— Понятно, что про Герасима расскажешь?
— Мужик как мужик… Рукастый и выносливый невероятно. Сильный, говорят быка-трехлетку на спор с ног свалил одним ударом. Сама не видела, врать не буду. Наверное, что он своего соседа насмерть зашиб, вы уже слышали…
— Слышал. Герасим надежный мужик?
— Надежный. Только когда выпьет — лучше не подходить.
— И часто пьет?
— Раз в неделю, но до беспамятства. Впрочем, как и все мужики в селе.
— А Прохор Петрович?
Женщина засмущалась.
— Он напротив, раз в неделю бывает трезв. Но в этот день злой как собака… Частенько с фельдшером гуляют, в картишки любят по ночам поиграть… А вообще он хороший человек. Бухгалтерию справно ввел при вашей тетушке, с мужиками в селе ладит… Еще в поместье жил учитель французского Пьер, но после смерти Екатерины Семеновны, Прохор Петрович уволил его. Привез племянницу Аглашку из Березкина… она девка хорошая и готовит справно…
Прасковья вздохнула:
— Барин, отпустите меня сегодня пораньше. Муж завтра на поденную уезжает, нужно приготовить…
— Так ты замужем?
— Знамо дело… двое детишек у нас, еще малолетки.
Я слегка покраснел.
— Хорошо. Иди, конечно…
— Только в бане приберусь, да пойду…– кивнула Прасковья.
Я не ханжа, но и не животное, которое бросается на все что шевелиться. Возможно с Прасковьей я поступил не очень хорошо, просто не знал, что она замужняя. Однако все произошло так быстро и спонтанно, что я даже не успел подумать. Мне трудно было удержаться после нескольких лет воздержания. Да и Прасковья все сделала так легко и непринужденно, отдалась, будто для нее это было как картошку почистить… но мастерица, этого не отнять.
Однако я все равно чувствовал легкую вину перед ее мужем. Вот такой я совестливый, ничего тут не поделаешь…
А вообще мне начинало нравится быть барином. После бани я отправился в особняк, поднялся в спальню на второй этаж и проспал часа три. Может проспал бы по больше, но двери неожиданно скрипнули и тихонечко вошла бабка Ефросинья, шаркая ногами. Она молча присела на табурете возле кровати и грозно нахмурила брови:
— Так кто ты такой?
— Андрей Никитин.
— Ты похож на Андрейку, но вовсе не он. Я ведь его нянечка. Андрюшенька давно покинул поместье, после смерти отца, никто его уже толком не помнит… кроме меня.
Бабуля скривилась и неожиданно вцепилась за мой чуб цепкими пальцам:
— Признавайся, разбойник! Куда девали настоящего Андрейку⁈
В комнату вбежал Прохор и тут же оторвал безумную старуху от меня:
— Да успокойся ты, тетка Ефросинья! Ступай к себе! Андрей Иванович, помещик Гарин прибыл. Желает с вами аудиенции.
— Через пять минут выйду…
Прохор утащил бабку, а я стал неторопливо одеваться. Мою одежду изъяли на стирку, теперь вместо трусов я носил накрахмаленные панталоны, странную рубашку со стоячим воротом и узкие брюки. Сверху я накинул темно-синий камзол с блестящими пуговицами и посмотрел на себя в зеркало. Ну и пугало! Только ворон в огороде стращать!
Однако сделал грозный вид и спустился в гостиную.
Посреди комнаты стоял высокий мужик лет сорока пяти. Напыщенный как петух. Крепкий, широкоплечий, с пронзительным взглядом и квадратной челюстью. В нарядном сюртуке и синих форменных брюках, черные лакированные туфли непривычно блестели, будто покрытые глянцем. По осанке он скорее напоминал военного или полицейского, нежели помещика.
— Владимир Иванович Гарин,– представился гость. У него оказалось крепкое рукопожатие.
— Андрей Никитин,– улыбнулся я.
Гарин сурово посмотрел на Прохора:
— Хотелось бы поговорить с вашим барином наедине…
Я кивнул Прохору и он тут же вышел, оставив нас с гостем.
— Да вы присаживайтесь,– я показал на кресло.– Может приказать принести чаю?
— Да бросьте вы этот этикет, я совсем ненадолго… — помещик уселся в кресло и вцепился в меня тяжелым взглядом. — Знаете, господин Никитин, я тут о вас навел кое-какие справки. Уж не обессудьте.
