не узнает, как оно было на самом деле. Как я пытаюсь изменить историю. Я уже вмешался, уже кое-что изменил… А что же было до меня? На этот вопрос ответа не было. Да и вообще, на очень многие вопросы еще не было ответа, а может они никогда и не появятся…
Я нервно усмехнулся.
Задумчиво вернулся в казарму. Решил, что сегодня с меня уж точно хватит. Так и перегореть можно.
Полтора часа до отбоя провел за чтением книг. Затем по-быстрому провел вечерние рыльно-мыльные процедуры и дождавшись отбоя, завалился спать.
* * *
Следующие четыре дня прошли в полном неведении. Ничего не происходило. Когда наш взвод в полном составе выезжал на электростанцию, я тупо сидел в казарме. Потихоньку, пока офицеры не видели, пробовал простые упражнения, разминал плечо и застывшие мышцы, чтобы быстрее войти в колею. Никаких проблем с раной больше не было, так что срок до конца года, который определил начальник медицинской службы, казался явно лишним. Уже сейчас я легко мог бы нести дежурство, даже исполнить свой прежний трюк, если потребуется…
Но такой возможности не было.
Я подходил с этой просьбой к Озерову, но тот отнесся скептически.
— Савельев, тебе что, заняться нечем? — прямо спросил взводник. — Чего тебя туда несет? Я на твоем месте радовался бы тому, что можно сидеть и ни хрена не делать. Ты какой-то неправильный сержант.
— Да за три недели уже крыша едет. Хватит меня мариновать в казарме, товарищ старший лейтенант!
— Ничего страшного. Учитывая ранние, уже произошедшие с тобой события, думаю, ты справишься, чтобы сохранить свою крышу в целости и сохранности. Кстати, по поводу нарядов… Вот по роте или по КПП, это я могу тебе устроить.
— Хоть что-то. Но мне бы все равно как все. — с надеждой произнес я.
— Я поговорю с командиром. Но только чтобы ты больше ко мне не приставал. Ну, Савельев, что же ты такой упрямый-то?!
— Не могу знать, товарищ старший лейтенант! — широко улыбнулся я.
Отсюда я сделал вывод, что видимо, Озеров еще не в курсе, что меня собираются убирать со службы. Пусть так и будет. Вдруг, все-таки пронесет.
Но не пронесло.
Во-первых, двадцать седьмого ноября меня вновь вызвали в канцелярию, куда повторно прибыл майор Привалов. Ох, как же мне хотелось дать ему по нахальной морде, кто бы знал…
— Сержант Савельев! — с ходу обратился он, едва я появился в канцелярии. — Можете сказать мне спасибо, я добился того, чтобы вас отправили домой. Не благодарите.
Вот урод, он что, еще и издевается? То, что он действует по чьей-то наводке, я даже не сомневался.
— Рад это слышать, товарищ майор! — мрачно произнес я. — А как скоро это произойдет?
Видимо, он не ожидал подобного вопроса, потому и ответил не сразу.
— Не знаю. Меня это уже никак не касается. Но все же, не думаю, что это затянется больше чем на полгода.
От услышанного, у меня даже где-то в груди потеплело.
До аварии пять месяцев. Вот подождите до начала мая, а потом комиссуйте меня сколько угодно. Я с радостью уйду, правда, недалеко — до дома-то всего несколько километров. На какой-то момент я даже подумал, что кто-то из комитета намерено все это провернул, чтобы поскорее взять меня в разработку. Возможно, тот же Павел Сергеевич. Но не думаю, не в его это интересах.
И не в интересах Клыка.
Хотя, тут тоже сложный момент. А что если Клык не стал меня ликвидировать просто потому, что заинтересовался моей личностью? Это вполне логично…
Сержант-срочник, которого покрывает товарищ Черненко, попадает на военный аэродром «Овруч», где принимает непосредственное участие в поимке двух завербованных шпионов. Затем этого срочника отправляют под Припять, откуда позже перекидывают на Юпитер. Там я тоже отличился, переломав планы КГБ. Именно там я спалил Лисицына, что и повлияло на его дальнейшую работу. Затем меня берут в созданное Алексеем Владимировичем элитное подразделение, у которого цель одна — выявлять и препятствовать лицам, кто незаконно присутствует на станции. И тут начинается самое интересное — я столько раз попадал в поле зрения Клыка, что не мог не вызвать его интерес. Скорее всего, именно по этой причине я все еще жив. Что если Клык воспринял это как некую игру?
Проблема в том, что он меня знает, а я его нет. И чтобы я не делал, я все равно остаюсь в неведении. А это само по себе серьезная проблема…
— Эй, сержант! С тобой все в порядке? — Привалов помахал карандашом у меня перед лицом. — Чего молчишь?
— Думаю, товарищ майор.
— Я бы тоже на твоем месте думал, сержант, — ехидно усмехнулся майор. — В общем, пока можешь продолжать служить. Как только дело по тебе будет решено, как только оформятся все документы, ты будешь комиссован из рядов вооруженных сил СССР. Нужно же кому разбираться в том бардаке, что происходит в армии.
Я не сдержал смех и фыркнул.
Привалов отреагировал на это по-своему.
— А, понимаешь о чем я, да? — он обернулся к командиру. — Видишь, капитан? Даже сержант понимает, что он больше не должен служить после того, как получил огнестрельное ранение. А вы его хотели и дальше гонять?
Его последние слова меня совершенно обескуражили. Перевернули представление об этом с ног на голову. Я бы даже сказал, что прозвучало это настолько глупо и наигранно, что я даже засомневался в причастности Клыка во всем этом деле. Этот Привалов то ли вправду гнида, то ли полный дурак, считающий, что он делает доброе дело.
Терпеть не могу психологию, копаться в сущности тех или иных поступков. Я человек прямой — вижу и делаю. А тут не пойми что.
— Товарищ сержант, вы свободны!
Я кивнул и вышел за дверь.
У тумбочки дневального столкнулся с Денисовым.
— Леха, тебя Озеров к телефону. Он дежурным по КПП стоит.
Взяв трубку, я произнес:
— Сержант Савельев, слушаю.
— Так, Савельев! — сразу распорядился он. — Ноги в руки и дуй ко мне. Тут к тебе из милиции приехали. Какой-то капитан Петров…
— Товарищ старший лейтенант, а разрешите мне с товарищем сержантом переговорить с глазу на глаз?
Озерову такая просьба не понравилась, но он не отказал. Все-таки фамилия капитана была ему знакомой — я сам рассказывал ему кому и как я помогал, когда покинул госпиталь.
В целом, комнаты посетителей как таковой на КПП не было, так как изначально военный городок был закрыт для любых посещений. Но Озеров все-таки
