Ознакомительная версия.
Перед стеной заметалась огненная комета, словно
меня рассматривают со всех сторон, наконец голос прошипел:
— Нет... ты не они... но и немного они...
— Тогда, — сказал я, — как наследник и правопреемник, я просто обязан войти во владение остатками имущества и постараться... гм... возродить... мирную часть древней и такой прекрасной жизни.
Демон прошипел:
— Да, мне знакомы... некоторые... Но тебе нельзя... и не можешь...
— Ты только расскажи, — попросил я, — а если не смогу, то и не смогу. Ты что, не хочешь свободу получить?
Шипение стало злее:
— Я и так свободен...
— До поры до времени, — сказал я. — Каким бы трудным и замысловатым ни было твое имя, его произнесут. Ты такой... огромный, что вряд ли твое имя было неизвестным или даже малоизвестным. Думаю, оно есть в древних книгах. Его все равно найдут и прочтут. Ты это и сам знаешь.
После паузы он прошипел:
— Откуда мне знать, что ты не обманешь?
— А что ты теряешь? — спросил я в ответ.
Его шипение стало громче:
— Но если назову тебе свое имя, то стану твоим покорным рабом.
— Тоже верно, — согласился я. — Но вон все те морды и рыла будут свидетелями, что я тебе тут же дам вечную свободу.
— А если не дашь?
— Они мне перестанут верить, — сказал я.
— Они и сейчас не верят.
— Но кто поверил, — напомнил я, — те свободны!.. И вы это знаете.
Огненный. вихрь заметался вдоль стены, иногда пропадая на долгие секунды, и я с холодком понимал, что стена может простираться до конца галактики, а то и дальше, у южных демонов иной мир, иное пространство и время, чем у северных, которые почти и не демоны.
Через час моя память уже впитывала сведения, с помощью какой штуки можно входить в анклавы, хотя не сразу понял, что это и есть наши Запрещенные Места и Зачарованные Пятна, какая вещь может дать защиту от ангарка, хотя никто не мог мне объяснить, что это такое, какое из зерен дает обладателю усиленный кернебейс, а что по моей воле может менять пространство.
И еще узнал кучу важных и занимательных вещей, но не понял самое важное, работают эти вещи или нет. Может быть, нужна только подзарядка, а если и не нужна, самые древние подзаряжаются сами, то все равно не обойтись без неких заклинаний, чтобы девайсы откликнулись и начали выполнять приказы.
И я не уверен, что все эти заклинания вписаны в толстую книгу Уэстерфорда.
Когда я наконец остался один, на всякий случай вытащил из сумки Зеркало Горных Эльфов, но, увы, оно еще долго не будет даже показывать, а про то, чтобы пролезть, и думать нечего...
Я дернулся, мутная поверхность посветлела, блеснули искорки, никогда их не видел, на короткий миг возникло яркое цветное и настолько насыщенное изображение, что перехватило дух, и тут же все исчезло, зеркало снова мутное, будто покрыто толстым слоем мыла.
— Да что ты такая зараза, — выговорил я с отчаянием. — Нельзя же так дразнить... Чуть сердце не выскочило.
Я человек осторожный, хотя стараюсь выказывать себя безумно отважным и безумно безрассудным, что так ценится в обществе, но сейчас выказываться не перед кем. Раз уж не срабатывает Зеркало, рискну попытаться пользануться одной из штук, назначение которой объяснил древний протуберантный демон.
С осторожностью поднял крышку ящика и почти с трепетом выловил там то самое широкое кольцо, о котором он говорил темно и невнятно, но все-таки говорил, в то время как остальные только сопели и молчали. Рука влезет, даже не браслет, а скорее наби- цепсник, очень уж выглядит соответствующе, но все равно не рискну цеплять на себя, страшно, чем-то зловещим веет, как будто холодным ветром, хорошо ощутимым здесь на разогретом океанском пляже.
Да, все верно, тепло и тихо, между этим берегом и Сен-Мари невообразимо огромный океан, даже птеродактилем мчаться-мчаться... и не уверен, что домчусь, кто знает на какие предельные расстояния рассчитана птеродактильность.
Снова вытащил браслет, стиснул челюсти. Блин, ну не могу же я погибнуть! А как же тогда весь мир, вселенная? Как они смогут существовать, если меня не станет? Бред какой-то.
И, чтобы не дать своей трусливой натуре передумать и найти благоразумные доводы для попячивания, я подхватил тяжелый ящик, сидя на корточках, пристроил на коленях, удерживать одной рукой не могу такую тяжесть, быстро достал оттуда набицепсник и придавил, как и объяснял протуберантник, кончиками пальцев две завитушки на затейливом узоре, разнесенные одна от другой на два дюйма.
