великая вещь. Это точно. Время помогает скоротать, только в путь!
Дорога всё не кончалась. Сколько же ещё?
Ноги давно уже гудели, и внутренние часы подсказывали, что лошадкам пора отдыхать, а команды на привал всё не было. Может, подсказать? Внутренний маятник метался между отказывающимися передвигаться ногами и опасением получить резкий ответ. А может — получить по шее, с этим тут, как видно, быстро.
Антон подумал, что если привал не объявят — он сейчас ляжет на дорогу и будь что будет. Вот сейчас.
За поворотом дороги открылась большая круглая сопка, похожая на огромный торт, который уже начали есть какие-то великаны. Край торта… то есть, горы́, конечно, был аккуратно срезан, открывая её сахарно-белые внутренности.
Лошадки весело замахали хвостами и призывно заржали. С карьера им откликнулись местные товарки. Показалось или нет, что стук, звон, звуки каких-то механизмов слегка притихли, работающие оглядывались на прибывших. Людям вообще свойственно любопытство.
Антон тоже жадно рассматривал место своей будущей жизни.
Гора выступала из мощного окружающего её леса как остров. Растительность на её поверхности была скудная, в основном какие-то мелкие кустики и трава. У подножия, прячась в тени по-настоящему дремучего леса, стоял обнесённый частоколом рабочий посёлок. Как в сказках про бабу Ягу. Деревянные дома были сложены из таких толстых брёвен, что становилось не по себе. Вокруг посёлка петлёй извивалась небольшая речушка. Какие-то ещё домики из брёвнышек поменьше, массивные повозки, краны, приспособления…
Повозка свернула к посёлку и все каторжане, естественно, повернули за ней. Процессия втянулась в ворота, Глеб скомандовал:
— Осу́жденные, направо! — телега укатилась вперёд.
Они подошли к одному из крайних длинных домов. Глеб, не слезая с лошади, дёрнул за верёвку небольшого колокола, привязанного у входа:
— Дежурный!
— Здесь я! — из-за дома выскочил мужик в рабочей одежде с охапкой дров. — С приездом, Глеб Сергеич!
— Благодарствую на добром слове, — мрачно ответил начальник. — Этих в санобработку. Последний вроде чистый, врач пусть посмотрит. Разместить как положено. Обед прошёл?
— Нет ещё, гражданин начальник.
— Ну, смотри — как получится. К ужину на довольствие поставить.
— Понял. Всё сделаем.
— М-гм… — отряд сопровождения развернулся и уехал.
ОЧЕНЬ НАГЛЯДНО
Антон внутренне сжался. Всё. Нормальные люди ушли, остались одни эти.
Дежурный сложил дрова в небольшой короб под навесом, нырнул в дом и выскочил оттуда с какой-то тряпочной стопкой.
— Так, парни. Кому барахло своё дорого — кладём в мешок, метку ставим.
Антон растерянно взял из рук дежурного… мешок, да, с нашитой белой полосой, видимо для метки:
— А куда это?
— На прожарку, паря. Вши нам тут незачем, — дежурный исчез за домом и появился уже с деревянным ящиком. — Кому не дорого — сюда кидайте, сожгём.
Антон сложил в мешок джинсы, носки, футболку. Остальные пока не торопились. Дежурный, словно не замечая остальных, подбодрил его:
— И трусы кидай тоже, не ссы. В нашу сторону всё одно девки не ходят. Я тебе после бани новые выдам. А штиблеты свои в другой куль сложи. И иди вон — мыло на полке слева, шайки внутре стоят. Горячая вода в печном баке. Холодная у входа в бочке. Ковши увидишь. Иди-иди.
Едва Антон скрылся в бане, лицо дежурного неуловимо изменилось.
— Чё стоим, болезные? Шевелим лаптями! Начальник сказал — санобработка, значицца, бо́шки брить будем. И рваньё своё в ящик кидайте, не позорьтесь.
Антоха понял, что происходит что-то не то, и со страхом подглядывал в едва приоткрытую дверь.
— А ты не слишком борзый, дядя? — один из ковбоев сощурился.
— В самый раз, на вас хватит.
— Ты хоть знаешь, с кем разговариваешь? — процедил «полосатый»
— Да насрать мне и размазать, кто вы были, и что делали. Здесь вы мотаете срок и делаете, что начальник сказал. Да поживее, нам тут коллективные взыскания не нужны. И неча на меня глаза пучить, я таких пучеглазых уже навидался.
— Тебя, мил человек, может, вежливости поучить? — новенькие обступили дежурного.
