Но она не жаловалась, уже не плакала и практически не говорила, погрузившись в собственные мысли. Даже мать, которая неизменно её посещала не могла разговорить дочь. Люй Гаетэйн кричала, плакала, умоляла ту рассказать всё, что она знает, но Мимань оставалась безмолвна. Во время таких «бесед», где одна была копией другой она лишь молча смотрела на колодки на руках, что подавляли её силы. Те уже давно натёрли на кистях твёрдые мозоли, и практически не причиняли никакого неудобства.
Помимо извечной матери, что не находила себе покоя, но находила время посетить дочь, к ней зачастую наведывались дознаватели. Разговоры с ними отличались от разговоров с Сяо Хуци, и нередко на её теле появлялись ссадины или синяки. Они не сильно церемонились и от хорошего отношения резко переходили к агрессии, будто страдали передами настроения.
Их вопросы чаще всего сводились к тому, какие цели преследовал человек, известный как Инал или Юнксу, чего он хотел добиться, с кем работал, с какой целью она помогала ему, какие цели преследовала сама.
Аргументы были одни и те же — его обвиняют, его обвиняют, его обвиняют. И в убийстве мирных жителей, и в убийстве стражников, и в том, что он намеренно мешал интересам Пьениан. Но всё это проходило мимо её ушей.
— Ты понимаешь? Если ты помогала ему, то ты сразу становишься соучастницей, — тихо произнёс ей в лицо один из дознавателей. — Но если ты расскажешь и покаешься, то суд сочтёт твои действия просто вредительскими без злого умысла.
— А ты помогала, мы видели это через артефакт, — добавил второй. — Ты нарушила запрет империи Пьениан на оборот пилюль водной жизни и твои действия напрямую привели к тому, что Империя получила существенный удар по своим интересам. А это или участие в незаконной деятельности, направленной против императорского рода или просто нарушение запрета на оборот ингредиентов, пилюль и микстур. И если в одном случае это просто штраф, то в другом твоя отделится от туловища.
— И всё зависит от того, с какой целью ты это делала, — подхватил первый. — Если ты не знала, к чему это приведёт и просто хотела помочь другу — прекрасно. Но пока ты молчишь, это выглядит именно как именно целенаправленный злой умысел, будто ты действительно была с ним в сговоре. И именно так решит суд, который воспримет твоё упорное молчание, как желание прикрыть своего подельника.
— Особенно учитывая тот факт, что ты помогала ему не раз и не только в империи Пьениан.
Мимань ничего не ответила. Всё всегда было одно и тоже, раз за разом они приходили и пытались её разговорить, иногда даже рукоприкладствуя, но итогом было её молчание.
Даже когда начался закрытый суд, к ней всё равно приходили и допрашивали. Несколько раз приходил и сам Сяо Хуци, предлагая ей сделку, но ответом было вечное молчание Мимань.
Единственным человеком, которого она была рада видеть в это время, была её подруга Ки, которая заскакивала так часто к ней, как не посещала занятия. Одна из немногих, кто был на её стороне, даже несмотря на то, что сама Мимань этого не просила. Создавалось ощущение, что сама Киаолиан скоро станет её официальной защитницей в суде.
Никому не было известно, как много она сделала ради подруги, но даже ей было не под силу победить систему.
— Я читала, что они подняли против тебя, — вздохнула Киаолиан. — Совершение преступлений против империй, не состоящих в состоянии войны с империей Пьениан можно смело вычёркивать, так как ты просто там была рядом. Террор мирного населения и покушение на убийство одного и более человек тоже вычеркнули, так как тебя не притянуть к нему. Участие в незаконно деятельности, направленной против императорского рода… Ты меня слушаешь?
Та медленно кивнула.
— Так вот, они пытались приравнять к нему тот случай с пилюлями водной жизни, что он помешал мне и так далее, но я не член императорского рода, а значит это тоже отметается. Подготовка переворота с целью свержения императорского рода тем более мимо. Это всё относится к тому парню, про которого ты молчишь, и они попытались перебросить вину и на тебя, но всё тщетно, их обвинения разбиты. Кроме одного…
Ки внимательно посмотрела на Мимань, выдержав паузу.
