— Что ты конкретно предлагаешь, Николай? — Разговор мы вели на смеси испанского и французского с вкраплением русских слов, поскольку я, как оказалось, все же недостаточно хорошо знал испанский, де Урреа — французский, ну а русский пока только начал свое шествие в качестве международного.
— Мы не вечны, как это не грустно признавать, — я сделал неопределённое движение рукой с зажатым в ней стаканом, темная жидкость пробежала по стеклянным стенкам оставив за собой жирные «ножки», что вроде как должно было говорить о качестве напитка, но на самом деле не говорило ни о чем. — Я бы хотел закрепить союз между нашими странами, столь выгодный обеим сторонам на более долгий срок.
Мексиканец в ответ на такой пассаж только явственно хмыкнул. Генерал уже давно не был тем молодым романтиком, который пятнадцать лет назад возглавил борьбу своей страны против интервентов с севера. Годы нахождения у власти сделали его куда более циничным и способным видеть дальше первого слоя смысла в любых произнесенных, а порой даже не произнесенных, словах.
Понятное дело, что Россия и Мексика хорошо дружили вместе против США, однако, южане при этом отлично помнили, что и Калифорния, вместе со всем не найденным тогда еще золотом, совсем недавно тоже была мексиканской. Не мало было среди горячих южных людей и тех, которые откровенно не делали разницы в своей ненависти между любыми «гринго». Что русскоязычными и православными, что англоязычными и протестантами.
Впрочем, сам де Урреа тут был более чем здравомыслящим политиком и понимал, что без нас бы они потеряли вообще все, и во многом поэтому я делал ставку как раз на сидящего рядом со мной «эль президенте».
— Династический брак, я правильно понимаю ход твоих мыслей.
— Помолвка пока, если быть точным — я кивнул. — Твоему старшему двенадцать, если я правильно помню. Софии — на два года меньше, так что о полноценной свадьбе еще несколько лет речь идти вообще не будет, но даже декларация о намерениях в данном случае сделает твою власть куда более крепкой.
Де Урреа женился поздно, уже будучи президентом и поэтому старший ребёнок у него родился, когда генералу было за сорок. Впрочем, двадцатилетняя жена, — два десятка лет разницы в эти времена вообще не считались проблемой — не стала останавливаться на малом и уже сейчас президент мог похвастаться четырьмя разнополыми отпрысками. Не рекорд, но вполне достойный результат.
— София — не является «великой княгиней», ребенок от неравного брака, — мексиканец произнёс титул дочери хоть и с сильным акцентом, но по-русски, демонстрируя что прибыл в Николаев хорошо выучив «домашнее задание».
— Ну титул можно дать в любой момент, при условии помолвки с иностранным наследником это будет воспринято всеми как должное. Ну а что касается неравного брака… Ну извини, обе старшие дочери уже давно замужем, да и по возрасту все равно бы не подошли. Есть неженатые сыновья, но в данном случае это не тема обсуждения, — я некоторое время помолчал и продолжил мысль. — Однако для этого нужно принять корону.
— Мне нужно подумать, — мексиканец покачал головой. Это было явно решение из разряда «и хочется, и колется, и мама не велит». Поменять синицу в руке на журавля в небе, такие решения с кондачка не делаются. — Хотя да… Император Мексики, Хосе I. Мне нравится.
— Давай ограничимся королем Мексики Хосе I, — покачал головой я и на вопросительный взгляд де Урреа пояснил, — официальная позиция Российской империи заключается в том, что собственно империя может быть только одна, наша.
— А французы? Англичане? Бразильцы, наконец? — Мексиканец усмехнулся, но по моему серьезному лицу понял, что я не шучу.
— Считай, что мы над этим работаем, — я мысленно улыбнулся, хоть снаружи оставался убийственно спокоен. — В конце должен остаться только один…
Не знаю, насколько всерьёз принял мои слова к сведенью собеседник, но, когда в 1853 году, уже после выборов на которых де Урреа получил мандат на пожизненное президенство, генерал все же решился преобразовать республику в монархию, ни о какой «мексиканской империи» в итоге никто не вспомнил. Только о Мексиканском королевстве.
