Пришёл в себя как-то смутно, не окончательно. На какой-то карусели. С детства терпеть не мог – его там всегда тошнило. Вот и сейчас: пока кружило, он несколько раз проблевался. Но тошнота держалась за него цепко. Потом он отключился.
И снова включился с тем же результатом. Кажется, это проделалось с ним ещё несколько раз. Единственно конкретной законченной мыслью была одна: пусть хоть кто-нибудь снимет его с этой дряни. Неужели непонятно? Пока его не вернут на твёрдую землю, он так и будет им блевать. Но, его не снимали, и нутро исходило тошнотой. А где-то очень-очень далеко тихонько зудел деланно-спокойный женский голос: потерпи, потерпи, сынок, сейчас всё, ещё немного и станет легче.
Нет, он вспомнил крушение поезда почти сразу. А вот, как тут оказалась мама? Охренеть и опухнуть! Неужели прилетела самолётом? Она ж их боится до колик. А на поезде она бы так быстро сюда не добралась. Всё-таки почти пять дней до Москвы. И ещё до Крыма… Сколько они там проехали? Полсуток? Плюс-минус… Но, голос-то, вроде, мамин. Его плохо слыхать, но эти интонации – так умеет только она. У него классная мать. Восемь классов всего, а комп освоила в полпинка. И даже что-то там научилась ковырять в фотошопе. Недавно хвастала первым заказом и заработком. Для Москвы деньги смешные, а для неё о-го-го…
А потом Дон окончательно пришёл в себя. Понял это, когда карусель, наконец-то, с него слезла. И тошнота отвязалась. Сразу стало легче дышать. А ещё он начал ощущать тело, шевеля всем, чем получалось. Затем получилось повернуть набок голову – одновременно немного прорезалось зрение. Он явно в постели. Дон поднапрягся – глаза со скрипом поднажали. Размытые границы предметов начали истончаться и конкретизироваться.
В окружающую обстановку он сразу не поверил: такой фольклорности в больницах быть не может. Там своеобразный дизайн, который ни с чем не перепутать. И куда, в таком случае, его законопатили? Он ещё немного побарахтался, пытаясь наладить контакт с действительностью, но быстро устал. Сам не заметил, как уснул. На этот раз действительно просто уснул: крепко и надолго. А проснувшись, обнаружил, что обстановка ему не примерещилась: торчала на месте, как миленькая, и пугала, как законченная сволочь. Зато рядом сидела красивая женщина «за сорок» и задумчиво смотрела на него. Заметив, что он проснулся, она улыбнулась и спросила:
– Как ты, сынок? Водички?
Выбитый из колеи этим «сынок» Дон просто кивнул. Даже не сразу понял, что заставило его не расставить немедля «точки над И». Лишь выцедив половину большой расписной керамической кружки, он наконец-то, догнал: её одежда. Даже такой профан в истории, как он, сумел определить: эта просторная длинная рубаха поверх штанов либо из захолустья стран третьего мира, либо средние века. Средние века уже закончились. А крушение поезда не могло, начавшись в средней полосе России, закончиться на Тибете. Так далеко перевернувшему вагону не докувыркаться.
Женщина что-то тихо рассказывала. Постепенно до него дошло ещё одно нелепое обстоятельство: язык не русский, но он понимает эту речь. Не сказать, будто всё гладко, однако смысл сказанного налицо. Разбухающую в душе панику нужно было срочно давить. Всё равно как, лишь бы не давать воли. Иначе всё, пропал. Дон собрался с силами и вслушался в мерно журчащую речь.
– А девочки уже несколько дней, как пришли в себя. Теперь встали на ноги. Хотя слабенькие ещё. Всё в саду больше. В дом только спать идут. Я велела постелить им перины прямо под старым орехом. Вот они там и торчат целыми днями. Лэти тоже с ними. Она раньше вас всех поднялась. Всё-таки вы с Лэйрой её укрыли от… Сынок, а ты не хочешь подышать свежим ветерком? Может, и тебя вынести в сад?
Дон тупо кивнул. Он раз пять изготавливался начать объяснения с этой полоумной, но отчего-то так и не выступил. Что-то ему мешало. Верней, он чего-то опасался: не осознанно, а совершенно безотчётно. Словно не его подсознание пыталось предостеречь от поспешных поступков, а кто-то посторонний: забрался в башку и притормаживал. И это не какие-то там неопознанные чувства – посторонний вторженец ощущался прямо-таки физически.