Ничего не случилось, но я держал, чувствуя, как от кольца что-то идет в мои пальцы, а оттуда струится обратно, словно работает некая сложная и многоуровневая система распознавания, пересчитывающая мои лейкоциты и проверяющая генетический код и длину теломер.
Воздух сгустился прямо перед моим лицом, в панораме солнечного пляжа с золотым песком появилось окошко с зеленой травой. Края подрагивают, то ли пытаются раздвинуться еще чуть, то ли вот-вот сомкнутся...
С хриплым воем я подхватил обеими руками ящичек и ринулся вперед головой.
Кипящий звездный ад моментально скрутил меня, как мокрую тряпку, и выжал досуха, разорвал на мириады частиц, испепелил, только сознание еще почему-то осталось, перепуганное и затравленное, ошалевшее перед бесконечным падением в черную дыру, где исчезает даже время и пространство.
И падение продолжалось вечно, затем я рухнул лицом на траву, задыхаясь и кашляя. В боку такая острая боль, что взвыл, что-то моя иммунная и регенеративная не торопятся исправить и наладить, в зобу дыханье сперло, а изо рта, какая пакость, брызнуло желтым, на языке едкая горечь, что-то ударило по печени со всей дури.
Кое-как поднялся на дрожащих ногах, но в коленях подломились сразу обе. Хрюкнув, как недорезанная свинья, рухнул на землю и, не удержавшись, повалился вниз лицом, больно ударившись локтем о металлический ящик. В животе режущая боль, задержал дыхание, так немножко легче, но едва начал выпускать воздух, боль вернулась еще острее и злее.
— Да что за, — прошипел я сквозь стиснутые челюсти, — почему я... давай же, борись, залечивай... больно же как...
На мгновение перед глазами мелькнуло нечто белесое, я не успел всмотреться, как исчезло, а я попытался снова подняться, но упал и, скрючившись в позу эмбриона, затих в тщетной надежде, что боль как-нибудь утихомирится.
Перед глазами красноголовый муравей с усилием тащит цепляющегося всеми шестью лапами за травинки жука, от земли пахнет мятой, и дальше все поплыло, я поплыл тоже, какое-то время меня вообще не существовало, а когда ощутил, что я еще я, боль притупилась, хотя не ушла, однако я чувствовал такую слабость, что не торопился выныривать из забытья.
— Сэр Ричард, — прогремел огромный, почти вселенский голос, — вы уже должны очнуться... Приходите в себя... Вы человек сильный, возвращайтесь! Вам умирать еще рано, у вас планы...
Я прохрипел:
— Какие, к черту, планы... я уже сдох...
Голос, все еще громкий, проговорил с радостной ноткой:
— Хорошо, хорошо... Открывайте глаза... Смелее, все в порядке... почти в порядке...
Я с усилием приподнял верхние веки, ресницы слиплись с нижними, свет ударил по глазам с такой силой, словно плеснули жидким огнем.
— Ничего, — проговорил голос участливо, — это все пройдет... Сэр Ричард, вы почти в порядке...
— Ага, — прошептал я, — знаю я эти «почти»...
Фигура человека расплывалась и расплывалась в
зыбкое марево, но в какой-то момент то ли я поймал в фокус, то в самом деле оживаю, но увидел четко и невольно охнул, несмотря на вернувшуюся боль в подреберье:
— Карл-Антон?.. Да вы... эта... весьма... похудели!
Он грустно улыбнулся.
— У вас железная выдержка, ваше высочество. Другой бы либо снова в обморок, либо с криком уполз бы...
— Еще бы, — пробормотал я. — Только я пока и ползать не весьма.
— Все наладится, — заверил он. — Вас потрепало сильно, очень сильно. Даже боюсь и представить через что прошли. Я же догадываюсь про ваши возможности и вашу живучесть.
Я, даже не пытаясь шевельнуться, проговорил с трудом:
— Ладно, обо мне потом. Как вы?
Он присел передо мной на корточки, совсем не огромный, и голос уже мягкий и негромкий.
— Узнаю настоящего правителя. Сперва о подданных, потом о себе. Вам в самом деле это интересно? Или просто не хотите, чтобы я допытывался, где это вас так? И что это у вас за такой странный ящик, меня почему-то пробирает дрожь, когда просто смотрю на него...
Я сказал с осторожностью:
— Если вам не весьма тягостно заново вспоминатьсвою смерть. Вы ж ушли, как говорится, в мир иной и летели там, во что-то врезываясь... А я, пока рассказываете, постараюсь хоть как-то собраться, а то рассыпаюсь на части...
— Я почти ничего не помню, — признался он, — нечто темное и могучее, что пришло от вас, ухватило меня, как мышонка, в громадную ладонь, только пискни... Но я давно принял меры, ваше высочество, на случай моей насильственной смерти.
Ознакомительная версия.