Глава 17
В январе 1851 года был подписан четырехсторонний договор о строительстве железной дороги Царьград-Багдад с возможным в дальнейшем продлением до берега Персидского залива. Ветка должна была пройти через Конью — нынешнюю столицу Турции, — Мосул — столицу Курдистана и потом свернуть на юг вдоль берега Тигра. Река традиционно считалась судоходной именно до этого города, а вот связанность с территориями выше по течению уже изрядно хромала.
Для турок это была потенциально первая железная дорога, построенная на их территории. Со времен разгрома 1837–1838 годов, когда Османская империя потеряла 80% своей территории вместе со столицей, дела в стране шли более-менее стабильно. Было как минимум две попытки свергнуть султана Абдул-Межида, однако он, как достаточно трезвомыслящий персонаж, Россию устраивал, поэтому оба раза нам оказалось достаточно погрозить пальчиком и пообещать проблемы потенциальному наследнику, как проблема решалась сама собой.
Надо признать и в Лондоне, и в Париже все эти годы честно пытались восстановить влияние на султана, чтобы по давней традиции за счет турок начать поджигать мягкое подбрюшье Российской империи. Получалось это откровенно плохо: мы заранее пообещали туркам, что в следующий раз они окончательно лишатся выхода к Черному и Мраморному, — а может и к Средиземному, там на берегу не мало греков жило — морям, и этой угрозы оказалось достаточно, чтобы потомки янычар без кивка из Николаева боялись лишний раз вздохнуть или пернуть.
Султан даже согласовывал с нами размер собственной армии, которая по подписанному двухстороннему соглашению в мирное время не могла превышать пятидесяти тысяч человек. В обмен на эти уступки мы согласились продавать туркам оружие и обеспечивать военными инструкторами, так что в обозримом будущем можно было быть уверенным, что с южной стороны нам ничего не грозит.
Для понимания всей глубины влияния империи в Малой Азии достаточно отметить, что руководителем свежеобразованного турецкого железнодорожного департамента стал русский подданный. Бывший директор Волжской железной дороги, природный татарин, исповедующий мусульманство Гимаз Богаутдинович Салахов. Выпускник Казанского университета и коллежский советник по чину он пришелся в Конье ко двору и принялся создавать ведомство фактически с нуля, забрав впоследствии под свое «крыло» еще и почту с телеграфом.
Что касается самой «Багдадской» железной дороги, то ее общая длина должна была составить две с небольшим тысячи километров, а стоимость всего проекта — около ста миллионов рублей, из которых российская сторона брала на себя пятьдесят процентов финансирования. Срок постройки — десять лет, что, учитывая сложность рельефа и удаленность от промышленных центров, виделось достаточно оптимистичным отрезком времени.
Плюсом к этому я очень хотел построить большой подвесной мост через Босфор, который бы стал настоящим чудом света, символом города — как «Золотые ворота» в Сан-Франциско, — смычкой между Европой и Азией, западом и востоком, и просто настоящей демонстрацией человеческого гения. Однако на практике оказалось, что построить мост с длиной пролета минимум в восемьсот метров — меньше сделать было просто невозможно — мы пока не способны. Нет пока нужных материалов, да и опыта строительства даже чего-то близко похожего тоже нет. Пришлось отложить мечту в долгий ящик и заниматься теми проблемами, которые можно решить сейчас.
Кроме «Багдадской» железной дороги, которая должна была облегчить проникновение русских капиталов в этот регион, было заключено соглашение о строительстве дороги от каспийского порта Решт в Персии до Тегерана. В будущем виделось достаточно перспективным соединение этой ветки с Закавказской железной дорогой и открытие сквозного сообщения.
Вообще после Восточной войны, в ходе которой мы так бодро поделили на троих Османскую империю, наши взаимоотношения с Персией были подчеркнуто хорошими. Наличие буферных государств в виде Курдистана и Эриванского княжества показывало незаинтересованность России в дальнейшем движении на юг, ну а на Персов в свою очередь с востока начали давить британцы. Островитянам не нравилось то, что персы пытались лезть в Афганистан, — с полного одобрения Николаева они оккупировали Герат и теперь не смотря на все связанные с этим трудности, держались за него руками и ногами, ставя себя в достаточно зависимое от нас положение — который сами британцы считали своей зоной интересов. При этом на полноценное вторжение и аннексию всего западного Афганистана у Тегерана сил не было, поскольку персы были заняты вялотекущей войной против кочевников на аравийском полуострове.