— Да что вы, право дело…
— По моим сведениям, в Петербурге вы вели жизнь молодого повесы. Приживались с богатыми вдовушками, завсегдатай игральных домов и клубов, вас даже называли бретером… а теперь, значит, решили вернуться в поместье тетушки…
Наверняка он навел справки про настоящего наследника, только для чего?
Гарин замолчал, пристально глядя на меня.
— Продолжайте.
— Для чего вам поместье, господин Никитин? Или вы уже заложили его кредиторам?
— Это не вашего ума дело,– грубо ответил я.
Я хорошо знал такой тип людей. Резкие и настырные. Его нужно сразу осадить.
— Хм-м. Возможно вы слышали, что в прошлом году я приобрел тридцать душ у вашей тетушки и часть земель… У меня к вам дельное предложение. Уступите мне все поместье. Село и земли. Оставьте себе особняк и прислугу. Ну в самом деле, господин Никитин… вы же все проиграете или отдадите за долги. А я десять тысяч дам. Серебром. Две тысячи сразу, остальное после оформления сделки. Знаете, я ведь почти всю жизнь в городе прожил, теперь решил заняться землей, хозяйством… а вам земля и даром не нужна, так же как и крепостные…
Я вспомнил как вчера мужики жаловались на помещика Гарина, боялись что он им подать увеличит за провинность. Похоже, этот Гарин и вправду скотина редкостная.
— Так как, господин Никитин? А если здесь жить не будете, можно в Москве или Петербурге за десять тысяч хороший домик прикупить… да еще и останется…
— Не дешево вы поместье оценили?
Помещик помолчал. Он свел к переносице кустистые брови.
— Хорошо. Это деловой разговор. Еще две тысячи сверху накину, из уважения к вашему роду…
У меня перед глазами стояло маленькое село с низкими домиками, грязными ребятишками и стариками… Я невольно чувствовал себя ответственным перед крепостными. Ведь я для них барин, батюшка… как я могу так запросто продать их этому мерзавцу Гарину… да он десятилетних ребятишек на поля выгонит, зверюга… землю он любит. Любишь, так иди паши, сучий потрох…ручки вон какие беленькие, наверняка ничего тяжелее пера не поднимал…
— Не будет сделки,– покачал я головой.
— Да как же это не будет, господин хороший…– удивленно пробормотал Гарин.– Мы же с вашей тетушкой предварительно все дело обмозговали еще по зиме… обсудили все дельце-то.
— Поместье не продается,– упрямо ответил я.
Помещик покашлял в кулак. У него был удивительный взгляд, то жесткий, то немного смягчался. Возможно, в нем пропал хороший артист.
— Ну хорошо… Землицу-то можете продать, раз не хотите уступать все поместье?
— Владимир Иванович, ничего я продавать не буду. Ступайте себе с Богом. Это мой окончательный ответ.
Гарин нахмурился и резко встал с кресла. Его лицо покрылось мелкими пунцовыми пятнами. Он подошел к входной двери и напоследок сказал:
— Как бы вам не пришлось пожалеть о своем отказе…
— Идите, Гарин. Я все сказал…
Помещик вышел, громко хлопнув дверью. Надо же, обидчивый какой… вот же сосед мне достался…
Я подошел к письменному столу. Отодвинул верхний ящик и достал чистый лист. Здесь же нашел чернильницу и перо. Знал бы я, что когда-то придется писать перьями.
В комнату заглянул Прохор.
— Барин, что вы с Гарином сделали! Он выскочил из особняка как помешанный, чуть калитку не сшиб… Похоже, обиделся шибко наш друг…
— Таких друзей за хрен, да в музей…– проворчал я.
Поначалу не получалось писать чернилами, на листок так и падали упрямые черные капли, но вскоре я приноровился.
Прохор терпеливо стоял возле входа.
— Да ты присаживайся, Прохор Петрович. Разговор у нас будет серьезный…
Глава 4
Приказчик послушно ждал, когда я закончу писать свои каракули.
— Прохор, чем мужики в селе занимаются? Я имею в виду, когда не пашут, не сеют, и урожай не собирают?
— Да кто чем… рыбалка, охота, но охота в наших краях скудная, зимой заяц, осенью утка. Шабашат…
