В итоге я всё же смог полностью экипировать всем необходимым своих ухорезов. Они всё время тренировались: и в стрельбе, и в рукопашной, и в снятии часовых, и в проникновении на объекты. Кое-что я им смог показать, но далеко не всё, всё же в прошлой жизни я не в спецназе служил. Но тренеры и преподаватели нашлись. Ох, будет потом немцам сюрприз на всю задницу, такой, что они во все глотки взвоют.
25 марта 1942 года. Москва
Неожиданно ко мне приехал генерал Севастьянов. За его дела под Киевом и контрнаступление под Москвой ему присвоили звание генерал-лейтенанта. А приехал он ко мне посоветоваться. Его вместе с дивизией перекидывают на Волховский фронт, а именно во 2-ю ударную армию.
– Вот такие вот дела, Игорь. Что скажешь?
Мы уже давно перешли на неформальное общение, Севастьянов реально оценил мою помощь ему и теперь не чурался просить у меня совета.
– Что тут можно сказать? Только одно: жопа, причём с большой буквы. Я бы там действовал совершенно по-другому, и если вас сейчас кинут в коридор, то, скорее всего, дивизия поляжет. Немцы сосредоточили там большие силы, и без значительной поддержки танков и артиллерии успеха нам не добиться. Я вообще не понимаю, почему командование решило прорываться именно там, ведь гораздо меньшее расстояние до Ленинграда у самой Ладоги.
– А что, по-твоему, надо сделать?
– Пока вторая армия приковывает к себе всё внимание противника, ударить вдоль берега Ладоги, причём стараться отодвинуть немцев от озера минимум на десяток километров, причём сразу строить оборону вдоль берега. Лучше, конечно, отбросить километров на двадцать, но это как получится. Как только мы достаточно успешно пробьёмся, так немцы сразу перебросят против нас значительные силы и тем самым сильно ослабят давление на вторую армию. По-моему, с самого начала надо было бить вдоль берега озера, так мы имели бы противника только с одной стороны. Мой вам совет: постарайтесь убедить начальство не пытаться пробить коридор ко второй армии, а дать вам ударить вдоль озера. Если получится, то, главное, держите фланг, сразу стройте огневые точки, чтобы они могли сдерживать немцев [12].
Севастьянов ушёл, а через два дня меня ждал очередной сюрприз.
26 марта 1942 года. Москва, Генеральный штаб
На следующий день после разговора с Прохоровым генерал Севастьянов поехал в Генеральный штаб и там добился разговора с маршалом Шапошниковым.
– Что вы хотели, товарищ генерал-лейтенант?
– Товарищ маршал, вчера после получения нового предписания я съездил к полковнику Прохорову.
– Он для вас такой авторитет?
– Да, он дважды помог моей дивизии – по сути, дважды её спас. Кроме этого есть ещё один важный нюанс. Полковник Прохоров, несмотря на свою молодость, имеет большой опыт действий в тылу противника, а кроме того и по выходу из него. Он вчера сразу указал на главную ошибку командования в этой операции.
– И какую?
– Неправильно выбранное место наступления. По его мнению, надо было с самого начала наносить удар вдоль берега Ладоги. Во-первых, по его словам, там значительно меньшее расстояние до Ленинграда, а во-вторых, противник будет только спереди и с правого фланга. По мнению Прохорова, сейчас новые силы лучше бросить не на прорыв коридора ко второй армии, а попытаться пробить новый коридор вдоль берега Ладоги. Основные силы противника сейчас прикованы ко второй армии, а, ударив вдоль Ладоги, мы отвлечём их на себя, и тогда давление на армию ослабнет, что позволит пробить коридор снова.
Шапошников задумался: с такой стороны он не рассматривал эту ситуацию. Прошло минут пятнадцать, маршал внимательно рассматривал карту с нанесённым на неё положением наших и вражеских частей. Наконец он решил.
