Ознакомительная версия.
– Может, он сам уйдёт? – с надеждой предположил Лёха. – Проголодается да и намылится на охоту? Тут мы Гешку и вытащим из завала…
– Ньянги могут месяцами обходиться без пищи, – расстроил его Вырвиглаз.
И Айна слова профессора подтвердила:
– Двадцать Маленьких Солнц могут не есть. Тридцать могут. Дальше Айна не умеет считать.
Пришлось о лёгких путях забыть, устроить расширенный военный совет с целью выработки цельного и эффективного плана по нейтрализации коварного супостата.
Часа два спорили, ругались до хрипоты, пока не пришли к единому решению.
Разработанный план гениальностью не блистал, но был элегантен в своей простоте: из огнестрельного оружия нанести ньянгу максимальный урон, желательно – ослепить, попав меткими выстрелами ему в оба глаза, а дальше уже дело техники – очередь гранат придёт.
– Даю вводную, – излагал Ник, неторопливо прохаживаясь перед строем вверенной ему боевой единицы (Вырвиглаз с видимым облегчением передал ему все руководящие полномочия и функции). – Дружно залегаем вдоль обрыва за естественными укрытиями, старательно целимся ньянгу в область сердца. Первыми стреляем мы со старшиной Сизым.
– Разреши поправку внести, командир, – вмешался Лёха, дисциплинированно дождался утвердительного кивка и предложил: – Пусть, для пользы дела, вместо меня Айна выстрелит, она метко стреляет. Прям снайпер натуральный.
– Хорошо, – согласился Ник. – Итак, первым стреляю я, одновременно со мной – Айна. Мы целимся этому животному в глаза: я – в правый, Айна – в левый. Остальные, после наших выстрелов, про себя считают до двух и открывают беглый огонь. Если животное падает замертво или, наоборот, убегает, то все остаются на своих местах, не проявляют самодеятельности, ждут моих команд и приказов. Вопросов нет? Отлично. Сержант Сизый, расставить стрелков на номера.
Сам же подошёл к Айне и на всякий случай убедился, что чукчанка понимает, где «право», а где «лево» – ещё не хватало в самый ответственный момент ошибиться из-за мелочей.
Все бойцы заняли свои позиции, приготовились к началу операции. Ник и Айна, вставив в винчестеры по магазину патронов, залегли прямо напротив ньянга.
Монстр стоял на четвереньках над обрывом, раскачивался взад-вперёд – прямо как белый медведь в зоопарке, – смотрел на людей и тихонько подвывал в бессильной злобе, роняя с клыков в воды реки клочья розовой пены.
Ник подмигнул Айне, тщательно прицелился ньянгу в правый голубой глаз и мягко надавил на спусковой курок.
Через две секунды выстрелы загремели безостановочно.
Ньянг, прикрыв обеими лапами глаза, отпрыгнул назад, перекувырнулся через голову и, словно испуганный заяц, дал откровенного деру.
– Ура! – завопил Сизый. – Идём Гешку вызволять!
Но победа оказалась далеко не окончательной. Ньянг отбежал метров на триста, немного подумал и взобрался на круглый холм, где и принялся зализывать раны.
– Что делает, мерзавец! – огорчился Вырвиглаз. – В склоне этого холма и находится злосчастная штольня. Не приведи бог, ещё почует человеческий запах, в штольню полезет, тогда Геннадию уже не спастись…
Но, судя по всему, монстру было не до Банкина: сидел себе на холме, зубами пули изо всех мест выгрызал, раны зализывал.
Ник посмотрел на ньянга в подзорную трубу. Из тела монстра текли многочисленные струйки крови. Правый глаз был закрыт, на веке чётко виднелись две раны, расположенные в сантиметре друг от друга. Из ран сочилась жидкость странного густо-зелёного цвета.
Возвращая Айне оптический прибор, Ник поинтересовался:
– Ты в какой глаз стреляла?
– В левый, – уверенно ответила девушка и подняла вверх свою левую руку. – Где у него левая рука, там и левый глаз.
«А я ведь идиот», – пришёл Ник к грустному выводу. – «Она в его настоящий левый глаз стреляла, а я в тот, что для меня правее был. Вот, два раза в один и тот же глаз и попали. Напортачили, всё же. Точнее, я и напортачил, с Айны – какой спрос…
Попытался Ник ньянга на вшивость пробить. Заново нацепил на шею планшет с гранатами, дошёл до середины моста. Ньянг его сразу заметил, сошёл с холма, стал медленно навстречу продвигаться, явно находясь на «низком старте» – в любой момент был готов вперёд броситься, всю возможную скорость продемонстрировав.
«А ведь он на пули обращать внимания не будет», – понял Ник. – «За десять секунд до моста домчится, и на этот раз просто рванёт его лапой и разрушит полностью».
