— Товарищ командир! — задумавшись, я не заметил, что дверь открылась и в комнате появился Дронов. Боец, стоявший на часах, пришел не один – за ним следовал низенький, худой мужичок, похожий фигурой на подростка. О том, что он уже достиг зрелого возраста, говорит только его лицо, несущее печать прожитых тяжких лет.
— Я вид Свирида, — представился он. — Эсэсманы шось забигалы. В Ровно кажуть, Кох кудысь йихаты будэ.
— Хорошо, — кивнул я и повернулся к своим бойцам. — Пять минут на сборы.
****
До места, которое мы присмотрели ранее для засады, долетели, словно на крыльях. Благо, долго лежать в снегу, дожидаясь, пока на дороге прекратится движение, не пришлось – было уже достаточно поздно. Вот какая-то запоздавшая машина мигнула вдалеке огнями, удаляясь. Я посмотрел на часы – почти одиннадцать вечера.
— Дронов, Новак, отойдите по дороге на двести метров вправо. Крышневский, Максим Сигизмундович – идете влево, — прошептал я. — Следите, чтобы никто на нас не наткнулся, пока мы работать будем. Только, постарайтесь без стрельбы.
Зашуршав по снегу, четверо бойцов поползли по указанным направлениям. Простая предосторожность. Надеюсь – предосторожность излишняя. Очень не хочется шуметь, но если кто-то появится на дороге, то другого выхода не будет. Наши "дорожные работы" видеть никто не должен. Я выждал еще полчаса, для верности. Никто не появлялся.
— Пошли, — скомандовал я остальным.
Копали, как проклятые. На дороге копать, даже летом – удовольствие небольшое. Плотно утрамбованная колесами земля плохо поддается лопате и, скорее, крошится, чем копается. А зимой, когда земля еще и промерзла… Да в темноте… Хорошо хоть, что копать глубоко не надо. Я прикинул, что сантиметров двадцати нам хватит с головой. Однако, кроме других "прелестей", задачу осложнило еще и то, что, после нашей работы, здесь все должно выглядеть чисто и аккуратно, никаких следов остаться не должно. Мы вгрызались в землю с таким остервенением, словно рубили на куски самого Коха. Рубили аккуратно, складывая затем эти "куски" на подстеленную мешковину. Время от времени, когда земля вот-вот уже пересыплется с ткани на снег, оттаскивали и ссыпали все вне пределов видимости с дороги.
— Начэ всэ. — Гац выпрямился, сплюнул в получившуюся яму и, размазывая по лицу грязь, утер со лба обильный, несмотря на мороз, пот. — Як думаеш, командир, пидийдэ?
Я оценил результат наших трудов. Вроде нормально. Как раз, по размеру, чтобы уложить три снаряда. И в глубину – запас, сантиметра в три, чтобы засыпать землей, остается.
— Нормально. Тащите снаряды.
Пока здоровенные болванки перетаскивали с саней на дорогу, я позволил себе отдохнуть. Такая роскошь, как отдых на пару минут – это не только злоупотребление служебным положением. Не снаряжать же мне, в самом деле, заряд дрожащими, после лопаты, руками! По большому счету, мне и копать не стоило.
Снаряды заняли свое место в яме. Еще чуть отдышавшись, я вкрутив взрыватель в средний. Надеюсь, все сработает, как задумано. И взрыватели, и остальные два снаряда сдетонируют от взрыва среднего. Еще пять минут работы – мы организовали небольшую канавку, по которой пустили провод, и можно приступать к завершающей стадии. Яму аккуратно засыпали землей, утрамбовали, как могли. Другой, чистой, мешковиной натаскали снега, которым окончательно замаскировали все следы работы. В темноте все выглядит довольно неплохо – не скажешь даже, что только что на этом месте была приличная яма. Однако, я еще минут пять ползал на коленях, стараясь разглядеть хоть малейшее пятнышко на белом снегу. Ведь в темноте – это одно, а на свету даже небольшой перепад в оттенке снега будет бросаться в глаза и может привести к провалу всей операции.
— Да, нормально все, товарищ командир! — Жучков поглядел в сторону Ровно. — Хорошо замаскировали.
— Это мы утром увидим, — я поднялся на ноги и стряхнул снег с колен, — хорошо или нет. Если что не так – немцы нам подскажут.
Жучков непонятно хмыкнул. Я оглядел остальных. Все бойцы стоят, чуть ли не строем, от каждого валят клубы пара, как от ТЭЦ зимой… Утомились, ребята… От работы, явно, не только я вспотел, как мышь. Теперь же, мороз решил напомнить, что потеть зимой – не самая лучшая идея. Эдак и до переохлаждения недалеко. А ведь нам еще довольно долго лежать вон за тем курганчиком, дожидаясь пока не появится наша цель. Утешает одно – я грустно усмехнулся – вряд ли мы успеем подхватить воспаление легких. Скорее, нам грозит избыток свинца, и другого чужеродного железа в организме. Так стоит ли бояться простудиться!
— Зовите остальных и занимаем места, — я посмотрел на небо. — Рассвет скоро.
