Достав из кармашка чехла жестяную коробочку леденцов «Монпансье», я открыл её и бросил в рот один кругляш. Во рту как будто произошёл фейерверк, взрыв вкуса. Хорошо быть ребёнком, зрение, слух, а главное, вкусовые рецепторы очень чувствительны. Нужно радоваться и пробовать всё, пока ребёнок, вот я всё и пробовал. Протянув коробочку воспитательнице, дождался, когда она, вздохнув, возьмёт одну ледяшку, и убрал баночку обратно в кармашек.
– Подарок, – отрезал я, когда Нина Андреевна хотела спросить, откуда у меня леденцы.
Мы ехали молча. Я смотрел на улицу, разглядывал прохожих и машины. Радость перемещения за эти три недели немного притупилась, но я всё равно был счастлив. Мелькали улицы, проспекты, мы сменили троллейбус на одной из остановок, оказалось, маршрут у нас был с пересадкой, и поехали дальше. И пока ехали, я размышлял о своей дальнейшей жизни. Насчёт занижения своих знаний во время проверки, похоже, я был не прав. Сейчас, когда я середнячок, за шалости меня быстро поставят на учёт в школе милиции, а вот отличника, занимающего первые места на всяких спартакиадах или конкурсах, – это совсем другое дело. Репутацию будут беречь. Сейчас мне тринадцать с половиной, но ощущал я себе более взрослым, примерно шестнадцати – семнадцати лет. Конечно, и такие недоросли не думают о будущем и портят его. Я же такого не хотел, чтобы биография у меня была чистая, как белый снег, это откроет для меня многие дороги в будущем. Да, значит, снова будем становиться отличником. Насчёт дальнейшего существования тоже стоит подумать. Что будет после детдома? Инженерная, преподавательская и другая работа не по мне. Вот творчество – ещё ничего, делай, что хочешь, лежи и поплёвывай в потолок. С моими знаниями будущего какие направления музыки будут более востребованы населением, я легко проложу дорогу на местный Олимп. Значит, первый шаг – музыкальная школа, чтобы было нужное законченное для этого образование.
Вот примерно такие планы и были. Нужно только кое-что уточнить у сопровождающей. Мы как раз вышли на остановке и направились к большому двухэтажному зданию с большой вывеской «Автовокзал». Перед ним была стоянка автобусов, занята она была не вся, их с десяток стояло. Хм, ЗИЛ. Не знал, что этот завод кроме грузовиков ещё и автобусы выпускает. Хотя на маршрутах в Москве как раз такие автобусы и ходили, я просто внимания на эмблему не обращал. Вот рядом стоял другой автобус. Уже ЛИАЗ. Новенький на вид, жёлтого цвета. Всего было девять таких ЛИАЗов.
По привычке крутя головой, я заспешил за воспитательницей, та быстро шла к кассам.
– Нина Андреевна, разрешите вопрос? – Я всегда с воспитательницей говорил предельно вежливо, что ей нравилось.
– Спрашивай, – замедлив шаг, величаво кивнула она.
– Я бы хотел поступить в музыкальную школу, получить музыкальное образование. Это реально сделать в нашем детдоме?
– Не совсем поняла, при чём здесь реальность, но радует, что ты детдом уже считаешь своим. У нас есть уроки музыки, но рядом на соседней улице имеется и школа. Мы можем тебя записать туда, это достаточно просто.
– Я бы хотел, чтобы записали. Это поможет мне получить музыкальное образование. Я хочу писать слова и музыку для песен, а чтобы это делать, нужно хоть какое-то образование.
– А ты, я смотрю, уверенно смотришь в будущее, – улыбнулась Нина Андреевна, даже остановившись от неожиданности.
– А что делать, папы нет, мамы нет, кто-то должен заботиться обо мне. Кто, если не я? Тем более опыт в написании стихов и мелодии, чтобы создать из них песню, хорошую песню, у меня есть.
– Хочешь сказать, у тебя есть готовая песня, которую ты сам написал? – вытаращилась она на меня.
– Могу исполнить.
– Сейчас билеты возьмём, и пока ожидаем автобус, покажешь, что умеешь, мне самой интересно.
– Без проблем.
Показав какие-то документы, воспитательница получила билеты, причём я не заметил, чтобы она их оплачивала. Повернувшись ко мне, она сказала:
– Отправление через тридцать минут, идём в зал ожидания, там продемонстрируешь своё творение.
