Вначале мужики, только услышав, что предлагал им дед Мирон, его посылали, но после того, как он объяснял, почему это делает, меняли свою точку зрения.
В итоге в деревне появились пятеро местных полицаев, а для жителей деревни все стало ясно, когда один из новоявленных полицаев пришел в дом к бабе Дуне и сказал, что раненый командир, которого она прячет у себя в сарае, может подставить всю деревню, а потому он его ночью перевезет на заимку. За пару дней семерых раненых бойцов и командиров Красной армии, которых прятали жители деревни, перевезли на небольшую заимку в лесу, она использовалась как пристанище охотников. Хоть и разместились они там с большим трудом, зато дорог к ней не было, да и место достаточно безопасное. Позже из этих бойцов и командиров вырос небольшой, но очень кусачий партизанский отряд, куда вошли другие окруженцы, те, кто смог сбежать из плена, и немного местных жителей.
На следующий день рота гауптмана Ортвига выдвинулась в соседнюю деревню, которая была в 12 километрах от них. Прибыв в деревню, немцы не обнаружили в ней жителей, поэтому просто сожгли дома и вернулись назад, но и тут тоже уже никого не было. После того как солдаты подожгли деревню, рота покинула ее и направилась к месту новой дислокации.
Все это время за ними из леса наблюдали Димка и пара деревенских мужиков. Им было до смерти жаль своих домов, но жизнь дороже, дома они потом и новые отстроят, благо, что леса море, надо его только срубить и высушить. Сегодня утром, как только немчура уехала, вся деревня, забрав с собой оставшуюся немногочисленную живность, ушла в лес, где они давно приготовили себе землянки. Там вполне можно было перекантоваться несколько недель. То, что немцы драпают, было ясно, канонада с востока с каждым днем была все громче, значит, очень скоро тут будут свои.
Гауптман Клаус Ортвиг тоже был доволен: хоть он и сжег русские деревни, как ему приказали, но местных жителей не убивал, а не исполни он приказ, об этом быстро стало бы известно начальству, и тогда его могли и расстрелять, а так и приказание начальства выполнил, и мирное население не убивал.
* * *
После того как мои части вернулись в Белоруссию, командование Прибалтийским фронтом принял генерал армии Конев, после зачистки территории войсками он стал наступать вперед, правда, учитывая дефицит солдат, двигался достаточно медленно.
В тылу начали действовать войска охраны тыла и группы СМЕРШа, которые вычищали леса от лесных братьев. Уже получившие достаточно опыта в таком деле, они методично их зачищали, причем всех пойманных в конечном итоге ликвидировали, а их семьи высылали в Сибирь и на Дальний Восток.
Таким образом терялась база для успешных действий оставшихся националистов, кое-кто из них, видя что получается, хотя сам и не сдавался, но старался легализоваться и затем спокойно жить. Среди таких искали в основном только тех, кто успел основательно замараться кровью, на остальных махнули рукой. Многих из них, кто подходил по возрасту, призвали в армию, вот так им и пришлось воевать против своих хозяев, но желание выжить оказалось сильней. В лесах остались только самые фанатичные и те, кто уже успел основательно наследить и потому прекрасно понимал, что пощады и прощения не будет.
К концу сентября я окончательно освободил Белоруссию, а Конев подошел к Кенигсбергу. Поскольку Кенигсберг был немецким городом, причем достаточно знаковым, то тут Гитлер приказал своим войскам стоять насмерть и ни в коем случае не сдавать город.
Для начала Конев окружил Кенигсберг и отодвинул линию фронта километров на 50 от него, тем самым взяв его в плотное кольцо. Бои были очень ожесточенными, так как теперь Красная армия вступила на территорию Рейха, но Конев, отодвинув линию фронта от Кенигсберга, перешел там к активной обороне, а основные силы сосредоточил на взятии города. Не желая лишних потерь, он использовал показавшую себя с самой лучшей стороны тактику уничтожения опорных пунктов и огневых точек.
