Ознакомительная версия.
Плачь навзрыд, по земле катайся, волосёнки на себе рви – всё равно ничего уже не вернёшь назад, Вырвиглаза не оживишь.
Вокруг воронки обошёл несколько раз, спустился на дно.
Останки ньянга валялись повсюду: клочки ещё дымящийся чёрной шерсти, внутренности разнообразные, даже гигантский голубой глаз в двух метрах от воронки обнаружился.
Лежал себе на гладком камушке, изредка помаргивая. Ник его сапогом сильно пнул – далеко в тундру голубой шарик улетел, попрыгал немного и пропал из виду, наверно, закатился в какую-нибудь ямку.
Человеческих же останков, вообще, нигде не наблюдалось.
Нику удалось отыскать только несколько обрывков ткани защитного цвета, кусок голенища кирзового сапога, значок с профилем Сталина, две металлические пуговицы и пряжку от брючного ремня – с выпуклой пятиконечной звездой посередине.
Опознавательный значок «Азимута» бросил в нагрудный карман гимнастёрки, остальные находки сложил в железный ящик, ключ в замок вставил, повернул несколько раз, обратно пошёл, по дороге курительную трубку подобрал, ту, что Вырвиглаз в сторону отбросил, прежде чем по газам ударить.
Переходя по перекидному мосту через реку, выбросил в неё бесполезный уже ключ, метко попав в самый злобный из водоворотов.
Прошёл немного вдоль каньона, место симпатичное высмотрел: крохотная, идеально круглая полянка, поросшая белым мхом, вокруг полянки – брусничник густой, ветки густо красными ягодами облеплены, словно капельками крови.
Оставил железный ящик на краю полянки, к складской палатке сходил, обратно уже с кайлом на плече вернулся.
На самой середине поляны Ник за час, обливаясь потом и набив на ладонях кровавые мозоли, вырубил в твёрдой как камень земле аккуратную ямку нужных размеров.
Только присел перекурить, как прибежал запыхавшийся сержант Никоненко и возбуждённо доложил:
– Товарищ командир! Завал в штольне разобран! Геннадий Банкин успешно извлечён на поверхность!
– Как он там? – озаботился Ник.
– Жив, только ослаб очень! – продолжил проявлять усердие сержант. – Сейчас его товарищ Сизых напоил водой и кормит обедом! После окончание обеда больной незамедлительно будет доставлен в лагерь на специальных носилках!
– А носилки откуда взялись, да ещё и специальные?
– Так товарищ Сизых их самолично изготовил, пока мы завал разбирали.
«Молодец, всё же, Лёха», – рассуждал про себя Ник, вышагивая по направлению к подвесному мосту. – «Толковый из него командир получается, умеет быстро авторитет завоевать…».
На ту сторону реки переходить не пришлось, процессия, сопровождающая носилки, как раз на подвесной мостик вступила.
Первым к Нику подошёл Сизый, за ним – двое солдат с носилками, на носилках Гешка: лицо похудевшее, обросшее чёрной щетиной, но взгляд бодрый, с задоринкой.
Носилки, как успел отметить Ник, действительно необычными получились: широкие и длинные, с удобными подлокотниками, чтобы больному было, куда руки с удобством пристроить.
Лёха небрежно вскинул ладонь к пилотке:
– Товарищ командир! Ваше задание выполнено! Сержант Банкин из-под завала извлечён, приведён в чувство, напоен и накормлен!
– Благодарю за службу! – козырнув в ответ, Ник подошёл к носилкам.
– Привет, Никитон, – радостно улыбнулся Гешка. – Рад тебя видеть…. А где Владимир Ильич? Я тут спрашиваю, спрашиваю у всех, а они молчат, словно воды в рот набрали. Что-то случилось?
Ник посмотрел на Сизого, тот скорчил неопределённую гримасу, мол, сам решай, командир: говорить, не говорить, а если и говорить, то что.
– Понимаешь, Геша…, – осторожно начал Ник. – Почки у нашего профессора барахлили, даже пописать уже не мог. Вот, почечная недостаточность и случилась. Умер Владимир Ильич. А мы недоглядели, ты уж извини. Вот, просил тебе передать, – протянул Гешке курительную трубку Вырвиглаза.
Банкин крепко зажал трубку в ладони, посмотрел недоумённо:
– Что же это такое, а? Ильич же нестарым ещё был, шестьдесят три года всего. У него в Ленинграде сын маленький остался, одиннадцать лет мальцу, шустрый такой, белобрысый. Как же он теперь, без отца? – отвернулся и заплакал, всхлипывая совершенно по-детски…
Отряд построился рядом с идеально-круглой полянкой, поросшей белым мхом, вдоль густого брусничника, ветки которого были облеплены крупными красными ягодами, словно капельками крови.
Носилки с Гешкой стояли чуть в стороне – отплакав, Банкин уснул: устал, всё же, в своём подземном заточении, почти двое суток не спал – жажда заснуть не давала.
