Монстр взвыл, захрипел, сжал Настю еще сильнее, она почувствовала, как прогибаются ребра, позвоночник, на грани слома, тоже завопила, завыла, как волчица пойманная в капкан, еще глубже сунула руку, нащупала что-то упругое, крепкое, и впилась в него пальцами, как когтями! Рвала, кромсала, не женщина, а зверь, который хрипя дерет противника, забыв о боли, забыв обо всем на свете кроме одного, единственного желания — жить! Любым путем — но только жить!
От хорошо поставленного удара по печени даже самые сильные, крепкие люди теряют сознание. Нокаут от удара по печени — обычное дело. А что будет, если эту печень рвать на части? «Леван» был еще жив, но лежал без сознания. Он тяжело дышал, а из рваной раны на животе обильно текла кровь. Его меч валялся рядом, так что Настя за ним не пошла. Выскользнув из объятий монстра (это было легко — и руки «Левана» ослабели, и кожа Насти покрыта слоем крови), Настя встала на колено, потом тяжело поднялась, подошла к мечу, оказавшемуся огромным, под стать гиганту, подошла к умирающему, и просто, без затей перерезала ему глотку, скрежетнув сталью по кости шейного позвонка. Гигант задергался, забулькал, но это продолжалось недолго. Несколько мелких судорог по могучим столбам-ногам, и…все. Конец.
А потом Настя сделала то, чего никто не ожидал. Она наклонилась, схватила еще теплые гениталии монстра, и одним движением отхватила их у самого основания. И запустила их через зал, прямо в толпу зрителей!
Визг! Крики! Две дамы упали в обморок, а Настя замерла с кривой усмешкой на губах.
— Благородная Супруга просила отрезать ему яйца? Я исполнила! Получите!
Она ждала, что сейчас в ее тело вонзятся несколько стрел, или болтов — ведь фактически Настя совершила преступление. Акт агрессии в сторону монарших особ. Но выстрелов не последовало. И тогда Настя ухмыльнулась, и вызвала в голове музыку, под которую, любила танцевать, разминаясь перед занятиями с гантелями. Она давно разучила этот танец, он ей нравился. Нравилось то, как танцует эта девушка — Джейн Ким. Получите «Самсару», сволочи! Такого вы точно не видели!
Залитая кровью обнаженная девушка в полной тишине начала свой танец. Резкие, странные движения, ритмичные, непривычные для этого мира. Дикие, больше похоже на танец дикарей возле костра, на котором поджаривается туша оленя, добытого для праздничного пира по случаю победы над соседним племенем. Девушки, раскрашенные красным, и визгливая, ритмичная музыка, под которую хочется прыгать, драться и заниматься сексом! Получите! И не говорите, что не видели!
Раз! Раз! Руки! Ноги! Мощные, энергичные движения! Ноги в стороны! Руки в стороны! Вот так! Так вам! Как деремся, так и танцуем! Не видели такого?! Так посмотрите!
Когда Настя, тяжело дыша, закончила свой «дикарский танец», зрители молчали, вытаращив глаза и отлячив челюсти до самой груди. И только когда Благородная Супруга судорожно, тяжело дыша захлопала в ладоши, все стали вопить, кричать «СЛАВЬСЯ!», и стучать, топать ногами по помосту.
А потом, раздвинув строй гвардейцев у входа на помост, Благородная Супруга подошла к Насте, и долго смотрела ей в глаза — секунд десять, не меньше. Затем протянула правую руку и провела розовым пальчиком по соску левой груди Насти:
— Ты прекрасна…дикарка!
И больше ничего не сказала. Повернулась и пошла к двери справа у помоста, где ее уже дожидался Император.
К Насте подскочил Файлер, схватил ее за руку, поволок в «комнату отдыха», откуда она выходила на поединок. Усадил на стул, хотел что-то сказать, но…в дверь быстрым шагом вошел человек в ливрее:
— Волчице приказано находиться на месте. Не одеваться. Не мыться. Ждать.
— Чего ждать? — нахмурился Файлер.
— Ждать — надменно повторил человек в ливрее — Я передал все, что мне сказали. Можете попить и поесть. Ждать.
И он снова исчез за дверью.
— Довыделывалась? — мрачно сказал Файлер — Это что было такое? Что за дикарские пляски?! Где ты этому научилась, безумная?
