Максим Глухманюк - Бездна Спаситель

Хенеси бежал по ночным улицам Лондона. Во внутреннем кармане его дорогого пальто находилось нечто крайне ценное.

Человек содрогался от ужаса, ведь около часа назад он медитировал и вслушивался в «эфир», как вдруг его посетила серия видений. Ярких вспышек, от которых медиума пробрало ужасом до самых костей.

Сам «эфир» стонал и плакал.

Толстячек был не простым медиумом, каких в мире очень и очень много. У Хенеси был талант: он видел то, что происходит за «пределом», за границами. Мало кому это было доступно. Он видел другие миры. Так же ясно, как обычный зрячий человек видит мир вокруг себя.

И это было его проклятьем.

Невозможно описать человеческим языком, что Хенеси увидел этой ночью. Ни в одном человеческом языке не было подходящих слов, чтобы описать ужасные картины грядущего. Весь тот ужас и мрак, что нависли над миром.

Но в «нечеловеческом» языке слова имелись. В клубе, в котором состоял Хенеси, хранилось несколько очень-очень древних книг. Написаны они были еще до появления людей.

Пухлый толстячек бежал, не останавливаясь, и постоянно оглядывался назад. Оглядывался по сторонам. Он не рискнул связаться с главой клуба посредством электронной почты или телефонного звонка. Не рискнул воспользоваться такси.

Нет, дело было слишком серьезным. Рисковать было нельзя. Если хоть кто-нибудь узнает о…

Этого не должно случиться! Никто не должен узнать!

Никто, кроме главы клуба.

Хенеси весь пропитался потом. Его легкие были воспалены от глубокого дыхания на холодном воздухе. Сердце начинало тошнотворно болеть. Ноги подкашивались. В боках была такая боль, словно туда забивали огромные колья.

Но Хенеси бежал.

И вот, когда ноги уже отказывались нести его дальше, медиум остановился, прислонившись плечом к высокой кирпичной стене. Буквально на минуту. Лишь перевести дух, сделать несколько глубоких вдохов.

Улицы были совершенно пустынны. Казалось даже, что из города исчезли все люди. На дорогах не было ни единой машины. Ни в одном окне, как мог видеть Хенеси, не горел свет.

– Что за чертовщина! – пролепетал перепуганный толстячек.

Внезапно, поднялся ветер, свет в уличных фонарях замерцал и стал гаснуть.

– Нет! Нет! Нет! – кричал обезумевший медиум. – Не надо!

Он бросился бежать дальше, хотя уже едва стоял на ногах от усталости. До поместья главы клуба оставалось несколько сотен метров. Но сейчас это расстояние казалось обессилившему толстячку совершенно непреодолимым.

Хенеси переставлял ноги, постоянно спотыкаясь и опираясь руками то о стену, то о дерево, то о припаркованную машину.

Ветер подул снова, и фонари стали гаснуть не только за спиной, но и впереди.

– Нет… – прошептал медиум. – Не может быть…

Он свернул на другую улицу через узкий темный переулок. Но стоило ему выбежать из переулка, как свет стал гаснуть и здесь.

Толстячек подбежал к ближайшей двери. Подергал за ручку. Дверь оказалась закрытой. Хенеси рванул к другой. Потом – к следующей. Все они были заперты.

Тогда отчаявшийся человек попытался разбить большую магазинную витрину. Сперва – рукой. Затем – плечом. Ногой. Совершенно отчаявшись, он схватил один из стульев, которые стояли вокруг столов закусочной, что была рядом с магазином. Он ударил стулом по витрине несколько раз. Стул развалился, но стекло не разбилось. На стекле не осталось даже царапины.

Медиума трясло, по лицу его скатывались крупные капли пота. Он осознал, что бежать ему больше некуда. Он окружен. Взят в кольцо.

Хенеси осознал, что ему конец.