Осторожно отступил обратно, ньянг его примеру последовал – устроился опять на вершине холма, в склоне которого штольня была пробита, время от времени громко выть принимался, в сторону людей посматривая…
Солнце клонилось к горизонту, неуклонно приближалась ночь.
– Всё, господа мои хорошие, хватит на сегодня приключений и подвигов, – объявил Вырвиглаз. – Пора спать ложиться. Утро вечера мудренее. Может, утром и придумается что-нибудь гениальное. Никита Андреевич, прошу в мою палатку. Перед сном расскажете старику, что с вами происходило, где Маркус Эйвэ, где остальные…
Гешка вместе со сержантом Никоненко квартировал, теперь же одно спальное место в палатке временно освободилось.
– Ты же парнишка с понятиями? – в лоб спросил сержанта Сизый. – Знаешь ведь, что мы, русские люди, своим гостеприимством славимся на весь мир? Вот, то-то же. Поэтому выметайся на хрен из своей палатки! Не барин, пару ночей и с красноармейцами перекантуешься. И вообще, не понимаю, чего ты тут делаешь, иди посты проверь, на ночь бойцов дополнительно проинструктируй…
Вздохнул тяжело Никоненко, но спорить не стал, покладисто свернул свой спальный мешок и ушёл к подвесному мосту – решил лично на самый важный пост заступить.
Сизому и этого мало показалось, разобрал палатку, да и перенёс её метров на сто в сторону.
– Шумно тут очень, – объяснил своё решение. – Красноармейцы анекдоты в своей палатке очень уж громко травят, ржут как кони застоялые, спать не дают…
Вырвиглаз на середину палатки рюкзак, плотно набитый тротилом, вытащил.
– Пусть стол заменяет, – прошептал. Из-под спального мешка вытащил бутылку водки, приложил палец к губам: – Только тихо, а то если народ про водку узнает, то непременно взбунтуется. У меня так было уже один раз, в 1912 году, в экспедиции на реке Вилюй. Сейчас мы выпьем по капле, морским сухарём закусим, вы мне и поведаете о своих мытарствах. Мне-то вам, собственно, нечего рассказывать: мы даже и следов золота до сих пор не обнаружили, хотя по меди неплохие намечаются перспективы …
Свечу зажгли, выпили из крохотных походных рюмок, вставляемых при необходимости одна в другую, сухарями похрустели.
Ник профессору всё-всё и рассказал.
И о том, как «Проныра» утонул, о том, как они с Сизым шестерых «пятнистых» в Долину Теней отправили, об иностранном стрелке из миномёта, который потом цианистым калием отравился, о гибели всего отряда под грязевыми потоками, об Эйвэ, повредившем позвоночник, о нашествии леммингов, о походе через Мёртвую Тундру…
А главное, рассказал о показаниях беглого зэка и капитана утонувшей шхуны, о байке, поведанной Ванькиными детьми, а так же о своих соображениях и умозаключениях на этот счёт.
Вырвиглаз очень внимательно слушал, только изредка уточняющие вопросы задавал.
Когда Ник завершил свой рассказ, профессор ещё раз наполнил рюмки, скорбно головой покачал:
– Помянем души усопших, и своих, и чужих. Пусть им земля будет пухом…
Тут Ник с Вырвиглазом был полностью согласен: все погибшие, с обеих сторон, простыми исполнителями были, поэтому равны они перед Богом, как бы там ни было.
Вырвиглаз пожевал хлебную корочку, задумчиво на пламя свечи пощурился и подвёл итог, уже сугубо по делу, без сантиментов:
– Похоже, Никита, вы правы, всё сходится. И по временным отрезкам, и по отдельным деталям. Надо золото у мыса Наварин искать. Там оно, точно там. Только вы об этом не рассказывайте всем подряд. Как назло, и рации у меня нет: несчастный случай на маршруте произошёл, когда ещё сюда следовали, утонула рация. Надо срочно в Анадырь следовать, обо всё доложить капитану Курчавому. Он мужчина умный, всё поймёт, подскажет, что делать дальше. Воинские части в ружьё поднимет, чтобы очистить там всё от этих американских наймитов…. Вы, Никита, молодец. Горжусь нашим знакомством. А сейчас давайте спать ложиться, завтра непростой день нам предстоит.
– Вы очень плохо выглядите, Владимир Ильич. Заболели? – заботливо поинтересовался Ник у старика.
Вырвиглаз действительно выглядел неважнецки: лицо бледное, отёчное, он постоянно держался, слегка постанывая, за поясницу, правая нога почти не гнулась, распухла, кирзовый сапог с неё уже не стаскивался, несмотря на все усилия Ника.
– Почки отказывают, – смущённо, словно оправдываясь, пробормотал Вырвиглаз. – Камни там завелись, пятый день уже пописать не могу. Не жилец я на этом свете, Никита Андреевич. И не надо меня утешать, я знаю, что говорю. Приберегите ваши слова ободряющие для других! Всё, извините покорно, но – спокойной вам ночи…
Ознакомительная версия.