— Это Самсара — ответила Настя, чувствуя, как отступает напряжение, и как становятся ватными руки и ноги — Танец такой. Видела, запомнила. Вот убью тебя, и тоже станцую. Отпраздную. Хочешь?
Файлер дернулся, ноздри его раздулись, он хотел что-то сказать, но дверь снова открылась и появился человек в ливрее — уже другой:
— Волчица должна пройти со мной. Господин Файлер остается здесь, ждет.
— Помни, что я тебе говорил… — пробормотал Фалер, из которого будто выпустили воздух — Пропадешь, дурища!
* * *
Большая, можно сказать — огромная комната, вся выдержанная в белых и золотых тонах. Посредине — кровать, размерами под стать комнате. Над ней — балдахин с поднятыми сейчас занавесями. Настя читала о таком балдахине в романах, видела на картинке, а вот вживую увидеть сподобилась впервые.
«Ливрейный» тихо сказал, перед тем как впустить ее в комнату:
— Входишь, проходишь десять шагов, останавливаешься, стоишь, ничего не говоришь, и ничего не делаешь, пока тебя не заметят, не обратят на тебя внимание. Потом исполняешь все, что тебе скажут. Сделаешь лишнее движение — умрешь. Все что увидишь, или услышишь — тайна. Скажешь где-то на стороне лишнее — умрешь. Иди.
И открыл дверь.
Так Настя и сделала. Десять шагов, и встала, как вкопанная, вытаращив глаза. Да и было из-за чего таращиться: на кровати, постанывая и тяжело дыша, занимались сексом обнаженная девушка и нагой мужчина. Настя вначале не поняла, кто это такие — девушка стояла на четвереньках, на локтях, опустив голову до матраса, прогнувшись, приподняв зад, мужчина держал ее за бедра, и резко, сильно насаживал на себя — с громкими, сочными хлопками, будто кто-то изо всех сил бил в ладоши. И его голова была опущена, будто он старался рассмотреть, что же такое сейчас с такой яростью имеет.
А потом девушка подняла голову, посмотрела Насте в глаза, и та невольно глубоко и судорожно вздохнула, узнав — кто это такая. Благородная Супруга, это была она. Потная — по лицу и плечам стекали капли, волосы слиплись — глаза туманные, губы влажные, а в уголке рта справа белела то ли пена, то ли…
Наконец, Гелла задергалась, издала долгий, протяжный стон, и бессильно, тряпичной куклой упала на постель, мужчина кончил вместе с ней — тоже простонал, и медленно опустился на правый бок, закрыв глаза, тяжело дыша высоко вздымающейся грудью.
И так они лежали несколько минут, совершенно не обращая внимания то, что перед ними стоит Настя, покрытая потеками засыхающей крови и уже высохшего пота, вымотанная после боя и совершенно не мечтавшая смотреть на эту живую порнуху. Ей бы сейчас помыться, попить чего-нибудь холодного, и со всего размаха брякнуться на лежанку в своей каморке, гордо именуемой «комната».
Настя подождала минуты две, оглянулась по сторонам, справа от себя увидела столик, уставленный закусками, кувшинами и хрустальными бокалами. Недолго думая шагнула к столу, налила из кувшина нечто, пахнущее фруктами в бокал синего стекла, и медленно, с наслаждением выпила содержимое, от всей души надеясь на то, что сейчас ей в живот не воткнется арбалетный болт. Но похоже что голая грязная девица не выглядела опасным преступником, угрожающим Великим, потому никаких действий со стороны невидимых стрелков не последовало. Тогда Настя налила еще, и еще…пока в животе не забулькало, как в закипающем термопоте.
После этого ей как на грех захотелось есть — да так захотелось…у Насти проснулся настоящий волчий аппетит. Она обшарила взглядом стол, увидела на тарелке что-то вроде нарезанного дольками сушеного мяса, попробовала — ей понравилось. Копченое, с острыми приправами — самое то для усталой, замученной нарзаном гладиаторши! Будет чем подкрепить силы!
Она успела уничтожить больше половины содержимого огромной тарелки, прежде чем услышала шорох справа от себя. Обернулась, и застыла с открытым ртом: перед ней стояла Супруга, улыбаясь, и совершенно простецки уперев левую руку в голое бедро.
— Ну что же ты перестала есть? — захлебываясь смехом спросила Гелла — Ты ведь не все с чашки умяла! Продолжай, продолжай, в высшей степени забавное зрелище! Милый, ты это видел? Дикарка, самая настоящая дикарка!