Несмотря на крайнюю усталость, сна не было ни в одном глазу. Нервы-нервы… Лежа в снегу, я дрожал, то от холода, то от волнения. Это не первая в моей жизни засада. Но это первая засада, в сети которой должна попасть столько крупная птица. Это первая, если не считать тех случаев, когда мы отлавливали пары-тройки полицаев, засада, которой командовал я. В конце концов, вполне возможно, что это последняя засада… Я постоянно дергался, то порываясь еще раз проверить, все ли замаскировано, как положено, то проверял провода, коробку с батарейками… Своего пика волнение достигло, когда, с первыми лучами солнца, со стороны Ровно донесся звук мотора – первая машина за этот день. Это не наша цель – судя по звуку, там едет только одна машина. Но, вдруг водитель заметит следы, оставшиеся ночью! Вдруг, проехав по снарядам, тяжелый грузовик что-то нарушит! Вдруг перебьет провод… Вдруг… Вдруг… Меня все время подмывало поднять голову и посмотреть на дорогу. Однако, усилием воли, я продолжал вжиматься в снег и притворяться безобидным сугробом – какая-то часть меня, до боли, не желала лежать на месте, но другая, большая, часть понимала, что, стоит хоть как-то выдать себя, и вся операция может пойти коту под хвост. Поднять голову я рискнул, только когда звук мотора пророкотал мимо нас и начал удаляться. Грузовик, весело паря выхлопом, катился в сторону аэродрома. На дороге, вроде бы, все в порядке… Но, опять же – вдруг…
— Не спешит, — пробормотал Шпажкин, вглядываясь в сторону города.
Я посмотрел на часы – половина двенадцатого. Действительно, не спешит Кох…
— Главное, чтобы он сегодня вообще приехал, — ответил я.
— Та куды вин динэться! — сказал Гац, на удивление бодро – словно не он полночи копал, а потом лежал на морозе.
— Мало ли, что, — Дронов нервно пожевал губу. — Может те немцы, за которыми подпольщики наблюдали, по какому-то другому поводу суетились.
— Все может быть… Тихо! — я прислушался. — Слышите?
Гул моторов, пока еле слышный, но усиливающийся, прервал разговор. С минуту все лежали молча, только головами крутили. Гац чуть приподнялся, вглядываясь в дорогу.
— Хтось йидэ… — шепнул он. — Нэ выдно…
— Да ляж ты! — Шпажкин дернул товарища, прижимая к земле. — Заметят еще…
— Та то, можэ, знову якась колонна з гасом, чы щось такэ,[26] — шепнул Максим Сигизмундович.
— Там не только грузовики, — покачал головой Дронов. Он еще мгновение прислушивался, а потом улыбнулся. — По звуку – броневик, а то и два.
— Увидим, — я положил рядом МП, подвинул под руку ящичек с батарейками и взялся за провод. — Приготовились.
Моторы гудят все ближе и ближе. Уже и я явственно различаю не только тарахтенье грузовиков, но и рев более мощных моторов, лязг гусениц… "А вдруг там танки! — подумалось мне – Тогда, точно – хана. Один шанс – взорвать заряд, а потом нас размажут." Рискнув, я чуть приподнял голову и выглянул из-за курганчика.
В сотне метров от нас, стрекоча моторами, несутся, один за другим, три мотоцикла с колясками. За ними, выбрасывая гусеницами целый шлейф снежной пыли, по дороге ползет полугусеничный бронетранспортер. Тот самый – похожий на гроб, "ханомаг". Что за ним – не видно, но, судя по звуку, это далеко не вся колонна. Явно – конвой. А кто у нас может ехать с таким сопровождением?
— Дождались, — пробормотал я, наблюдая на приближающейся колонной.
Едут не очень быстро – чуть быстрее, чем бегущий человек. Оно и понятно – если там есть легковушки, то, по такой дороге, они особо не разгонятся. Первые мотоциклы проехали мимо. Сердце прямо выскакивает, навевая мысли, что так немцы услышат меня даже сквозь шум моторов. Я боюсь пошевелится и только глаза перемещаются влево-вправо. Ревя, как разъяренный зверь, прополз мимо бронетранспортер. Снова мотоциклы… А за ними и первая легковушка. Я напряг глаза – флажка не видно. Вторая легковушка, третья… За ними, почти впритык, следует грузовик, снова мотоциклы… Стоп! На капоте третьей легковушки – какое-то красное пятно. Кох.
— Цель в третьей машине, — прошептал я одними губами, но кивок Шпажкина подтвердил, что мои слова услышаны.
Руки вдруг стали какими-то "деревянными", пальцы перестали слушаться и уже еле удерживают провод. Кое-как, пытаясь сосредоточиться на предстоящем и отогнать от себя это состояние, я примотал один из контактов провода к контакту, торчащему из ящичка. Только после этого заметил, что все это время я задерживал дыхание. Выдохнул, на миг испугавшись, что немцы заметят вырвавшийся из моего рта клуб пара… Первая легковушка проехала над заложенным ночью зарядом. Так, успокоиться! Возьми себя в руки, мать твою! В голове вдруг прояснилось, руки перестали дрожать… Я оценил скорость машин и расстояние между вторым и третьим автомобилями. Впился взглядом в нашу цель. Вот он, Кох! Конечно, самого гауляйтера не видно через окна машины. Только красный с золотом флажок выдает, что это именно его машина. Хотя, на взгляд, эта машина выглядит гораздо роскошнее первых двух. Черный красавец-мерседес, даже как-то неспешно, чинно, покачивается на мягких рессорах. В какой-то момент все мое естество восстало против того, чтобы превратить это произведение искусства в груду металлолома. Однако, красная тряпка с орлом, "украшающая" капот напомнила, что в этой машине едет некто, виновный в убийстве многих тысяч ни в чем не повинных людей… Стариков, женщин, детей…
