Многочисленные мангруппы из 3–4 танков и десятка бронетранспортеров с пехотой достаточно легко пресекали попытки небольших групп немцев прорваться, а в случаях, когда противника было много, прибывала танковая рота и батальон мотопехоты, в которую официально переименовали механизированные части, теперь это были мотострелки. Вооруженная автоматическим и самозарядным оружием, пехота, при поддержке бронетранспортеров и танков, огнем давила противника, благо, что проблем с боеприпасами не было, их своевременно подвозили. А вот проблемы немцев с топливом и русской зимой, которая просто катастрофически сжирала его, снизили их мобильность очень значительно.
Также перешли в наступление и оставшиеся войска, пока еще крепкий лед, они пересекли Днепр и стали медленно давить на немцев. По максимуму используя артиллерию, они не спеша двигались вперед, выдавливая противника. Основные заминки происходили именно в населенных пунктах, но тут массовое использование бронетехники позволяло делать это достаточно эффективно, с относительно низкими собственными потерями. Приходилось ограничивать себя в применении артиллерии, так как практически в каждом населенном пункте были гражданские.
Постепенно у немцев заканчивались боеприпасы, и обороняться им становилось труднее с каждым днем. Воздушный мост почти не работал, да и сколько можно перебросить самолетами для такой крупной группировки войск. За это время войска Рокоссовского зачистили Херсон, и он полностью стал наш, а вот западная часть Киева и Николаев пока были у немцев, хоть и в окружении.
Опыт прошедших городских боев не прошел даром, и для штурма городов были созданы специальные штурмовые части. Пехоту защищали стальными нагрудниками и более тяжелыми, но и более толстыми касками. Вот по две такие штурмовые дивизии, сформированные в пропорции 50 на 50 из уже опытных бойцов и новобранцев, подходивших по физическим параметрам, а брали туда только очень крепких мужчин, приступили к штурму Киева и Николаева.
Не размазываясь по всему городу, они компактными группами по батальону, при поддержке бронетехники, вошли в города и принялись выбивать немцев. Если в домах они не опасались применять гранаты, то вот в подвалах приходилось осторожничать, так как в городах было полно мирных жителей, которые в них как раз и прятались. Кроме кирас бойцы использовали и стальные щиты. Эта экипировка полностью защищала от немецких автоматов, но вот винтовочную пулю не держала, хотя очень сильно ослабляла, а щит, имевший наклонную форму, сильно смазывал очертания бойца, и сразу после выстрела, пока немецкий солдат перезаряжал свой карабин, его просто засыпали пулями из автоматов. Потому наши потери были достаточно небольшими, а раны у бойцов в основном средней тяжести.
К середине апреля освободили Николаев, а к концу месяца и Киев, за это время котел основательно сжался, а количество немцев хорошо сократилось. Если с продовольствием у них больших затруднений не было, то вот боеприпасы к этому времени почти закончились, как и практически вся техника. Та, что еще не была уничтожена, просто стояла без топлива, которого не осталось совсем. К этому времени все больше и больше солдат противника стали сдаваться, и котел все быстрее сжимался, пока к началу мая остатки немецких войск полностью не сдались. Наносимые удары, один за другим, не только подрывали моральный дух немцев, но и заставляли задуматься их союзников.
Весной войска Карельского фронта вышли к государственной границе и перешли ее, после чего финское правительство запросило перемирия для заключения мира. В Москву прибыла финская делегация, сделано это было тайно, и в ходе четырехдневных переговоров 21 мая между СССР и Финляндией было подписано мирное соглашение.
Согласно этому соглашению, финские части незамедлительно покидают еще захваченные советские территории и интернируют немецкие части на своей территории, а кроме того, Финляндия выплачивает СССР контрибуцию.
Для Сталина это, откровенно говоря, было неожиданно, можно было, конечно, додавить Финляндию и вернуть ее в состав страны, но при этом будут большие потери. Помимо того, это решение позволит уже сейчас высвободить большую часть войск, которые требуются на Западном фронте. Именно поэтому Сталин согласился на переговоры и заключение мирного договора с Финляндией.