— Ты попадаешь под закон участие в незаконной деятельности, направленной против интересов империи, — и тихо добавила. — А это измена. Мимань?
Та подняла взгляд.
— Что? — тихо спросила она. Ки была единственной, кто слышала её голос в принципе.
— Измена — это высшая мера наказания. Ты понимаешь это?
Кивнула.
— Мимань, тебе надо просто сказать, что ты не знала, как он будет их использовать, слышишь? Что ты не приделах, что ты его любила, и не знала, что так всё выйдет. Тебе надо хоть что-то ответить на суде.
— Я если я не хочу? — бесцветным голосом спросила она.
— Да нет такого теперь «не хочу»! — воскликнула та. — Мимань, тебе голову отрубят!
— И что?
— И что?! Ты не понимаешь?! Тебя могут оправдать! Всё может вернуться обратно, если ты просто скажешь, что понятия не имела о происходящем и расскажешь, куда ты его телепортировала в последний раз! Покажешь, что не за одно с ним! А иначе это выглядит так, будто ты с ним в сговоре и специально не выдаёшь! Мимань!
— Не кричи, — пробормотала она.
— Что не кричи?! — Ки слёзы на глазах уже выступали. — Тебя же казнят! Ты помогла ему скрыться, и ты помогала ему пилюлями — при твоём молчании в глазах других ты виновна. Да боги, о чём я, не знай тебя, то же бы подумала, что ты с ним за одно! Это и выглядит так — ты помогла мальчишке пилюлями в обход запрета, чтобы сорвать операцию, а сейчас не выдаёшь его!
— Мне всё равно, — покачала Мимань головой. — Я не сдам его.
— Но почему?!
— Потому что я люблю его, Ки, — тихо ответила она. — Это не достаточный повод сохранить верность человеку?
— Но из тебя же делают показательную жертву. Я просила дать тебе помилование, но даже император отказывается это делать. Они хотят продемонстрировать, напомнить, что будет с любым, кто будет попытается играть против империи! Неужели ты этого не понимаешь?! Это показательная порка, чтобы напомнить, кто здесь главный! Тебя уже давно можно было освободить, но…
— Знаю, но я останусь верна собственному сердцу, Ки, — ответила та спокойно. — Я не выдам его, как бы на меня не давили. Потому что он вернётся за мной.
— Ты действительно в это веришь?
— Он меня не бросит, — повторила Мимань упрямо. — Он бы никогда так не поступил.
— А если бросит? Если он не вернётся?! Использовал и сбежал?!
Мимань просто промолчала. Ки знала не понаслышке, что если она что-то вобьёт себе в голову, то её уже не переубедить. И глядя на подругу, что, не видя солнечного света и сидя на голодном пайке, вся исхудавшая и грязная, у неё сердце кровью обливалось. Ни скандалы с отцом, ни попытки упросить или надавить на других не дали результата — Мимань не отпускали.
Последнее обвинение, одно единственное, где говорилось, что Мимань действовала со злым умыслом, чтобы сорвать операцию империи, помогая парню, можно было разрушить только её собственным словом. Словом и информацией, где тот сейчас находился. В противном случае для суда она была предательницей, что изначально была в курсе происходящего.
А с её статусом это и вовсе измена. Империя устроит показательную порку и напомнит тем самым всем остальным, кто в империи главный, и её подруга послужит примером для остальных.
— Я… я выпущу тебя, — неожиданно произнесла она. — Дам тебе сбежать.
И Ки схватилась за прутья. Это выглядело странно, учитывая её хрупкий внешний вид ухоженной аристократки. Казалось, что она скорее себе руки сломает, чем сможет хотя бы на миллиметр сдвинуть прутья.
— Что? — удивлённо спросила Мимань, но её подруга уже пыталась разогнуть их. — У тебя не получится. Их даже твой…
И осеклась на полуслове.
На её глазах медленно и верно Киаолиан голыми руками раздвигала прутья миллиметр за миллиметром, который не смог бы согнуть ни один человек не только в империи Пьениан, но и на этих землях. Она тряслась, покраснела, с её лба закапал пот, а прутья в местах, где она схватилась, неожиданно засветили жёлтым светом, как раскалённые, но тем не менее Киаолиан их разгибала их. Медленно и верно.