Тяжелые штурмовые самоходки и танки ИС выдвигались вперед и огнем своих крупнокалиберных орудий прямой наводкой уничтожали или повреждали укрепления немцев, после чего вперед выдвигались бронетранспортеры с пехотой, которая и зачищала вражеские укрепления. Таким образом за неделю он взял все форты, которые защищали подступы к городу.
После того, как замолкали орудия и пулеметы обороняющихся, пехота могла вплотную подойти к укреплениям противника, и тогда в амбразуры летели гранаты и бутылки с зажигательной смесью, а саперы, которые были в порядках пехоты, подрывными зарядами вскрывали бронированные двери укреплений, после чего начиналась стандартная зачистка. Расход гранат и патронов был просто ужасающим, зато потери среди пехотинцев минимальными.
Когда все форты и другие укрепления были взяты, началась битва за сам город. Примерно половина населения успела уехать, но и осталось тоже немало, и теперь всех мужчин мобилизовали, благо оружия хватало. Почти месяц пришлось зачищать город, и тут Конев тоже особо не церемонился. Хотя специально мирных жителей не убивали, но и не особо следили при зачистке, есть они в доме или нет. Весь город был в развалинах, более половины зданий оказались разрушены, так как при упорном сопротивлении просто подгоняли самоходку или ИС, и они своими тяжелыми снарядами уничтожали огневую точку вместе с домом. К концу октября 1944 года остатки гарнизона Кенигсберга капитулировали. Конев, дав своим войскам неделю на отдых и пополнение, продолжил наступление.
Пока Конев воевал в Прибалтике и Восточной Пруссии, я методично выдавливал немцев уже в Польше. Можно, конечно, было попробовать снова провести прорыв и охват противника, но вот только на носу было Варшавское восстание. Оно должно было произойти независимо от меня и моих желаний. Главное, что его инициаторами были польское правительство в изгнании и англы, а это шло в противовес нашим планам. Когда мы вошли в Брест, то я попридержал свои войска, и мы ударили на Белосток. Как раз тут и началось Варшавское восстание, а я срочно вылетел в Москву.
7 октября 1944 года, Кремль, Москва
На прием к Сталину я попал без проволочек, сразу, как только прилетел.
– Здравия желаю, товарищ Сталин.
– Здравствуйте, товарищ Павлов, что за срочность заставила вас прибыть ко мне?
– Варшавское восстание, товарищ Сталин.
– И что с ним не так?
– То, кто именно его инициировал. Сейчас англичане и панское правительство Польши постараются загрести жар нашими руками. Я приказал своим войскам пока не двигаться в сторону Варшавы, пускай зачищают окрестности. Нам совершенно не выгодно проанглийское восстание, зная гонор и чванство панов, они сразу начнут ставить нам палки в колеса, а зачем это нужно? Пускай немцы сначала раскатают их в тонкий блин, и только потом мы двинемся вперед.
– А как же мирное население, товарищ Павлов?
– Для меня намного важней жизни своих бойцов, чем жизни пускай и мирного, но чужого населения. К тому же, как говорят, не в коня корм. Мы для поляков всегда были, есть и будем врагами, впрочем, как и для всего западного мира.
– Почему?
– Они считают себя господами, кому все должны повиноваться, и не важно, какой у нас строй, но пока мы не начнем исполнять все их желания и позволим себя грабить, мы будем для них врагами. Возможны только временные союзы, когда это выгодно им, и они мгновенно забудут о всех своих обещаниях и договорах, как только перестанут видеть выгоду.
– Значит, по вашему мнению, нам следует немного подождать?
– Да, товарищ Сталин, пусть немцы раскатают восставших, в противном случае они, как представители правительства, начнут выставлять нам условия.
– Хорошо, товарищ Павлов, я вас услышал, можете пока не торопиться с наступлением на Варшаву.
* * *
После ухода Павлова Сталин еще раз прокрутил в голове прошедший разговор. Он и без Павлова придерживался того же мнения, к тому же наступление на Варшаву не подготовлено и потребует значительных сил, а также и потерь, которые он не хотел нести. Это восстание с ним никто не согласовывал, а значит, и поддерживать его он не будет.
