Ознакомительная версия.
Вздохнул Форгайл, осмотрелся, вскрикнул. Ну, Конхобар, чтоб его разорвали Фир Волг, куда гнал-то? Чуть не просмотрел старую дорогу, что поворачивала к Снольди-Хольму.
– Стой, стой, Конхобар! – Замахал руками друид. – Поворачивай.
Узколицый удивленно обернулся: вроде к усадьбе Рекина все прямо и прямо?
– Эта ближняя дорога, – лживо пояснил Форгайл. – Был я в здешних местах лет двадцать назад, знаю.
Ну, ближняя, так ближняя. Друиду видней. Пожав плечами, Конхобар поворотил коня, и повозка, медленно переваливаясь на кочках, въехала в густой лес, темный, колючий и даже на вид – страшный. Не бегали звери в этом лесу и не пели птицы, даже ветер, казалось, не дул, и непоколебимо застывшие ели возвышались вокруг вечными молчаливыми стражами. Тишина стояла – мертвая.
Когда уже порядочно отъехали от дороги, Форгайл велел остановиться. Отвел в сторону Конхобара, кивнув на детей, незаметно протянул веревки…
«Так вот зачем ему понадобились жертвенные кувшины!» – С ужасом в глазах догадался наконец узколицый.
Форгайл накинулся на детей, словно почуявшие добычу волки. Схватил, связав за спиной руки. С помощью опешившего от страха помощника вытащил под старую ель спрятанные под рогожей кувшины – пузатые, с нелепо широким горлом.
– О, Кром Кройх! – подняв голову к небу, возопил Форгайл, возвышаясь над несчастными детьми с широким ножом в руках. – Прими же наконец настоящую жертву.
Мелькнувшее красное солнце отразилось в разящей стали друида. Взмах ножа – и полетели в кувшины головы, журча, подлилась кровь…
Довольный, друид вытащил из складок плаща желтоватую ветку омелы. Опустил в кровь, провел жирную черту на лице узколицего Конхобара. Тот стоял на коленях, с тщательно скрываемым страхом следя за действиями главного жреца.
– О, Кром Кройх! – произнес Форгайл, теперь уже тихо. – Напейся же свежей крови и скажи мне, как достичь власти? В Гардарике? Или лучше это сделать здесь? Сомнения гложут меня, о, Кром. Скажи же, как поступить? Дай знак!
С минуту друид прислушивался. Все вокруг было по-прежнему: мертвая тишь да черные суровые деревья. Лишь стояли под старой елью два нелепых кувшина, окрашенных жертвенной кровью.
Конхобар недоверчиво посмотрел на главного жреца – ну и где же старые боги?
И в этот момент гнетущую тишину разорвал мощный звук грома! Откуда ни возьмись, появились в небе темные тучи, и яростная вспышка молнии заставила узколицего быстро прикрыть глаза рукой. Загрохотала гроза, вспыхнули у самого края дороги подожженные молнией деревья. Хлынул ливень.
Конхобар поспешно спрятался под телегу.
А Форгай все стоял у кувшинов, подставив дождевым каплям крючконосое злое лицо. Черные глаза друида были закрыты, лишь иногда он чуть шевелил губами, словно бы разговаривал с кем-то. Он говорил с Кромом, кровавым богом кельтов.
Взять власть здесь? Нет, невозможно – северные боги слишком сильны, лучше объединится с ними. Гардарика – другое дело. Там много племен, и у каждого племени – свои боги, с ними можно расправиться по одиночке. Да, Гардарика – это очень хорошо, можно попробовать. Местные боги согласны помочь – Хель, богиня смерти и хитрый бог Локи. Их тоже нужно задобрить. Камень Лиа Фаль? Он выпал в другой мир вместе с той, что владела им. Куда выпал? Он здесь же, в этой стране, но в далеком будущем. Достать его оттуда сложно – пусть друид пытается сам. Хотя можно попробовать сделать так, чтобы владелица камня сама захотела вернуться. Сломать ее тамошнюю жизнь…
– Магн. Все-таки Магн… – чуть слышно прошептал Форгайл и вслушался в шум грозы.
Местные боги. Не надо говорить с главными, достаточно других. Да, вот Хель говорит, что узнала кое-что у норн, слепых дев судьбы. Есть в Норвегии человек, который станет великим конунгом в Гардарике. Это Хельги, сын Сигурда-ярла.
– Хельги, сын Сигурда-ярла, – эхом повторил Форгайл. – Я возьму его тело и сделаю его своим, что же касается души сына ярла… – Друид расхохотался и жуткий каркающий смех его растворился в грохоте грома.
Ночь была в доме,
Норны явились
Судьбу предрекать
Властителю юному.
