студенческой форме, потому — никакой фамильярности, разумеется. — Так кругами друг за другом бегать можно до утра. Давайте поставим дежурных у сцены и на входе за кулисы, а сами будем ждать в выделенной нам комнате?
— Разумно. Оркестранты почти все на месте, танцоров отловить осталось. Так что пусть хореографы, ваш и наша, и стоят на посту.
Профессор был радостно возбуждён.
— Хорошо выступили, достойно! И вальс за вечер трижды по просьбе гостей исполняли — правда, без слов и, когда ноты местному оркестру передали — без репетиции, но людям нравилось. Так что достойное место нам обеспечено!
Я вчера между делом выяснил у Маши, как тут дела обстоят с призами, оказалось, что грустно — мест как таковых нет, есть два первых — одно по мнению жюри, второе — по голосованию гостей. Потом идёт какое-то количество «лауреатов», у всех одинаковые дипломы, и остальные — «участники» с грамотой. Победитель получает денежный приз и какие-то преференции, лауреаты обходятся без денег, участники удостаиваются только грамоты, это считается неудачным выступлением.
— Может, даже призовое?
— Нет, это исключено. — Увидев моё удивлённо-разочарованное лицо, профессор поспешил пояснить: — Нет-нет, дело не в песне и не в качестве выступления. Жюри отдаст приз коллективу филармонии — те подсуетились, взяли в свой состав родичей трёх из пяти членов жюри, а на роль второй солистки — племянницу губернатора. А зрительский приз уйдёт полковому хору лейб-гусарского полка, что у нас тут на манёврах. Там шеф полка — родственник Императора с титулом Светлейшего князя, и лично, хоть и «не официально», чтобы не оттирать менее знатного губернатора от руководства, присутствовал на балу. Его подчинённых и самого императорского родственника наш хозяин бала тоже обидеть не сможет себе позволить. Но звание лауреатов у нас в кармане, это гарантировано.
Я чувствовал себя несколько пришибленным от такого разбора ситуации, дед же только хмыкнул и прокомментировал в том стиле, что бывает, конечно, и хуже, но эти хоть не притворяются. Там в целом спич был не цензурный, потому даю в кратком пересказе. Профессор покосился на меня и добавил:
— Вслух такое, конечно, не обсуждается, как правило. Просто те, кто понимают — и так в курсе всех обстоятельств, а кто не понимает — тем и знать не стоит.
Намёк «не болтать» я понял, и просто молча кивнул в ответ.
Опять, как и вчера, собрались в той же комнате в ожидании вызова на сцену, но атмосфера была совсем другая. На призовое место почти никто не рассчитывал — а отдельным наивным юношам и девушкам тут же тихонько выдавали весь расклад, бывший секретом Полишинеля, в лауреатстве никто не сомневался — так и о чём переживать? Вот если бы всех по местам расставляли, от первого до последнего, то тут нервотрёпка бы присутствовала. Ко мне подошла делегация из пяти старшекурсников нашей академии. Поздоровались, потом лидер группы спросил, на «ты», как принято между студентами одного ВУЗа:
— Так это правда, что ты вчерашний вальс написал?
— Да, а что?
— Серьёзно? Сам⁈ Так вот взял — и написал⁈
— Ну, не «так вот», у меня и до этого несколько песен было, две пластинки вышли, и уже почти распроданы, скоро будут, наверное, переговоры о дополнительном тираже.
Один из парней толкнул другого локтем:
— Я же тебе говорил, что его «Надежда», а ты — «да нет, не может быть».
— И «Надежда», и «Там, где дуб», и «пиратские» — в общем, почти всё, что вчера тут играл.
— Здорово, слушай!
Дальше было несколько минут вольного трёпа, к которому присоединилось ещё несколько «хозяйственников». И тут последовал новый вопрос, заданный с оглядкой:
— А с Лебединским что, лично знаком?
— Да, когда-то в поезде вместе ехали, познакомились. Он мне с песнями помогает. У меня же образования музыкального нет — я только на гитаре могу сыграть и рассказать, что я хочу от других инструментов услышать, а он всё это нотами записывает. Иногда спорим, один раз даже почти поругались, когда он из «Надежды» хотел романс сделать. Но вообще — он классный дядька, весёлый и добрый.
Студенты дружно грянули хохотом, аж до слёз из глаз у некоторых.
— Ну ты дал! «Добрый и весёлый», ага! Мы точно про одного и того же человека говорим?
— Он нам все кишки выел за лето!
Тут на хохот подтянулся сам профессор:
— О чём веселье? Может, и другим расскажете, а то нам завидно!
— Да нет, это так, чисто внутренняя хохма нашей академии, — ответил я, пока остальные пребывали в растерянности, грозящей перейти в панику. — Там без погружения в контекст непонятно будет, что смешно. Долго объяснять, в общем — оно того не стоит.
— Да, знакомо, есть такое. Ну ладно, веселитесь, пока н а сцену не позвали!
Дождавшись, пока профессор отойдёт, парни выдохнули с облегчением.
— Фух, молодец, быстро реагируешь. С такой реакцией наш фехтовальщик тебе что сосватал — рапиру или её же с дагой?
— Полуторник кавалерийский — риттеншверт из поздних.
— Да ладно⁈
Дальше разговор пошёл об оружии — сперва холодном, потом огнестрельном. На эти темы в компании сверстников можно говорить и спорить не то, что часами, а годами, так что до момента вызова на сцену время пролетело почти незаметно. Маша, на которую я посматривал краем глаза, о чём-то увлечённо
