вспомнил, что был Титок весьма статной наружности и всегда пользовался у местных девок успехом. А раз его взяли, а вот старого Колиненка — нет. Значит, был тут и иной замысел. Кажется, должен был быть весь отряд рабочих благообразного, привлекательного внешнего вида, раз уж все мероприятие — реклама.
Значит подбирали шоферов, да комбайнеров, не только как специалистов, но еще и как людей — образцовых. И не последнюю, а может, и первую после профессии роль, играла тут внешность. Все: и машины, и люди должны быть как с картинки. А я, хвались не хвались, внешностью уродился в отца, который по молодости всех девок вокруг себя собирал. Да и репутацию себе собрал за последнее время такую, что грех не схватиться.
— Так вот, значит как, — догадался я, — у вас все кандидаты, подобранные заранее. Все уже давно определено. Так зачем нужен тут этот балаган с вызовом тех, кто заведомо вам не подходит?
— Как это не подходит? — Нахмурился Егоров.
— Лицом или возрастом не вышел. Советский шофер или комбайнер, все равно как советский спортсмен, что нынче на олимпиаде отвоевывает золото, должен быть собой хорош. А чего не взять только нужных сразу?
— А вы еще и догадливый, — Сказала Алла Ивановна, глядя на меня своим внимательным, въедливым взглядом, — такой точно нужен нам в партии.
— В советском государстве, — поспешил Егоров, — у всех равные права и возможности.
— Угу, — покивал я, — вот значит как.
Мда… Не скрою, всегда нравилась мне идея советского равенства. Считал я советское государство главным достижением человечества, когда большинство наконец стало править меньшинство. Да только она, такая справедливость, со временем, под влиянием внутренних и внешних врагов, извратилась. Превратилась в одни только пустые слова. Потому так мне мерзко стало от слов Егорова, что противоречили всем действиям комиссии, что захотелось мне сплюнуть. Сдержался я только из вежливости.
— Неужели, — сказала Алла Ивановна, — вы отказываетесь от места в отряде?
— Отказываюсь, — сказал я, — извините. У меня в жизни и других проблем полные карманы. Да и машину я свою не оставлю. Она для меня как живая. Никогда не подводила. Да и я ее в трудный час не подведу.
А в будущем предстоит мне еще и Свету как-то от смерти спасти. И пережить страшные девяностые годы. Заново.
Глаза членов комиссии растерянно забегали. Все зашептались. Егоров что-то проговорил Алле Ивановне, и та посмотрела на меня строгим внимательным взглядом.
— А чего вы так переполошились? — Сказал я, — что? Неужто не найдется во всем Красном сельском поселении молодца на мое место?
— Нам надобно именно вас, — ответила Алла Ивановна, — и есть у меня для вас одно предложение, что точно заинтересуетесь.
— Вряд ли у вас такое найдется, — снисходительно улыбнулся я им.
— А я уверена у нас именно такое предложение и есть. Точно не откажетесь. Товарищ Егоров высказал мне такое предложение. Пусть теперь выскажет и вам.
Егоров даже как-то вздрогнул от ее слов. Зачем-то встал, поправил свою мокрую рубашку. Прочистил горло.
— Скажите, Игорь, — начал он, — а как там дела у вашей сестры Светланы? Знаю я, что очень вы печетесь о ее судьбе.
— Причем это тут моя сестра? — Спросил я строго.
