class="p1">Началось всё с того, что я предложил Рамзину обучать и тренировать наших бойцов не на Русском острове, на базе спецназа ТОФ в бухте Халулай, а на Шаморе примерно с мая месяца. Там был свой небольшой аэродром, и можно было отрабатывать прыжки с парашютом и парапланом. Потом я показал подъём в воздух на буксире, используя катер. Рамзину понравилось море тем, что в него относительно не больно было падать при неудачном старте, и можно было отрабатывать с бойцами почти весь арсенал навыков спецназа.
На «покатушки», как обозвал тренировки Рамзин, собирались смотреть любопытствующие. Кто-то просился попробовать. Некоторых мы начинали обучать кроткой теории, а потом допускать к полётам. Кто-то так увлекался «покатушками», что вступал в ряды доблестной милиции. Так, например, случилось со служащими спортивной роты ТОФ, попытавшимися на мне потренироваться.
Постепенно наши инструкторы приобрели не только специальные навыки, но и навыки общения с отдыхающими гражданами, так как тренировки мы сместили с мая — чего морозить причиндалы — на июнь-июль-август-сентябрь, замаскировав свою деятельность под кооператив.
Наша группа превратилась в отряд милиции особого назначения, сотрудники которого привлекались к патрулированию города для обеспечения правопорядка, при задержании опасных преступников. Специальный отряд быстрого реагирования, состоявший из «лучших из лучших», отрабатывал задачи совместно с группой «Альфа» Комитета Государственной Безопасности и, порой, выезжал в командировки в Афганистан.
Но я не очень много времени уделял отряду Рамзина. Он и его инструкторы сами прекрасно справлялись с задачами. А я был, всего лишь, прикомандированным «московским специалистом», и занимался «своими» делами, коих, как видите, было по самые гланды.
К восемьдесят пятому году во Владивостоке секций карате было столько, что ткни пальцем на улице в прохожего и попадёшь в каратиста. В этом времени карате, по моей просьбе, не запретили. Хотя многие советовали «генсеку», но Юрий Владимирович самолично наложил на эту тему свою длань. Аки Юрий Долгорукий. Ха-ха…
И правильно сделали. Во-первых, участковые в «открытую» переписали всех занимающихся и провели каратистами разъяснительные беседы, о том, в частности, что «гопстоп» с использованием элементы карате будет восприниматься, не как грабёж, а как разбой с вытекающим из этого увеличением сроков отсидки.
Прямо скажу, дошло не до всех и число правонарушений с использованием техник каратэ увеличилось по сравнению с девятьсот тринадцатым годом, но зато секции заставили вступить в комсомольско оперативные отряды помощи милиции и участвовать в вечерних патрулированиях злачных мест. И многие откликнулись,надо сказать, с энтузиазмом.
Как не странно, в школе, что находилась рядом с моим домом, секции каратэ не было. Наверное, потому, что рядом имелись спорткомплексы «Динамо», «Спартак», «Труд», где эти секции «цвели и пахли». Поэтому я смело пришёл к директору школы и, продемонстрировав своё милицейское удостоверение, предложил такую секцию организовать, добавив слово «бесплатную».
— Ну, это понятно. Вы же советский милиционер, — сказала она.
И тут я мысленно сплюнул. Можно же было обойтись без удостоверения.
— Э-э-э… Бесплатно для учеников. И моё милицейское удостоверение тут не причём. Договор со школой будет коммерческой организацией заключён официальный и за аренду надо будет платить. А я просто инструктор, который, конечно же получает зарплату от государства. Моя цель — профилактическая работа среди подростков и молодёжи. Понимаете?
Директор кивнула. Это была другая, а не та директорша, что командовала школой в моё время и мою фамилию она, слава Богу, не знала.
— Конечно понимаю. И Спасибо вам, Евгений Викторович. А то все приходят и машут своими корочками, требуя спортзал в своё распоряжение. Гаишники приходили раз пять. Аж до целого подполковника дошли. А мне не жалко, только ведите себя не хамски. А вот вы… Вы молодец Евгений.
— Я живу тут рядом и в эту школу ходил, — не выдержал я. — Правда, очень недолго. Потом мы переехали.
— Да! Теперь понятно. К школе всегда остаются тёплые чувства. Даже если в ней и было что-то неприятное, оно, обычно, забывается.
— Ну, да… Обычно забывается.
* * *
Вот я и тренировался сам и тренировал окрестных хулиганов, ведя меж них разъяснительно-профилактическую работу. Зашёл и к Юдину, и к Полукарову. Потренировался с их спортсменами. И тот, и другой сразу принялись уговаривать меня вернуться в большой спорт, но я не хотел ломать карьеры настоящим спортсменам, жизнь положившим за результат. Я же был не спортсмен, а монстр.
Хотя и мои кондиции были не безграничны, но по сравнению даже с моими прежними, они выросли в разы: и скорость, и реакция, и подвижность, и быстрота мышления и принятия решений. Ведь реагировать на действие можно по-разному. Вариантов столько, сколько ты выучил. У меня же их было просто множество.
Мне стало немного страшно, когда я осознал это во время тренировочной схватки с Рамзиным. Так он никогда с учениками не спарринговал. Но я был не ученик, а мастер, и он об этом знал. Он сам попросил меня протестировать его навыки. Именно, что — его!
Боевые навыки у Рамзина были великолепные, а за себя я испугался, видя в какого монстра я превратился. Когда расправлялся сначала с боксерами из спортивной роты, а потом с уголовным элементом, времени, чтобы оценить свою кондицию не было. Всё произошло банально просто и быстро и не выходило за мои обычные возможности. А вот с Рамзиным, который оказался настоящим мастером очень высокого уровня, впитавшим и переработавшим несколько школ единоборств, но так и не сумевшим даже прикоснуться до моих жизненно важных точек на теле, получилось совсем плохо.
К восемьдесят шестому году Юрию Владимировичу Андропову исполнилось семьдесят два, но он чувствовал себя бодрым и почти здоровым. К сожалению, долгие годы почечных мучений привели организм к другим заболеваниям. Однако, они не мешали генеральному секретарю работать и, главное, думать. А при больных почках как можно думать о судьбах народов СССР, когда сам страдаешь от острейших болей?
Сейчас Юрий Владимирович перечитывал свой доклад, подготовленный к двадцать седьмому съезду КПСС состоящий из отчёта Центрального комитета КПСС, оценки поставленных задач партии и зачитать новую редакцию программы КПСС.
В отчёте Центральный комитет не «посыпал свою голову пеплом» и не называл период Брежневского правления периодом застоя. Я не мог продиктовать весь доклад Горбачёва, но некоторые моменты помнил хорошо. Его речь про общественные организации, которые должны больше участвовать в управлении государством и, в частности, Профсоюзы, которые должны активизироваться в защите законных интересов и прав трудящихся меня просто бесила.
Болтовня и демагогия об участии в управлении