Антон закусил губу. Что делать? Побежать, позвать охрану? Без одежды? Может, завернуться в полотенце? Он схватил одно из стопки — маленькое. Из другой — о, вот это большое! От подвига его удержал спокойный, даже насмешливый голос дежурного:
— Смотрите, как бы вас не поучили, — похоже, он этих бандитов вообще не боялся!
Толпа сжалась плотнее, подбадривая себя выкриками:
— Ты, дядя, активист, что ли? Падла продажная! Вертухайский подпевала!
Антон не видел, что там происходило, и решил, что всё-таки надо бежать за помощью. Но стена спин вдруг шарахнулась назад. Шестеро рассыпались широким кругом, трое остались лежать на земле, скрючившись и хрипя. Дежурный поправил рубаху и ощерился, вцепившись в пояс и, явно, сдерживая себя.
— Вы, уроды, когда клятву давали, что — слова́ не поняли? Кандальный раб — личное имущество господина барона. Никто из вас не может причинить вреда имуществу господина барона! — он дал им несколько секунд, чтобы дошла взаимосвязь двух этих фактов. — И я тоже не могу… Поэтому я, конечно, пойду и позову доктора, — глаза упавших закатились, на губах выступила пена, — но только после того, как выполню первый приказ начальника. Разделись живо, суки!!! Обноски в ящик!!! С этих — тоже!.. Чтоб побрили друг друга, пока я доктора найду, — он бросил на землю две пачки бритвенных станков, резко развернулся и ушёл.
«Ни фига себе!» — Антон отпрянул от двери. Больше мыслей не было. Ни фига себе. Вот, значит, о чём этот Глеб Сергеич говорил! Кто хочет нарушить клятву — сам дурак. Очень наглядно. Он поспешно схватил шайку и начал набирать воду. Надо помыться, пока эти уроды не припёрлись.
КАК ОНО ТУТ ВСЁ
Доктор оказался молодым парнем. По крайней мере, на вид. Всех посмотрел, похмыкал. Сказал, что, за неимением вшей, Антона брить не надо. Хоть это!
Дежурный (доктор звал его Нечаев, а сам он представился Антону как Бурый) выдал ему комплект одежды: четверо свободных семейных труселей, пару футболок, брюки и куртку, похожие на туристические, только серые, комбинезон и ветровку на манер строительных, кепку… Всё было летнее. Бурый сказал, что к осени будет тёплая поддёвка, а к зиме — другая форма. Ещё полагались ботинки. Натуральная кожа, ручные швы. Антон аж офигел. Там (на Старой Земле) такие ботинки стоили нехилых бабок! А тут зэкам выдают. Надо же…
Длинный бревенчатый дом был разгорожен на две большие комнаты. В каждой стояло по двадцать топчанов, в два ряда, торцами к стенам. Почти половина из них была свободна. Бандиты хотели было занять места, но Бурый сказал обождать, пока староста не придёт. Те покривились, побурчали что-то, но больше быковать не стали. Антон от нечего делать пересчитал койки. Тринадцать было занято в одной комнате и четырнадцать во второй.
Снаружи дома были приделаны лавки, крытые широкими навесами. Ещё несколько были составлены в две группы по типу больших беседок.
Пришла на обед бригада. От рабочих остро пахло по́том, железом и камнем. Староста, невысокий коренастый мужик со шрамом через всё лицо, которого все звали Бе́ндер, осмотрел вновь прибывших, буркнул Антону: «С тобой отдельный разговор будет», — и велел всем идти в столовую.
Идти оказалось недалеко. Такой же длинный дом, только с двумя входами. Они вошли через левый. В небольшом зале стояло два длинных стола с лавками. Расселись все, ме́ста хватило и даже осталось. Молодая суровая повариха объявила, что пополнения сегодня не ждала, так что порции для новеньких будут небольшие, остальным — без добавки, но хлеба много. Действительно, на столах стояли глубокие миски с нарезанным тёмным хлебом, очень вкусным, как из маленькой частной пекарни, которая была напротив его дома в Москве… Замечание на счёт возможной добавки Антону показалось странным: «старичкам» поставили тарелки, больше похожие на тазики. Такой попробуй ещё съешь! Накормили вкусно: рассольник, картошка с рубленным мясом в подливе и чай. Дали даже пирог с какими-то кисло-сладкими кусочками, похожими на розоватую траву. На выходе он не удержался и спросил в окно раздачи:
— Извините, а пирожки были с чем?
— С ревенем! — ответил строгий голос.
— Спасибо, очень вкусно.
— На здоровье! — на этот раз
