болью.
— Ах ты сука, — скрипнул зубами Луис. — Трепыхаешься, но это ненадолго.
Отвечать я ему не стал — нужно было беречь дыхание, которое уже сбивалась у этого нетренированного тела, доставшегося мне по недоразумению. Сука не я, сука — старикашка, которому даже клятва не помешала обмануть. Вместо принца засунуть в недоразвитого поэта — это самое настоящее жульничество. Разве что с расой не обманул — засунул не в эльфа, орка или гнома, а в обычного человека.
Второй удар Луису достался по руке, а у него уже и без того штанина пропиталась кровью. Так что исход был предрешен. Я подловил противника, и моя сабля с противным чавканьем вошла в тело, а стоило ее вытащить, как Луис кулем свалился на пол, хрипя ругательства. Он был жив, но кровь из него хлестала так, что стало понятно — это ненадолго.
Стоять времени не было. Серхио досталось два противника, и если он не справится, то их унаследую я. У Серхио не было пока ран, но против двух умелых фехтовальщиков ему долго не выстоять.
С офицером поступил я неблагородно: зашел со спины, вызов не сделал, воткнул в шею отобранный у Луиса кинжал. Офицер даже возмутиться не успел, как умер. Ну и последнего приговорили в две сабли быстро. Правда, он, когда понял, что внезапно оказался на стороне проигравших, попытался выторговать себе жизнь. Но Серхио был непреклонен, добил его точным ударом, подошел к офицеру, убедился, что тот труп, а потом сделал труп и из Луиса, который еще дышал. Признаться, все это время меня мутило. И от запаха, и от легкости, с которой один человек лишает другого жизни. Но нам предоставили выбор всего из двух пунктов: или мы их, или они нас.
Падре Хавьер был еще жив, когда мы к нему подошли.
— Перевязать бы… — неуверенно предложил я, хотя мне казалось, что это не поможет.
— Он умирает, — Серхио был безжалостен.
— Умираю, — прохрипел падре. Говорил он медленно и с большими паузами между словами. На губах пузырилась кровь, которая казалась еще краснее от того, что сам падре был очень бледным. — За гордыню свою наказан. Прости меня, Всевышний. Дон Алехандро. Выполните мою последнюю просьбу. Мой медальон… Он ключ от тайника. Тайник в нашей трапезной. Третий кирпич в седьмом ряду справа от камина…
Он захрипел и умер, так и не успев сказать, что в этом тайнике и кому отдать содержимое. Но честно, связываться с тайнами церкви не хотелось. Кажется, у меня своих столько, что в одиночку не вывезу.
— Вы как, дон Алехандро? — спросил Серхио.
— Хреново, — ответил я и потряс рукой, на которой я успел заработать мозоль. Саму настоящую мозоль на изнеженной руке. Как там сказал покойный Луис? Поэт? Значит, я вижу руку поэта. — Как будто я умер и еще не успел ожить.
— Для умершего вы слишком хорошо держитесь, — хохотнул Серхио. Вот уж кого не волновала куча трупов вокруг. — Не ожидал, признаться, дон Алехандро. О вас говорили, как о бесталанном стихоплете, а оно эвоно как повернулось. Не с самым простым бойцом справились.
— Это только удача. И страх, — ответил я. — Страх убил во мне одного человека и породил другого.
Дон Алехандро умер! Да здравствует дон Алехандро!
Медальон падре я решил все-таки взять. Мало ли как повернется дальше жизнь — а у меня есть козырь. Или билет на тот свет — это смотреть надо по результатам содержимого тайника.
Находиться в зале было неприятно. Запахи крови и жареного мяса смешивались как раз в такой пропорции, что постоянно мутило. Трупы были четырех типов: прожаренные вышедшей из меня энергией, убитые честной сталью, высушенные ритуалом до мумий, и особняком стоял старший принц, неизменившийся, но выглядящий так, как будто его действительно настигла кара небесная. Смотреть на все это было тошнотно, но Серхио никуда не торопился, сидел на полу, уставившись взглядом в стену и о чем-то размышлял.
Я снял с Луиса пояс с ножнами и попытался затянуть на себе. Дырки в нужном месте не было, а если затянуть на последнюю имеющуюся, то пояс начинал сползать. На поясе Луиса висел мешочек с разными мелочами, среди которых нашлось шило. В результате дырку я проковырял, пояс я затянул как надо, а мешок пристроил на него: бывшему владельцу уже ничего не надо, а мне придется как-то выживать. Для этого нужно поскорее отсюда выбраться.