«Старшая Эдда» Первая песнь о Хельги, убийце Хундинга
Осень 855 г. ХалогаландОсень пришла в Бильрест-фьорд неожиданно быстро: весь август и половину сентября жарило, будто летом, вдруг – раз! – за одну ночь берега залива покрылись ковром из сорванных ветром листьев, золотистых, огненно-красных, рыжих. По такому ковру приятно пройтись, вдыхая полной грудью бодрящий воздух, тем более, что по началу так же сверкало – но уже не грело – солнце. Впрочем, недолго баловала жителей фьорда солнечная погода, день, два – и появились плотные серые облака, похожие на прокисший кисель, быстро затянули небо, словно по мановению рук злобных финских колдунов, живущих на краю света.
Хельги, сын Сигурда-ярла, поежился, с опаской посмотрев на небо. Нет, он не был трусом, но финских колдунов опасался, а кто их не опасался? Тем более, здесь, на узкой тропинке, что вела через лес в горы. А что такое тропинка? Та же дорога. А дорога, всем известно, очень нехорошее, колдовское место. Кто знает, где у нее край, у дороги? И ведет она известно куда: если все время идти, идти, идти, то, в конце концов, можно покинуть и мир людей – Мидгард – и выйти в иной мир. Хорошо, если в мир богов-асов – Асгард, а если в нижний мир – Нифлхейм – страну смерти? Или очутишься вдруг внезапно в огненной земле Муспельхейм! Хельги не очень-то хотелось там оказаться, четырнадцать лет жизни – это еще мало. Ни подвигов совершить еще не успел, ни вообще… Хельги внимательно всмотрелся вперед, за деревья. Что это там мелькнуло? Кажется, что-то огненное! Неужто, и в самом деле, страшные огни Муспельхейма? А что, вполне может быть! Старики говорили, Бильрест-фьорд не очень-то хорошее место. Это все из-за радуги, что всегда появляется весной. Ведь именно радуга Бифрост соединяет, как мост, мир людей и мир богов-асов. Попадет туда Хельги, посмотрит на него главный бог Один своим единственным глазом – как огнем пронзит – откуда, мол, ты здесь взялся, Хельги, сын Сигурда, сына Трюггви? Какие такие славные подвиги совершил? И засмеется нехорошо, словно гром загремит, а волшебный конь Одина Слейпнир затопочет всеми своими восемью ногами… Нет, не стоит торопиться покидать Мидгард. Успеется еще. Сперва надо подвиги совершить, а уж потом можно и поговорит и с Одином, и с другими богами.
Ага! Вон, опять впереди что-то мелькнуло, прямо за елкой.
Хельги машинально засунул руку под оленью куртку, потрогал на шее золотой амулет в виде Мьельнира – молота Тора, бешеного рыжебородого пьяницы, сына Одина и Земли. Такой амулет, по идее, должен бы отогнать всякую нечисть, особенно гномов и великанов. Впрочем, кто его знает? Не мешало бы и какую-нибудь вису прочесть, уж тогда точно все йотуны-великаны разбегутся, ибо велика сила ритмичного слова! А складывать висы Хельги умел, даже давнишний приятель отца – старый кузнец Велунд, про которого ходили упорные слухи, что он колдун – его хвалил.
Бойтесь,
О, великаны,
Меча, что…
Нет!
Так не пойдет!
Хельги помотал головой. Некрасивая получалась виса. От такой, если великаны и сгинут, то, пожалуй, только от хохота. По-другому надо. Ведь, кто такие великаны? Жители подземеного Иотунхема. Ну, и меч, конечно, тоже достоин более красивого описания… Например, так:
Бойтесь,
О, жители Иотунхейма,
Крушителя бранных рубашек,
Что помечен именем Тора…
Прочитав, Хельги вдруг же рассмеялся. Ну, надо же, кого испугался? Великанов? Так дураку ясно, что днем они превращаются в камень. Вон, как раз один такой рядом. Здоровенный. И, кажется, шевелится! А ведь великаны не днем в камни превращаются, а на рассвете, при лучах солнца. Но солнца-то сегодня как раз и не видно – одни тучи. Тогда что же помешает вот этому камню превратиться в великана и тут же напасть?
Хельги еще раз громко повторил вису и незаметно оглянулся в поисках отставших приятелей. Ну, где же они? Харальд Бочонок – толстый, жизнерадостный, веселый, большой любитель поесть и выпить, и Ингви Рыжий Червь, длинный, курносый, веснушчатый, поесть любит не меньше Бочонка, однако как был тощий, так и остается, видно, не в тюленя рыба. Харальд с Ингви приходились Хельги очень близкими родственниками – двоюродными братьями по матери, именно они и сгоношились сегодня с утра на охоту. Звали с собой еще молодежи – Дирмунда Заику с приблудным Хрольвом, да те отказались. По такой погоде, сказали, только ведьмы с великанами шляются. Видно, правы оказались…
Хельги прислушался. Ни голосов, ни другого какого шума позади слышно не было. Видно, приятели, Харальд с Ингви, хорошо отстали. В этом сын Сигурда-ярла был сам виноват – нечего было нестись вперед, как угорелый, знал ведь – Харальд с Ингви лентяи известные, любят все делать не торопясь.
Ознакомительная версия.