встал, проверяя свое состояние. Вроде бы голова не кружилась. Да и в целом — он чувствовал себя здоровым и сильным.
— До города недалеко, надо идти, — пришло решение, — там явно что-то неладное. Ночью так трясло, наверняка старые дома разрушены. Но мой-то сейсмоустойчивый… Хотя, случаи бывают разные…
После ночного дождя было душно, и пот струился по лицу, затекал в глаза. Приходилось ежеминутно смахивать его со лба и бровей. Мутная пелена, что застилала всё, поднесла ещё сюрприз. Виктор старался дышать носом, и пыль почти мгновенно забила его, а отсмаркивать плотную корку оказалось трудно и очень неприятно. На счастье, в кювете блеснула лужица, где удалось ополоснуть лицо, промыть нос и намочить майку. Обвязав ею нижнюю часть лица, парень двинулся вперёд. Дорога хоть и выглядела заброшенной, но для ходьбы годилась лучше, нежели бурелом за обочинами.
Скоро лес отступил в стороны или остался позади — поди разгляди в такой серой мгле! Что оставалось Виктору? Идти по дороге, которая становилась лучше с каждым километром. Когда пучки травы и кустарники поредели, а покрытие обрело прочность — спереди послышались странные звуки, похожие на гул толпы. Виктор прибавил ходу.
Впереди и выше горизонта что-то происходило. Серая пелена в той стороне приобрела красноватый оттенок, который присущ, как правило, открытому огню. Плюс к этому — воздух ощутимо пришёл в движение и стремился к зареву.
«Пожар, — сделал предварительный вывод Виктор, ускоряя шаг, — надо глянуть, вдруг помощь нужна».
Чем ближе он подходил, тем сильнее становился поток воздуха. Ветерок уже не шевелил волосы на затылке, а развевал их. С учётом липкой и пыльной духоты это было приятно, однако встречный жар тоже усилился и сильно нагревал лицо и руки.
Гомон толпы распался на отдельные выкрики, плач и причитания. Из мути выступили темные силуэты, которые за несколько последних шагов обрели выразительность мужских и женских фигур. В поле зрения Виктора оказалось около двух десятков человек, которые вели себя странно, если не сказать больше.
В студенческие годы нашему герою повезло устроиться санитаром в психиатрический диспансер. Это случилось благодаря протекции спарринг-партнёра по самбо, который постоянно работал в отделении «буйных», если выражаться общепринятым языком. Проще говоря, скручивал и удерживал больных на несколько минут, пока подействует лекарство. Виктор попервоначалу пугался, действовал неоправданно жёстко, но потом приобрёл опыт, научился распознавать, кого можно взять на болевой, а кого придётся удерживать бережно, чтобы тот не сломал себе что-нибудь, яростно вырываясь из захвата.
Толпа, которую он увидел перед собой, выглядела сборищем тихопомешанных. Несколько человек сидели на земле, обхватив голову или зажав уши. Они покачивались из стороны в сторону, словно слушали внутреннюю музыку и полностью отрешились от реальности. Три или больше полуголых мужчины — сосчитать и различить было трудно, настолько быстро и беспорядочно они вбегали и выбегали из обозримого Виктору пространства — именно что метались, словно мальки в поисках укрытия от голодного окуня.
Другие, числом пятеро, одетые в одежды одинакового покроя — просторные шаровары на манер казацких, «шириной с Чёрное море», и блузы, которые привычно видеть на цыганском хоре, с нарочито просторными, даже мешковатыми рукавами — тихонько плакали, обнявшись и поскуливая. Они напомнили Виктору щенков, одновременно отнятых, отлученных от материнских сосцов, которые помнят тепло её живота, и сгрудились в плотную кучку, утешаясь взаимным запахом молока, ещё не выветренного с их мордашек. Остальные — большинство — лежали, скорчившись калачиком.
Поймав за руку мужчину, что «нарезал круги» в темпе хорошего марафонца, Виктор сдвинул на шею майку, которой прикрывал нос от пыли, и потребовал ответа:
— Эй, что происходит?
Лицо, покрытое слоем пыли, с многочисленными дорожками, промытыми потом ото лба до подбородка, повернулось к парню. Глаза, в уголках которых скопились комки грязи, сверкнули разумом, а голос выразил надежду, неизвестно на что, но явственную:
— Вы не отключены? Узнайте, когда они наладят? — и захлебнулся кашлем.
* * *
Возьми любого человека — тот из встречного вопроса понял бы только, что ничего не понял. Мало кто, разве что единицы, смогли бы сразу извлечь важную информацию: случилась авария в системе связи, на которую замкнуты эти люди. А вот навык, привитый Виктору всей прошлой жизнью — искать в необычном потенциальную опасность — мгновенно сработал и выдал тревожный сигнал:
«Это секретный полигон, где ставят опыты на людях… Надо убираться, пока не сцапали!»
Он отпустил мужчину и повернулся спиной к зареву, чтобы уйти. Но радостный крик хлестнул в спину:
— Куда? Вы обязаны нам помочь! Держите, у него вапам исправен! Стой!
Виктор ускорил шаг, слыша, как множество шагов спешит за ним. Крики и мольбы не стихали, преследовали его. Он вынужден был оглянуться, чтобы оценить ситуацию и похолодел — все бежали за ним. Ему стало страшно, ведь заповедь единоборца — никогда не вступать в схватку с толпой — родилась на похоронах тех рукопашников, которые погибли под ногами яростной людской массы.
Виктор тоже попробовал бежать, но серая муть предательски скрыла какое-то препятствие под ногами. Он зацепился носком, споткнулся, полетел наземь, выставляя перед собой руки. По закону подлости и это не помогло. Из мути вырос столбик, бетонный или железный, который прошёл между растопыренных ладоней и устремился в лицо. Всё, что удалось — согнуть шею и повернуть голову, спасая нос и зубы.
Ослепительной вспышкой отдалась боль где-то выше уха.
Мир исчез.
Собака длинно лизнула Лёшку в щёку, обрадовано гавкнула, забрызгав слюной. А потом принялась нарезать вокруг изумлённого парня круги, словно щенок.
— Ты ошалела, псина! Думаешь, хозяина нашла, что так радуешься?
Та гавкала в ответ, припадала на передние лапы, приглашая играть, и вертела хвостом, соглашаясь с каждым словом Лёшки. Такое доверие растрогало его, и под защитой великолепных клыков он двинулся дальше. За полчаса совместной ходьбы собака, которая оказалась девочкой, согласилась откликаться на имя Гарда и научилась нести в зубах портфель.
Лес стал редеть, тучи — тоже. Одежда просохла. Какие-то птицы шумно взлетали с дороги, завидев путников, а затем им встретился заяц. Он выскочил из мелкого осинника, плотным островком росшего посреди растрескавшегося асфальта, и заметался. От Лёшкиной трубы ему удалось увернуться, но Гарда перехватила косого на лету. Немного подумав, парень справился с жалостью и увидел в зайце добычу.
Память подсказала, что шкуру снимать и потрошить надо обязательно. Но сначала — огонь! Зажигалка не подвела, сухих сучков и бересты удалось набрать, и там и сырятина затрещала в пламени да под ветерком. А вот перочинный нож оказался туповат. Заточить