Интернировать немецкие войска не получилось, да финны и не старались это сделать, немцам просто дали возможность срочно передислоцироваться в соседнюю Норвегию. В итоге остался только небольшой участок Северного фронта на границе с Норвегией, где продолжались бои, а так финны немедленно ушли, кроме того, они вернули всех наших пленных, которых до этого захватили в плен. После этого вдоль всей границы снова стали патрулировать наши пограничники, но кроме них осталась и часть войск. Основная же часть войск Карельского фронта была переброшена на Запад [76].
Все это время я пополнял свои войска и готовился к новым боям, а так как у меня было меньше войск, чем у Жукова и Рокоссовского, то и планировать котлы я не мог, по крайней мере такие большие.
Оставив Ригу после того, как мои бойцы ее захватили, я вернулся в свой старый штаб. Учитывая, что мои силы сильно размазались, думал просто начать планомерно теснить немцев, используя танки. Бронегруппы прорывают их оборону и, не сильно отдаляясь от передовой, вовсю резвятся в ближнем немецком тылу, создавая у противника панику, после чего основные войска медленно переходят в наступление, вынуждая немцев отступать.
Но после того, как Ленинградский фронт был в полном составе переброшен на Карельский и смог вывести Финляндию из войны, основная часть Ленинградского и Карельского фронта была переброшена в Прибалтику, и организован Прибалтийский фронт. С началом прибытия этих войск я смог приступить к выведению из Прибалтики уже своего войска, тем самым повышая их плотность на своем фронте.
После того как произошло полное перемещение войск, 13 июня 1944 года мой фронт перешел в наступление. Разумеется, перед этим наступление было согласовано с Генштабом и Ставкой, и его начало было самым обычным. После артподготовки вперед двинулись танки и штурмовые самоходки, которые огнем своих орудий уничтожали уцелевшие огневые точки противника, а уже за ними шла пехота и бронетранспортеры.
Испытывавшая тотальный дефицит тяжелой бронетехники немецкая армия мало что могла нам противопоставить. Поступавшие на фронт в больших количествах противотанковые орудия также быстро и уничтожались, так как были самыми первыми целями как для танкистов, так и для пехотинцев.
Вперед двинулся разом весь фронт, а немцы, которые еще не успели отойти от последних поражений, стали лихорадочно перебрасывать в Белоруссию подкрепления, порой ослабляя другие участки фронта. Мои войска, как гидравлический пресс, медленно, но неукротимо двигались вперед. Пускай в среднем они проходили километров 10 в день, но и это не позволяло немцам создать мощные укрепления, а все, что они строили, достаточно легко уничтожалось, и примерно за месяц мы достигли Минска.
Вот тут я и сделал ход конем. Противник уже привык к нашему неторопливому продвижению, а я, окружив город и быстро создав оборону, причем мы заняли свои старые позиции с бронекапонирами, которые так и остались тут с 41-го года, всей основной массой войск ударил на Вильнюс. Я хотел окончательно решить прибалтийский вопрос и не тянуть до конца войны, как было в моей истории [77].
Примерно 200 километров от Минска до Вильнюса мы преодолели за три дня. Стальной таран из Т-44 и бронетранспортеров, сметая все на своем пути, просто проломил коридор, который мгновенно заполнила мотопехота. Расширив пробитый коридор километров до двадцати, мои части окапывались, создавая новую линию обороны, и одновременно с этим начинали давить на Восток, отодвигая немцев от пробитого коридора.
Сразу после этого перешел в наступление и Прибалтийский фронт, а немцам просто не хватало сил на все, и это с учетом того, что Жуков и Рокоссовский тоже пошли вперед. Получалось, что по всей линии фронта наши части двинулись в наступление, и немцам было просто невозможно теперь снять часть своих сил с одного участка фронта, чтобы перебросить его на другой. Еще через два дня уже Каунас оказался в кольце, а на очереди была Клайпеда.
