— Да ладно тебе, — легким движением похожей на лопату ладони стер весь мой сарказм старший мичман. — Понятно, что на ощупь идем. Но ты-то сам себя командиром поставил. Значит, тебе нужно поручения раздавать и исполнение спрашивать, а не самому в бумажках закапываться. А вот если и потом косяки будут, тут-то спрос с тебя и будет. Порядок-то по любому наводить нужно!
— Вот и возьмись, — обрадовался я.
— За что? — удивился Леха.
— За режим! Правила выдумай. Все распиши. Кто чего имеет право, кто чего — нет. Какие печенюшки за добрые дела положены, и в какое место бить будем за самоуправство.
— А чего — я?
— А кто? — коварно поинтересовался я. — Снова я? Или вон Никитоса попросим?
— А я чего? — неожиданно для пятнадцатилетнего пацана тоненьким голоском пискнул сын. — Я ничего! Я этим дятлам все четко расписал. Что ждем мы их тут на работу, а не просто типо метнуться как на сафари, медведей тропических пострелять и по руинам полазать. Аттракционов им никто не отвечал. У меня вся переписка распечатана. Я за базар отвечу…
— Ты где таких слов нахватался? — рыкнул я. — "За базар"…
— Гы-гы. В нашей инцеклоподии таких словьев нетути, — заржал Леха. — Вот значит кто виновник нашего сегодняшнего "торжества".
— И что, Никита? — заинтересовался, поморщившись прежде на грубую шутку мичмана, Егор. — Они… Эти люди… Эм… Выживальщики — да? Выживальщики. Они, прежде чем ты сообщил — куда именно они должны приехать, были согласны с установленными тобой условиями?
— Ну, да, дядь Егор. Дядя Миша с тетей Любой даже предварительный договор составили, и я каждому их этих… его на мыло высылал, и получил обратно отсканированные копии с их подписью.
— Сдается мне, Андрюха, — нахмурился младший. — Нас пытаются развести как кроликов. Типо никуда их заслать мы реально е сможем, а чтоб вони на всю страну не поднялось, они нас на веселую недельку с девочками и саунами раскрутят…
— Человеческий фактор, — многозначительно ввернул ученый брат.
— Так, — оскалил зубы я. — А хрена ли мы тут толчем тогда? Никитос! Чеши в темпе к тете Ире. Пусть она тебе соглашение о сохранении тайны, и расписку о доведении до сведения режима прохождения портала составляет. Распечатываешь, и выдаешь этим… господам. Подписать должны все. Если хоть один откажется — гони всю шоблу за ворота в шею. Возьми парней, чтоб за спиной у тебя постояли. Олегову банду переправим, и за этих примемся.
— И пусть еще письма родственникам своей рукой напишут, — подсказал средний. — Что будто бы так и так. Полюбил Сибирь с первого взгляда. Еду в глухомань на заработки, не поминайте лихом… Или давайте я Никите с этим поспособствую… Если уж молодой человек озаботился зафиксировать все переговоры, и наши гости были заранее предупреждены… Никто же их за язык не тянул.
— Егор! Слышь! Ты че в натуре? Ты ли это? — вытаращился мичман.
— Его тоже Поц укусил, — хмыкнул я. — По коням, Лех. Путь не близкий. Нам еще сегодня Саву надо на ту сторону запустить. А о конституции нашего княжества в дороге по-трындим. Дело нужное. Еще один такой залет, и лавочку вообще можно будет закрывать. Иначе нас контора махом срисует и запечатлит.
Брат тяжело вздохнул, жалобно на меня посмотрел и кивнул. А что делать? У нас, как в армии — инициатива имеет инициатора. В прямом и переносном смыслах.
За право зваться четвертым капитальным строением в нашем городке у подножия Замковой сопки соперничают сразу три здания. Школа, механическая мастерская, которая выродилась из простого навеса над тем местом, где Поцман принялся ремонтировать или тюнинговать многочисленную технику, и церковь.
Детей действительно, как-то вдруг стало много. Оставлять их недоучками было, по меньшей мере — глупо, но и отправлять обратно, пристраивать в какие-нибудь интернаты — тоже не разумно. Если уж взрослые люди за языком следить не в силах. Нет-нет, да и брякнут чего-нибудь этакое. Тот же Костя Майер вон. На планерке в офисе строительной компании однажды такое задвинул — у сотрудников, тех, кто не в курсе, глаза как блюдца сделались. А всего-то — человек так привык стоимость товаров в золотом эквиваленте считать, что о рублях уже усилием воли вспоминал.
Теперь прикиньте, чего деточки наши своим однокашникам, ясен день — по великому секрету — наболтали бы? Туши свет! Ваши спиногрызы еще не убегали покорять Северный Полюс? А пиратов с черных кораблей бить на остров Ножа?