– Возможно, это имеет смысл. Вот что, я изменю вам предписание. Вы назначаетесь командиром пятой ударной армии [13], и ваша задача – пробить коридор до Шлиссельбурга вдоль берега озера. Правда, выделить вам я смогу только одну стрелковую дивизию и танковый батальон, зато дам тяжёлые танки и артиллерийский полк.
– Товарищ маршал, а можно ещё и дивизию полковника Прохорова включить в состав армии?
– Прохорова? Хорошо. Раз он сам это предложил, пускай на деле покажет, что не просто языком мелет.
27 марта 1942 года. Москва
Ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным, вот и помогай после этого людям. Через два дня ко мне снова приехал Севастьянов, только на этот раз с приказом о моём подчинении ему. Хорошо ещё, что он смог убедить начальство принять моё предложение.
О Мясном Боре я слышал ещё в прошлой жизни, правда без подробностей, знал только, что там, во-первых, полегла куча народа, когда немцы окружили там нашу 2-ю ударную армию, и во-вторых, что этой армией командовал генерал Власов и именно там он сдался в плен. Ещё знал, что это произошло в 1942 году, а других подробностей не знал – ни состав армии, ни когда именно это произошло, только год. Я даже посмотрел, где находится Мясной Бор, только когда разговаривал с Севастьяновым, а до этого и понятия не имел, знал только, что где-то возле реки Волхов, и всё.
Короче, хватай мешки, вокзал отходит. Нам следовало немедленно выдвигаться. Дивизия Севастьянова уже начала погрузку, а 3-я стрелковая дивизия, которая вошла в армию Севастьянова, должна была прибыть на место отдельно. Силами мы располагали небольшими: три дивизии, танковый батальон и артиллерийский полк. Однако шансы у нас были.
30 марта 1942 года. Волховский фронт
Нам понадобилось три дня, чтобы добраться до места, причём железная дорога до места назначения не шла, так что пришлось двигаться преимущественно своим ходом. Несмотря на то что дивизия Севастьянова выступила на сутки раньше, к месту назначения мы прибыли первыми, просто обогнав их на марше. Ещё повезло, что прибыли на конечную станцию вечером и добрались к месту сосредоточения под утро, так что прибытие наше осталось незамеченным противником.
У меня была полностью механизированная дивизия, и, прибыв, я не стал терять время напрасно. Пока ещё не наступили знаменитые питерские белые ночи, так что у моих разведчиков было достаточно времени, чтобы перейти линию фронта. Пришлось мне рисковать и с ходу, прямо с корабля на бал пускать моих ребят в дело. По-хорошему, день-два нужно было бы подождать, выяснить обстановку, понаблюдать за противником, вот только времени не было от слова совсем. У Мясного Бора шли ожесточённые бои, и начальство торопило, желая немедленных результатов.
Наступать наобум я не хотел, так как велик риск завалить всё дело, а потому отправил своих ребят, которые только и успели переговорить с начальником разведки этого участка фронта и понаблюдать за противником до вечера. К немцам в тыл я отправлял не только разведку, но и свою роту ухорезов, у которых была своя задача. И разведка, и ухорезы были в немецкой форме, запасы её у меня имелись приличные – сохранились от прошлых операций. Кроме того, было и немецкое оружие, которым все вооружились. На первый взгляд обычное немецкое подразделение, и пока не начнут проверять, не поймут подвоха.
Пройти совсем тихо не получилось бы, а потому ребята сымитировали захват языка. Дождавшись середины ночи, разведчики вырезали пулемётное гнездо и захватили часового, которого местные разведчики уволокли к нам. Внешне всё выглядело так, словно наши разведчики захватили часового в качестве языка, а пулемётчиков зарезали, и всё. А на самом деле почти две с половиной сотни бойцов в немецкой форме и с немецким оружием перешли в тыл противника, у них даже припасы были немецкими, чтобы не спалиться на мелочи.
До прибытия всех частей оставалась ещё пара дней, и я хотел к этому моменту уже быть полностью готовым. До Шлиссельбурга было порядка десяти километров, и меня удивило, почему наше командование с самого начала не предприняло наступление именно здесь.