Ник прощальную речь сказал. Как умел – так и сказал:
– Сегодня мы прощаемся с нашим старшим товарищем. Он прожил долгую жизнь, полную радостей и бед, побед и поражений. Достойно жил и умер достойно. Дай всем нам бог умереть так, как он, – достойно. Спи спокойно, дорогой Владимир Ильич. Мы закончим наше общее дело. А всякие сраные ублюдки – не пройдут. Но пасаран!
Положил в ямку железный ящик с найденными останками, бросил сверху горсть каменной пыли и пошёл, не оглядываясь, к лагерю, зная, что всё дальнейшее Лёха на себя возьмёт.
Шёл и тихонько скрипел зубами, чтобы не завыть в голос…
В полной тишине позавтракали, потом оперативно и согласованно свернули лагерь.
То, что с собой не брали: мотыги, лопаты, тротил, излишки консервов, – между двумя большими камнями сложили, укрыли кусками старого брезента.
Подвесной мостик Ник решил не ломать – вдруг, ещё кому-нибудь пригодится.
Во время сборов к нему Сизый подошёл, смущённо покашлял в кулак:
– Ты это, командир, не сумлевайся. Мы там всё как надо сделали, закопали, сверху камень поставили приметный: весь белый из себя, с двумя чёрными полосами…
Выступили в направлении населённого пункта Анадырь, соблюдая походный распорядок: впереди – боевое охранение, со сержантом Никоненко во главе, в середине колонны – основные силы, включая носилки с Гешкой, далее, как и полагается, арьергард, возглавляемый доблестным сержантом Сизых.
На добрые полкилометра растянулась вдоль обрывистого берега реки Белой походная колонна.
Ник бездумно шагал вперёд, посматривая на белые речные буруны и водовороты, тихонько бормотал под нос:
Белая река, память о былом.
Эй, река-рука, помаши крылом.
Я тону и мне, в этих пустяках:
Рюмка на столе, небо в облаках…
За дневной переход, сделав два кратких привала, преодолели километров двадцать пять, что было совсем неплохо, учитывая, что каждый из бойцов имел за плечами килограммов тридцать пять – сорок различного груза. Уже в сумерках остановились на ночёвку. Впереди, в подступающей темноте смутно угадывались очертания высоких остроконечных скал.
Было достаточно тепло, дождик не ожидался, поэтому Ник решил времени на установку палаток не тратить. Разожгли несколько крохотных костерков, наспех поужинали, распределили очерёдность ночных дежурств, влезли в спальные мешки.
Сон пришёл сразу – долгожданным добрым другом, осторожно обнял за плечи, нашептывая на ухо разные истории: об иных местах, где растут высокие деревья, а по парковым, идеально прямым дорожкам прогуливаются беззаботные девушки с озорными глазами…
Утром Ник недоверчиво оглядел в подзорную трубу Айны скальный массив, неожиданно вставший у них на пути. До скал было чуть больше километра, но общая картинка читалась однозначно: вертикальная скала вздымалась над каньоном метров на четыреста, оставляя для прохода вдоль обрывистого берега реки узенькую полоску шириной чуть более метра.
Путь, конечно, совершенно небезопасный для передвижения, особенно для тех, кто носилки с Банкиным понесёт, но других вариантов не просматривалось.
– Сержант Никоненко, ко мне! – громко позвал Ник.
Бравый сержант прибыл незамедлительно, на ходу отряхивая с гимнастёрки крошки от сухарей, подбежал, вытянулся по стойке смирно, жадно поедая начальство глазами:
– Сержант Никоненко по вашему приказанию прибыл!
– Вольно, – улыбнулся Ник. – Скажите-ка мне, Никоненко, вы ведь сюда от Анадыря этим же путём следовали? – рукой показал на узкий проход между скалами и руслом реки.
– Так точно! Это место называется – Бараньи Горы. Очень плохое место, командир, опасное.
– А поподробнее? – нахмурился Ник.
– Эти скалы вдоль реки больше двух километров тянутся, – продолжил старательно докладывать Никоненко. – На скалах живут злые горные бараны. Они вниз рогами и копытами большие валуны сбрасывают. Когда человека увидят, тогда и сбрасывают. Мы, когда к лагерю шли, то про баранов не знали. Пошли по этой тропе обычным порядком. В боевом охранении пятеро бойцов было, вошли под скалы цепочкой. Горные бараны камни вниз сбросили. Рядовые Петров и Гаммиулин погибли на месте, – сержант закончил рассказ и замер в ожидании новых вопросов.
– Как же вы тогда преодолели этот участок? – не заставил ждать себя Ник.
– По одному, бегом, с перерывами в пятнадцать-двадцать минут. Груза было очень много. Приходилось возвращаться за ним. Трое суток переправляли. Я один раз с обрыва в реку упал, но выплыл, потому как на Волге вырос, плавать умею хорошо. А рядовой Павлов, он рязанский был, утонул сразу. И рация вместе с ним ушла на дно.
Ознакомительная версия.