Толстячек начал судорожно искать глазами телефонную будку. Свет уличных фонарей продолжал мерцать и меркнуть. Несколько ламп взорвались с глухим хлопком. На обледеневшие тротуары посыпались осколки стекла.

– Я не унесу эту тайну в могилу! – прокричал Хенеси в исступлении. И побежал к телефонной будке на другой стороне улицы. До нее было около пятидесяти метров.

Когда он добрался до телефона, свет вокруг уже совершенно померк. Горел один единственный уличный фонарь. Тот, что был недалеко. Но и он начал мерцать. Сперва, едва заметно. Но затем мерцание усилилось. Лампа начала гудеть. Все громче и громче, вот-вот собираясь взорваться.

Задыхающийся от усталости медиум начал по памяти набирать номер главы клуба. Руки его тряслись, они не слушались, словно назло. Кончики пальцев уже отмерзли, превратившись в немые бесчувственные ледышки. Трижды Хенеси набирал не ту цифру, из-за этого приходилось сбрасывать набор.

Время поджимало.

И вот, наконец, номер был набран. Мгновения тянулись мучительно долго. Казалось, время остановилось. Последний уличный фонарь уже мерк, кольцо тьмы сжималось. Хенеси прижал телефонную трубку к уху правой рукой. Левая рука была прижата к левой части груди. К тому самому месту, где на внутренней стороне пальто находился карман, в котором сейчас хранился бесценный предмет.

Сердце время от времени противно замирало. Не от бега (Хенеси точно знал это), а от «бесценности», которая находилась слишком близко к его сердцу.

Дверь в будку была открыта. Хенеси пытался закрыть ее, но не смог – ее заклинило.

Уличный фонарь мигнул сильнее прежнего. Улицу озарила вспышка неестественно желтого света. Затем раздался хлопок, фонарь взорвался, и наступил мрак. Послышался жалобный звон осыпающегося на тратуар стекла.

Кромешный мрак. Улицы освещались лишь звездами.

Глаза медиума были зажмурены. Он едва слышно бормотал что-то бессвязное.

Казалось, что противные дрожащие гудки из телефонной будки заполняют все пространство вокруг. Прежде, чем глава клуба снял трубку, уже прозвучало тринадцать гудков. Мерзких, замогильных гудков.

– Слушаю, – раздался в трубке знакомый и заспанный голос.

Медиум ликовал, когда услышал голос главы клуба. Голос своего учителя. Хенеси ощутил, как давящий на него кошмар рассеивается. Как зло и темнота расступаются.

Тостячек открыл глаза и, улыбаясь, уже открыл рот, собираясь сказать нечто важное…

Но в этот самый момент в горло ему вонзилось что-то длинное, очень острое и холодное. Ослепляющая боль, ледяная резь, ощущение горячей крови, которая потоком хлынула в обмороженные легкие. Нападавшего медиум не видел. Вокруг была кромешная тьма.

Хенеси схватился за горло, пытаясь выдавить из себя хотя бы одно единственное слово. Но все, что у него получилось, это хрип и бульканье.

Кровь текла рекой.

Она текла на пальто. Текла под пальто. Текла в легкие.

Весь мир перед глазами поплыл. Дыхание совершенно парализовало спазмом. Хенеси вывалился из телефонной будки, выронив из рук телефонную трубку, в которой звучал спасительный голос его учителя. Голос главы его клуба.

– Ало… Кто это? Ало-о…

Медиум содрогался в агонии в полной темноте. Силы стремительно покидали его. Кровь была повсюду: на тротуаре, на пальто, в легких. Горячая, она растекалась по грязному холодному асфальту.

Последним, что ощутил медиум в своей жизни, – была чья-то сильная рука. Она грубо перевернула умирающего человека, проникла под пальто и похитила из внутреннего кармана небольшой клочок бумаги.

Клочок, на котором карандашом в спешке было неуклюже нацарапано лишь несколько символов…