Женщина поднялась. Отошла от кровати, кого-то там выкликая. Затем торопливо вышла, прикрыв за собой массивную деревянную дверь. Дон чуть расслабился. Закрыл глаза и попытался разобраться с паразитом в мозгах. Мысленно сосредоточился и вдруг… охренел. С перепуга открыл глаза, пялясь в белёный потолок. Но, тотчас осадил себя: некогда ссать под себя. Нужно на полном ходу разбираться с обстановкой, пока и сам не свихнулся, как эта его мамочка. И пока не вернулась спугнутая очередным сюрпризом паника.
Он собрался с духом и снова закрыл глаза: непонятная зелёная сетка на экране внутреннего зрения никуда не делась. Наоборот оживилась: где-то стягивала свои ячейки, превращая квадраты в ломанные фигуры, где-то раздувала. Поверх неё вспыхнул белый прямоугольник. Когда по нему замелькали яркие красные значки, Дон признал в прямоугольнике информационное окно. Но смысл доводимой до него информации был за семью печатями. Зато само собой попёрло осознание её содержимого, будто кто-то гудел ему прямо в ухо, которое отчего росло внутри башки.
Дон сосредоточился и уразумел, что укоренённый базовый кластер системы завис. Необратимые процессы в резервной системе запуска. Репликация резервной системы для аварийного запуска произведена некорректно по причине деструкционного внешнего воздействия на биологическую систему. Активация блока внутренней защиты произведена в аварийном режиме на двадцать процентов стандартной мощности. Перегрузка блока аварийного режима включения. Активация блока слежения невозможна. Активация блока идентификации невозможна. Активация блока защиты системы невозможна. Активация блока поддержки боевого режима невозможна.
Результат тестирования: активация базовой системы невозможна. Критический уровень функционирования базовой системы. Устранение зависания базовой системы в действующем режиме функционирования невозможно. Превышение критического уровня угрозы для функционирования биологической системы. Рекомендации: отключение биологической системы, перезагрузка базовой системы.
Дон даже не пытался удивляться всей этой компьютерной мистике в своей башке. И когда ОНА ЕМУ задала немой вопрос: приступить ли к перезагрузке – он мысленно дал добро на что угодно. Включая выделку из его тушки чучела. А как дал, так и вырубился, словно по башке получил.
Точно так же лихо врубился обратно. Сколько был в отключке? Да кто его знает… В правом верхнем углу всплывшей зелёной сетки вспыхнули жёлтые значки. Дон ничуть не сомневался, что ему ответили на вопрос в цифрах, которых он не знал. Самочувствие после резкого обморока несказанно улучшилось – будто допинг какой-то вкатили. Отсюда легко образовался вывод: под биологической системой, которой что-то угрожало, внутричерепной лектор имел в виду именно Дона. А зелёная сетка отражает функционирование всего прочего в его башке – не в заднице же – что до перезагрузки не активировалось.
Кстати, как раз в этот момент кое-где по паутине сетки забегали разноцветные огоньки. Самый большой белый запылал в самом центре паутины. Этакий жучила среди мелькающих клопов. Рядом с ним присоседился крохотный подрагивающий серебристый живчик. Он словно собирался куда-нибудь рвануть, ожидая лишь команды на старт.
Дон невольно подумал о женщине: где там она суетится? Серебристый живчик моментально сорвался с места и рванул в сторону распоряжающегося неподалёку голоса. Добрался до лилового клопа, преобразовался в крестик, залез на клопа и замер. Ну, и где это – машинально осведомился Дон. На сетку тут же наложился большой красный прямоугольник с пристроенным к нему малым. Большой был разлинован толстыми красными же линиями. Они поделили прямоугольник на несколько неровных ячеек. Вроде, какой-то план…
Голос женщины начал приближаться, и лиловый клоп с крестом на спине пополз к белому жуку в центре паутины. Кстати, центр красного плана не был совмещён с центром зелёной паутины. Жучила находился у одной из сторон большого прямоугольника, в середине не самой крупной ячейки. И тут Дон кое-что заподозрил. Он обвёл глазами небольшую уютную комнату с белёными стенами, завешенными яркими коврами. Чуток запрокинул голову на подушке – над ним колыхались лёгкие занавески распахнутого окна. Он закрыл глаза и углубился в план. Попытался представить, где на нём – если это план – может располагаться окно. И на зелёной линии рядом с белым жуком вздулась небольшая линза.