— Там, наверху, еще много? — спросил я.
— Много чего?
— Солдат.
— Все кончились. — Серхио криво усмехнулся. — Правда, нам это не поможет.
— Почему?
— Ах да, вы же не помните, дон Алехандро. Пойдемте.
Саблю прихватить он не забыл, не пренебрег ею и я.
Мы пошли к лестнице. Она винтом поднималась, на первой же площадке обнаружились две арки. Одна указывала путь наружу к воротам, через вторую можно было рассмотреть убранство коридора, который вел куда-то вглубь замка, загибаясь почти сразу после арки.
— Там никого нет? — спросил я.
— Нет. — Серхио остановился и разглядывал вместе со мной коридор, богато изукрашенный и идущий неведомо куда. — От ведь чары, — уважительно сказал он. — Столько лет прошло, а все чистое, новое и на своем месте.
— Не разграбили из страха?
— Если бы. — Он подошел к арке и ткнул в нее рукой. Рука качнулась, как будто встретила материальную преграду и была отброшена. — Видали? Не было бы защиты, давно бы все уперли. Здесь проход есть только в одном месте — наружу. — Он махнул на вторую арку. — Но нам туда не надо.
— Почему?
— Потому что выйдешь — не зайдешь. Пойдем.
Серхио повернулся и двинулся вверх по лестнице. Я же решил узнать, какова на ощупь преграда, и сделал шаг в арку. Неожиданно я не только вошел, но и смог притронуться к светильнику, висевшему на стене. Тот от моего прикосновения включился, и это почему-то вызвало такой ужас, что я отшатнулся и пулей вылетел назад.
По инерции я немного пробежался по лестнице, пока не уперся в спину равномерно шагающего Серхио. Говорить или не говорить ему о том, что я только что прошел через защиту? А если это признак того, что меня нужно немедленно уничтожить, потому что в теле другая душа, она и прошла? Нет, я дон Алехандро Торрегроса, и никто не должен усомниться в обратном. В моем положении нужно молчать обо всех непонятках и больше слушать, чем рассказывать.
— Не топайте, — внезапно прошептал Серхио.
— Вы же сказали, что больше никого нет.
— Вот как убедимся, что никого нет, тогда это будет точно.
Лестница казалась бесконечной, а я еще старался идти как можно тише, чему не способствовали набойки на каблуках, так и норовившие приложить металлом по камню. Сапоги были потертыми, но на удивление комфортными. То ли шились хорошим сапожником, то ли уже разносились до полного удобства.
Когда я уже решил, что на лестнице чары и мы просто ходим по кругу, не замечая этого, мы добрались до последних ступеней и Серхио застыл перед дверью, к чему-то прислушиваясь, потом осторожно ее приоткрыл.
— Так вот ты какой, летучий корабль, — невольно вырвалось у меня, когда я увидел, что было пришвартовано к краю башни.
Самый натуральный деревянный корабль, с кормовыми надстройками, но без мачт и парусов, покачивался под сильными порывами ветра. С борта на площадку был спущен деревянный трап, по которому осторожно поднялся Серхио. Осматривать там оказалось нечего: рубка управления, большая общая пассажирская каюта и грузовой трюм, ныне пустовавший, но судя по остаточным следам, использовавшийся как раз для перевозки жертвенного материала.
— И что теперь? — спросил я Серхио. — Угоним корабль?
— Умеете управлять? — заинтересовался он.
— Откуда? — удивился я. — Если и умел раньше, то не помню.
— Вряд ли умели, — скептически сказал он. — А значит, нам доступен только один вариант — аварийный, при котором корабль возвращается в зашитую в артефакт точку.
— И в чем проблема? — удивился я. — Садимся, запускаем, спрыгиваем по дороге.
— Спрыгнуть по дороге получится только на тот свет, — хмуро ответил Серхио. — Корабль не снижается нигде, а в королевском порту нас сразу примут, и хорошо, если просто убьют, без пыток.
— Нельзя назвать такое будущее блестящим, — согласился я.
Мы как раз вернулись на палубу, и я осматривался. Башня, к которой был пришвартован корабль, возвышалась с одного из углов замка, и осмотр с нее был великолепный. Но взгляду представало одно только зеленое лесное море без малейших просветов.
— Да у нас никакого будущего не осталось. — Серхио был переполнен пессимизмом. — Не вижу варианта, в котором мы выживем.
— Почему?
— Говорят, на ночь в замке оставаться нельзя,
