или метнуть копье. Страх принимал разные формы, в том числе в виде желания избавится от объекта опасности радикально.
— Езжай по своим делам, путник. Происходящее тебя не касается, — баронский сотник тоже понял мои затруднения и постарался сгладить ситуацию на свой лад. — Здесь вершиться правосудие за нарушение законов власти сеньора над своими людьми.
Самое забавное, что он прав. Не знаю насчет принуждения грудастой крестьянки к сексу, но нападение на стражников наказывалось строго. Потому что силу могла применять только власть, иначе все могло скатиться в анархию. Таков порядок вещей.
И с точки зрения крестьян все действительно по закону, по традициям, по обычаям, что в это время одно и то же. Но я не они. Мне плевать на порядок. Плевать на баронских солдат, решивших развлечься в деревне. Плевать на самого барона. Я видел перед собой беззаконие и собирался его пресечь, даже если придется пойти против местного феодала.
К тому же, кто сказал, что он прав. С точки зрения землянина двадцать первого века, происходящее было ничем иным, как произволом тех самых представителей закона, который они должны защищать.
В конце концов в эту эпоху, провинциальный барон ничем не отличался от главаря разбойничьей шайки, собирающей дань с захваченных земель.
— А я предлагаю вам отвязать парня и убираться отсюда, пока я окончательно не рассердился, — размеренным тоном произнес я, качнув рукой.
Фиолетовые отблески скользнули по лицам солдат и крестьян, последние не выдержав, подались назад, не желая вставать между противоборствующими сторонами. Сотник скрипнул зубами, мрачно взглянул на сгусток колдовского огня. Сомнения гуляли во взоре вояки. Помедлив, он оглянулся на исполосованное тело, привязанное к чурбаку.
— Ладно, похоже с него хватит, — неохотно буркнул сотник, стараясь не встречаться глазами с подчиненными.
Оценив ситуацию, опытный солдат решил не доводить дело до схватки, посчитав, что кучка деревенских того не стоит. В замок, разумеется, сообщат, и барон Байхорлд будет решать, как поступить с заезжим колдуном. Отправлять вслед погоню или ограничиться грозным предупреждением окрестным деревням, не принимать на постой незнакомых путников.
Поток мыслей так четко читался по лицу сотника, что я чуть не рассмеялся. Он заранее готовил оправдания не только для собственной совести и подчиненных солдат, но и для хозяина, который наверняка спросит, почему колдуна не повесили.
— Правильно решение… — кивнул я, но не договорил.
Нервы самого молодого солдата не выдержали. Привыкнув смотреть на грязных селян свысока (сам наверняка еще недавно был таким), он не сдержал унижения, вскинув лук. Свистнула выпущенная стрела. Я отклонился в седле, ощутив, как смерть прошла рядом, чиркнув по волосам в районе виска.
Глаза сотника Лютера расширились, за доли секунды он понял, что произойдет дальше, и даже открыл рот, собираясь то ли скомандовать атаковать всем вместе, то ли приказывая замереть на месте.
Уже неважно. Если удар нанесен, то бой должен быть продолжен и атакующий уничтожен. Все остальное — проявление слабости. Так учила философия мар-шааг, направляющая по пути не только самосовершенствования, но и искореняющая слабость.
Я швырнул файерболл в лучника. Раздался вопль. Тщедушная фигура, вспыхнула, как спичка. Магическое пламя превратила солдата в пылающий фиолетовый факел. С криками от него бросились прочь.
Ближайший солдат попытался неуклюже ткнуть копье лошади в бок. Животное заржало, взвилось на дыбы. Мне с трудом удалось удержаться в седле. Зато противник получил двумя копытами в грудь. Копейщика отбросило назад изломанной куклой.
Один готов.
У меня был не боевой конь, и скорее все он ударил со страху, но получилось отлично, а главное неожиданно. Остальные солдаты рванули назад. К этому моменту крестьяне разбежались, очистив площадь. Против меня осталось семеро дружинников, включая сотника. Именно он, сориентировавшись, бешено заорал:
— Убить его!!!
Понял, что назад дороги нет и попытался воспользоваться численным преимуществом. Не самый глупый подход. Жаль, совершенно неэффективный в нынешних обстоятельствах.
Я щелкаю пальцами и пространство накрывает белое облако. Туман густой, в вечерних сумерках совершенно непроницаемый для глаз обычного человека. Из глубины тут же раздаются испуганные возгласы бестолково мечущихся солдат. В отличие от них я прекрасно все вижу, и наношу хладнокровный удар, выцеливая ближайшего противника.
Сотканный из теней «Коготь» возникает и тут же режет яремную вену одному из дружинников. Вояка падает на землю, захлебываясь кровью, в безуспешной попытке зажать рану на шеи. Зря старается, порез больший и глубокий, кровотечение не остановить.
Забываю о практически мертвеце, переношу внимание на следующего. Один из копейщиков случайно находит границу тумана, вываливается в вечернюю прохладу и счастливо улыбается, что покинул колдовскую хмарь.
И умирает с улыбкой на устах, получив огненный шар прямо в голову.
Еще минус один.
Я действовал расчетливо, в первую очередь выбирая тех, кто находился близко к краю тумана. Который среди прочего, начал активно жечь кислотой, попадая на открытые участки кожи.
Снова крики ужаса от непонимания, что происходит. Баронские солдаты толкались, слепо водя перед собой руками, не видя ничего кроме густой белой мути. Дождавшись наполнения символа в Сумеречном Круге, я нанес новый удар, выведя из строя очередного противника.
Безжалостно, хладнокровно, просчитывая момент, когда это будет сделать удобно. Я давно заметил за собой такую особенность — в экстремальных ситуациях действовать с холодной головой, и теперь пользовался этим, спокойно уничтожая врагов одного за другим. Полезное свойство, доставшееся от Га-Хора.
«Коготь» и «Пламя» поочередно наполнялись энергией, и так же поочередно я пускал их в ход, убивая с безопасного расстояния. Изредка кому-то удавалось вырваться за пределы круга белой хмари, но он тут же падал, пораженный одним из боевых заклинаний.
Один раз «Туман» пришлось обновить, потому что дымка стала редеть, но это заняло доли секунды, не позволив противнику воспользоваться мелькнувшим просветом. Дальше бой продолжился в прежнем ключе.
Хотя нет, это даже трудно назвать боем, скорее избиением. У баронских солдат не было ни шансов.
Они падали один за другим, пока Лютер не остался один. Схватка сошла на нет. Подождав, пока сотник повернется боком, я нанес удар, перерезая «Когтем» сухожилия сначала на правой ноге вояки, затем на левой. Пепельное лезвие мелькнуло со скоростью молний и тут же исчезло. Сотник со стоном повалился на землю.
Туман рассеивался. Я не слезал с лошади, равнодушно наблюдая, как дымка медленно истаивает. Вечер полностью вступил в свои права, накрывая площадь сумерками.
Откуда-то сбоку возникла тень, обрела объем, превращаясь в девичью фигуру. Грета, невеста Ульфа, бросилась к привязанному жениху, не обращая внимания на валяющиеся вокруг трупы.
— Потерпи, милый, потерпи, я сейчас,