Мы прошли в здание вокзала, надо сказать не пустое, где я неторопливо снял чехол, немного поиграл, проверяя звучание. За это время рядом стал собираться народ, и я, ударив по струнам, спел весёленькую детскую песенку:
В каждом маленьком ребёнке,
И мальчишке, и девчонке,
Есть по двести грамм взрывчатки
Или даже полкило!
Должен он бежать и прыгать,
Всё хватать, ногами дрыгать,
А иначе он взорвётся, трах-бабах!
И нет его!
Каждый новенький ребёнок
Вылезает из пелёнок
И теряется повсюду
И находится везде!
Он всегда куда-то мчится,
Он ужасно огорчится,
Если что-нибудь на свете
Вдруг случится без него![1]
Играя, я смотрел на маленькую девочку лет трёх, которая действительно была очень суетливой. Многие, это замечая, улыбались, потому что песня была в тему. Девчушка же, засмущавшись, спряталась в складках материнского платья под смех зрителей. Закончив играть, я покосился на задумчивую воспитательницу и взял чехол, собираясь убрать гитару, но она вдруг спросила:
– Это единственная песня, которую ты написал, или ещё есть?
Слушатели, которые стояли рядом и не спешили расходиться, насторожились: оп-па, мало того что тут поёт молодой певец, так ещё и сам пишет. Интере-е-есно.
– Есть хулиганская. Тоже детская, и ещё одна более взрослая.
– Давай хулиганскую.
– Без проблем.
Сделав гитарный перебор, слушая звучание, я начал наигрывать, весело улыбаясь, и запел:
А я маленькая мерзость, а я маленькая гнусь!
Я поганками наелась и на пакости стремлюсь,
Я людей пугаю ночью, обожаю крик и брань,
А я маленькая сволочь, а я маленькая дрянь…
У меня четыре зуба – восемь шей.
У меня большие губы – до ушей.
Я диету соблюдаю много лет,
Тараканов поедаю на обед…[2]
Когда я закончил, слушатели стали рукоплескать, молодёжь непривычная, бодрая и весёлая песенка привела в восторг, но более взрослые слушатели восприняли её спокойно. Вот воспитательница, надо сказать, всё же дослушав песню до конца, быстро сказала с некоторой угрозой в голосе:
– Только попробуй её в пионерлагере исполнить.
– Я постараюсь, – улыбнулся я так, что можно было понять: ещё как спою!
– Давай третью, она, надеюсь, более спокойная?
– Конечно. Мечты и желания семнадцатилетнего мальчишки.
Мудрые книжки
Брошены в стол, джинсы – под мышку,
Встал и пошёл.
В школу сегодня – явно не в кайф,
Значит, зажигаем драйв!
Славный денёчек, птички поют,
Сяду в тенёчке, пива попью.
Пачка «Пегаса» вроде цела,
Значит, мамка не нашла.
Ветер в голове, а я влюбленный
Во всех девчонок своего двора,
В мире столько мест, где я ещё ни разу не был.
Ветер в голове, портвейн креплёный
И песни под гитару до утра,
А над головой распахнутое настежь небо…[3]
В этот раз как народу, так и аплодисментов было больше. Песня немного была мной переделана, сейчас не то время петь про Совков или Каплан, но даже с монтажом она прошла на ура. Встав, я раскланялся и громко сказал:
– Исполнял автор слов и музыки воспитанник детдома Максим Ларин.
Я как тот хомяк, моё – значит моё. А маэстро, которые создали эти шедевры, ещё напишут. Никакими душевными терзаниями за воровство песен я не страдал. Глупость какая. Кто успел, того и тапки. Они своё в моём будущем получили.
– Время. У нас автобус, – напомнил я задумчивой воспитательнице.
– Последняя песня для тебя слишком взрослая. Это точно ты её написал?
– Да, надо будет авторство оформить. Вы поможете мне с этим?
– Поможем. Думаю, директор обрадуется. У нас одна девочка, она уже повзрослела и покинула детдом, тоже песню написала, но спела её другая певица, даже по радио выпускали и на пластинках. Если ещё и твои песни знаменитыми станут, это хорошо для детдома.
– Конечно, – согласился я. – Если надо, я ещё песни напишу. Даже политически правильные.
– А вот это ты молодец.
Убирая гитару в чехол, я кивал и улыбался подходившим слушателям, пожал пару рук, после чего, повесив гитару на плечо, у меня там длинный ремень был, и поблагодарив слушателей за их поддержку, заспешил за воспитательницей, действительно автобус уходил через десять минут, нужно поторопиться. К моему удивлению, кондуктора, который проверял у нас билеты, прежде чем пропустить в салон автобуса, и водителя я узнал – они стояли среди слушателей во время моего выступления. Водитель даже воскликнул:
