Мои неотразимые гадюки. Книга 1
Пролог
Лэйра старательно вывела предпоследнюю букву. А на последней грифельная палочка съехала в сторону, обломав заточенный кончик. Мерзкий Вепракс нарочно её толкнул! Чёрная полоса перечеркнула чуть ли не треть её трудов. Пакс, предвидя эту смешную катастрофу, давно подключился к её глазам. А заодно активизировал код доступа к её нервной системе: девчонка пока не умела владеть своими чувствами. Не всегда удерживала свой особый дар: могла вспылить и выдать себя, нанеся спонтанный удар по мозгам обидчика. И тогда всё. Тогда взрослые мигом заподозрят в ней гадину – так после конца света стали называть щупов, что свободно залазят в мозги простых людей. А у гадин одна судьба: на костёр.
Лэйра ещё пялилась на учинённое безобразие, а в её голове уже набирал жару гнев. Медленно распухало то самое ледяное яркое облачко, которое она могла почти увидеть. Не глазами, понятно – внутренним взором. Пакс тоже его видел на сетке, что постоянно висела перед его внутренним взором. Это облако распухало, поглощая то, что его собственный дар обзывал «объект Лэйра». Ещё немного, и взрыв набравшей силу злобы разнесёт мозги поганца Вепракса. Пакс почувствовал, как горделивый шёпот говнюка обжег ухо Лэйры, ещё больше подогрев злость гадины:
– Сегодня отец пойдёт просить тебя для меня. Семь лет до свадьбы пролетят быстро.
Лэйра ощущала, что до запретного взрыва остались считанные мгновенья, и паниковала. Она уже не в состоянии затушить его самостоятельно. Пакс вздохнул и вторгся в голову подружки. Облако моментально сдулось, а Лэйра потеряла к Вепраксу всякий интерес. И на этот раз удалось избежать разоблачения – удручённо подумал Пакс. И ужесточил контроль над смертельно опасной и всё-таки такой беззащитной дурочкой.
С тех пор, как прорезался её дар, он всем своим нутром ощутил потребность в защите девчонки. Иной раз и сам злился, что собственный дар прицепился к двум малолетним сестричкам-щупам, как клещ. Но бороться с ним было бессмысленно: дар манипулятора сильней человека, который им обладает. Это он носит в себе человеческую душу манипулятора, а не наоборот. Хлопотно до ужаса, но Пакс уже привык к своему положению заложника.
Он приказал манипулятору прощупать грязную душонку Вепракса. Понял, что мерзавец не угомонится. Говнюк – ровесник Пакса – в свои одиннадцать лет стал законченной падалью. Руки чесались, прикончить ублюдка, да нельзя. Им с Лэйрой нужно подрасти, прежде чем они смоются из дома и найдут себе укромный уголок. А двух шатающихся детей – трёх вместе с сопливой шмакодявкой Лэти – любой взрослый немедля схватит. И отволочёт к каштартану своей провинции. Дети в их землях не могут быть бесхозными бродяжками. Слишком дорого даётся матерям их рождение, чтоб так-то разбрасываться главным достоянием людей: подрастающими потомками.
Манипулятор в голове не стал дожидаться очередной гнусности Вепракса, что так и просилась наружу. Он переключился на объект «учитель» и поднажал на него – Пакс не стал спорить с собственной башкой. Младший жрец, что учил их письму и счёту, был добряком. И слегка лопух, что в их приграничных воинственных районах сразу бросается в глаза. Но сейчас Вепракс взвыл кабанчиком, за которым гоняются с кухонным тесаком. Даже в этом он самая мерзкая слякоть – злорадно подумал Пакс – и грязный врун. Из пальцев учителя ухо вылазит слегка розовым – не то, что у скорого на расправу папаши Вепракса. Там уж такая плюшка напомаженная получается: красная, пухлая – сплошное загляденье.
– Ой-ёй-ёй! – противно визжал Вепракс, будто припечатанный раскалённым клеймом. – Пустите! Больше не буду!
– Поди прочь, – молвил учитель и брезгливо разжал пальцы.
Пакс краем глаза любовался, как женишок приплясывал на цыпочках, а затем плюхнулся на колени. Манипулятор не позволил слюнтяю встать на ноги – погнал его на карачках к двери. Он не видел стоящей причины для подобного бесполезного воздействия на мозг говнюка, но мешать своему носителю не стал. Они редко спорили по пустякам: манипулятор понимал, что человек – это человек, и ничего уж тут не попишешь.
– Жаль парня, – нарочито серьёзно опечалился Пакс. – Бедолага ещё не знает, чем ты станешь его лупить, если жрецы вас окрутят. Есть ради чего дожидаться счастья целых семь лет.
– Заткнись, дурак, – процедила Лэйра сквозь зубы и закусила вырывающийся смешок.
Она родилась день в день с его сестрой Паксаей. Мать Лэйры потеряла молоко. И тогда матушка Татона взялась кормить обеих пигалиц – Паксу было четыре, но он всё отлично помнил. Манипулятор в нём уже проснулся, и он стал резко взрослеть. Теперь-то девчонки большие – уже восемь стукнуло – а он давно перестал чувствовать себя беззаботным мальчишкой.
– Твой отец откажет, – еле слышно пообещал он, уткнувшись в свою дощечку носом.
– Знаю, – шепнула в ответ Лэйра, склоняясь над испорченным упражнением. – Он презирает его папашу. Он скоро прогонит их со своей земли – вот увидишь!
– Не поэтому, – бубнил Пакс прямо в дощечку. – Твой отец не какой-то простолюдин. Он каштар. А потомственный воин никогда не породнится с торгашом. Даже если тот лопается от серебра.
– Не поэтому, – поддразнила умника Лэйра. – У меня старшая сестра не замужем…
Далёкое дребезжание гонга разорвало нудное нравоучение, летавшее над головами. Учитель замер. И сделал такое лицо, будто тем гонгом лупили прямо по его башке. Бедняга. Он пришёл в их городок лишь в прошлом году. Не разобрался ещё до конца: что оно такое – это их пограничье. Нет, он понимал, что люди здесь не такие, как везде. И в каждом местном городке живёт по несколько каштаров со своими воинами, чтобы отбивать набеги. Но знать – не видеть. А потому он так и остался стоять с разинутым ртом, пока его ученики вылетали в дверь вспугнутыми птичками. И вовсе не метались по улице, бестолково вопя. Не лезли по щелям, а бежали точно туда, где должны были быть во время грянувшей опасности.
– Прибью! – грозно предупредил Пакс, чтобы Лэйра не своевольничала, а бежала домой.
Он вложил в её непутёвую головку жёсткий приказ и унёсся к воротам, где