Короче, школа была не просто нужна, а, можно сказать, необходима. Только лично я был резко против того, чтоб для учебного заведения строить отдельное здание в городке. Все-таки мир вокруг был совсем не добрым. И в целях безопасности, гораздо логичнее было бы детей учить в более укрепленном месте. Например — в замке. Но тут резко воспротивился женсовет. И их логику тоже легко было понять. Число отпрысков будет расти пропорционально роста населения города. И не случится ли та, что лет через пять или десять нам самим придется искать новое жилище, а замок отдавать под учебу? Так не лучше ли спроектировать и выстроить школу сразу похожей на небольшой форт? В случае чего, старшеклассники и в его обороне могут по участвовать. Я ведь уже говорил? У нас свободное владение и ношение оружия с четырнадцати лет разрешено.
А чтоб совсем уж не оставлять деточек без присмотра и охраны, к школьной крепостице присовокупили западный укрепрайон. Это тот, что бухту Тортуга и плотину на Электрической речке прикрывал. Это конечно не центр города получался, но оно и к лучшему. Как говориться — чего не видишь, о том не думаешь. С глаз долой — из сердца вон.
О Мишкиных мастерских я уже упоминал. Нет? И о его жене не говорил? Ну, короче, нашел в Одессе-маме Поц свою судьбу. С туземной братвой подался уговаривать старого капитана "Сватове" остаться на берегу, там и встретился глазами со своей Лесей. А глаза у нее, кто, внучки, с ней еще не знаком, примечательные. Васильковые. Яркие. Мордашка то — так себе. Раз посмотришь и второй раз поворачиваться поленишься. А вот глаза — это да. Звезды!
Особенно на ее-то, вечно испачканной машинным маслом, лице. Думается мне, цвет Лесиных глаз для Михи на втором месте был. А вот то, что она во дворе капитанового домика мотоцикл чинила, это ей однозначно в зачет пошло. И пока хулигангстеры капитана увещевать пытались, Поц помогал Лесе какие-то железки в керосине промывать.
На том холостая жизнь моего механика-водителя и закончилась. Украинка с забавным выговором, васильковыми глазами и вечно перепачканной мордашкой последовала в Подкову вместе с отцом-капитаном. Свадьбу сыграли уже здесь, на острове. И венчал молодых, ясен день, Саня Коленок. Ну, кхе-кхе, то есть — отец Александр.
Прибыли в давным-давно брошенную, укрупненную еще в при Хрущеве, деревеньку часам к пяти. Ну не знаю — вечера или дня. Летом — скорее дня, а вот в начале марта и не поймешь. Вроде уже по летнему светло, но уже явно не белый день. Что-то, бляха от ремня, среднее.
Коленок жил в малюсеньком бревенчатом домике возле почерневшей от времени, малюсенькой же, церквушки. Слышал где-то, что по кресту на куполе можно как-то определить, к староверам храм относится, или уже к новой. Может быть и так. Только что мне, что брату, что кое-как расселившимся по кривобоким хибаркам савиным бойцам, по большому счету было начихать. Да хоть мечеть, блин. Но слушали нарядившегося в черную сутану Саню Коленка внимательно. И мужики и бабы. И даже детишки в присутствии попа-самозванца вели себя как-то иначе. Более… послушно, что ли.
А Коленок звездил. Сразу было видно. Так сказать, невооруженным глазом было легко разглядеть, что это вот нежданное внимание отставному хулигану прямо как елеем по израненной душе. Прежде то он в особенных баянских талантах замечен не был. Долго не базарил, короче. Чаще всего выходило, что весь его развод на третьей секунде заканчивался ударом по печени. Вот это наш Саня любил и умел. И продолжал совершенствовать на безответных грушах в спортзалах Федерации Самбо.
А тут — надо же! Говорил уже минут пять, часто на приблатненую феню срывался, руками себе активно помогал. Но именно что помогал, а не кидался с кулаками на слушателей. Фантастическое преобразование с моим боевым товарищем случилось — вот что я хочу сказать!
— Он, в натуре вкурил, этот бродяга, что Господу противно воровство, — самозабвенно вещал новый Апостол Веры. — Он сам, своими собственными очами, зырил, типа: рядом, на соседнем кресте страдает чувак, который, с ним в сравнении, вообще не при чем. Типа, вообще безгрешный. Иисус Христос! Пацаны! Мужик, которому и пришить то смогли только рамсы с барыгами в Храме! И тогда, господа хулиганы, до того злодея типа дошло! Он, типа обрел Веру! И так он Святой верой той загорелся, что уже готов был еще раз через палки мусоров пройти, снова страдать ради Христа, лишь бы только помочь Иисусу. Только, капец! Оба они уже! Уже висели рядышком, как два вывешанные на забор половичка. Поздняк было метаться, пацаны! И тут, как донес до нас Апостол Лука, бродяга, от всей своей воровской души, забазлал Господу: помяни меня, Господи, когда придешь в Царствие Твое! Типа, не поминай лихом, братан! Типа, раскаялся я, и Тебе, Христос, вверяю я душу твою…
