Однако некоторые стрелы всё же поражали людей. Порезы и царапины появлялись то у одного дружинника, то у другого. И вскоре раненые стали падать. Вот идёт человек, а затем слабеет. Товарищи принимают его рюкзак (удобная новинка, пошитая в Рароге), а затем оружие. На привале его осматривают и обнаруживают вокруг пустяковой ранки черноту. А потом наступает ночь, раненый засыпает и уже не просыпается, а на его губах – засохшая пена. Колдовство, – говорили некоторые воины и ошибались. Яд – утверждали другие, и они были правы. Наконечники вражеских стрел были смазаны ядом, и храбрые люди стали бояться. Воины, которых не страшили крестоносцы, степняки или викинги, не хотели принимать смерть вдали от дома и семьи. Страх стал сковывать их и замедлять, и при шорохе ветвей у многих дружинников дрожали поджилки. И когда это произошло, ополчение северян, на этот раз несколько сотен мужчин, некоторые были верхом на оленях, и около полусотни вооружённых мечами и щитами венделей, вновь напали на отряд Берладника.
Это произошло вчера, всего в пятнадцати верстах от морского берега, острога и кораблей, и бой был жаркий. Наверное, местные жители посчитали, что они легко разобьют напуганных дружинников и завладеют оружием русичей, которое верно послужит им, а затем ляжет вместе с ними в погребальный костёр или могилу. Но они ошибались. Потерявший четыре десятка бойцов отряд встретил противника правильным строем. Русичи сбились в плотный клубок и ощетинились мечами. Стрелки на выбор расстреливали самых смелых врагов, благо арбалеты пробивали любую преграду, хоть щит, хоть костяную броню, хоть шкуру. А несколько человек в это время кидали в северян факелы.
В итоге противник отступил. Испуганные огнём олени разметали толпу северян, и они, оставив на поле боя почти сотню трупов, с воем скрылись в лесах, а дружина встала на ночлег в удобном для обороны месте.
Ночь прошла относительно спокойно. Теперь следовало совершить последний рывок и выйти к морю, но враги, скорее всего подтянувшие дополнительные силы, не хотели их выпускать. Ведь если дружина прорвётся, то на следующий год с Берладником придёт уже не один экипаж, а пять или больше. Одичавшие вендели, которые растратили своё культурное наследие, понимали это так же хорошо, как и князь Иван. Поэтому намечающаяся битва должна была решить очень многое…
В лагере русичей все наблюдали за восходом солнца, а когда рассвело и впереди, преграждая дружинникам путь к морю, встали северяне, воины обратили своё внимание на князя. Преданные ему люди ждали от Берладника слова, он чувствовал это и, укрепив свой дух молитвой ко всем богам, каких только знал, включая Христа и Святовида, пожалел, что не взял с собой волхва или священника, расправил плечи и вышел в центр стоянки. После чего строгим взглядом оглядел дружину и заговорил:
– Братия! Все вы знаете, ради чего мы пришли сюда. Здесь будет наша земля, а мы – разведчики. Нам не нужна война, и не мы первые начали сражение и пролили кровь. И вот, когда до спасительного берега остался один день пути, враги, которых больше, встали перед нами стеной. Но отступим ли мы? Нет! За нами сила и правда. Наши клинки с лёгкостью разрубают дикарей, а стрелы пробивают их плохие доспехи. Поэтому мы прорвёмся! Верно ли я говорю?
– Да!
– Веди, княже!
– Сокрушим дикарей!
– И шамана поймаем!
– На цепи его Вадиму Соколу притянем!
– Нас не остановить!
Воины поддержали князя, а иначе и быть не могло, и после того, как дружинники притихли, он выкликнул:
– Десятники, ко мне!
Семь суровых вояк сгрудились вокруг Берладника, и он продолжил:
– Окуд, береги рудознатцев и охраняй наших раненых. Бересень, на тебе прикрытие, наверняка на нас сразу с двух сторон налетят. Мень, Тепта и Таисий, вместе со мной впереди, слушать меня и не отставать. Влад, ты возьмёшь под команду всех стрелков, бей дикарей без жалости, но не лезь под мечи и дубины. Олёша, с двумя воинами, возьмёшь наши зажигательные бомбы. Мы такой ценный припас берегли, а сейчас терять нечего, можно их применить, момент как раз подходящий.
Приказы были озвучены, пришла пора действовать. На глаз Берладник оценил численность северян. Примерно шестьсот на выходе из ущелья и ещё около ста человек позади. Назад нельзя, это ещё одни потерянные сутки, а значит, оставался только путь вперёд.
– Пошли! – Князь выдвинулся в авангард, вынул из ножен меч и указал им на тёмную людскую массу на невысоком перевале. – Разгоним дикарей!
– А-а-а-а!!! – услышал он неразборчивый рев дружинников, которые сбились позади него в плотный клубок, и сделал первый шаг.
Иван Ростиславич шёл не спеша. Он экономил силы, которые ему понадобятся, когда дружина окажется перед врагами и совершит резкий рывок, и слышал шамана, того самого, который хотел его смерти. Он был косноязычен, но русич смог разобрать слова, и, невольно вникнув в смысл его речи, вздрогнул.
– О Великая Тёмная мать! – выкрикивал колдун, и его голос разносился над ущельем. – Услышь нас, детей твоих! Мы не боимся смерти, ибо жаждем её! Мы не боимся вечной тьмы, ибо там покой! Мы всегда с тобой, а ты с нами, ведь наше сердце – это врата в новый мир! Нам не нужны пустые слова, ибо нам уже всё известно! Мы дарим тебе кровь чужаков и отступников, а ты, сама доброта, принимаешь нас в свои объятия! Мы готовы пройти по дорогам мёртвых, дабы попасть в царство твоё! Там мы припадём к твоим стопам, выпьем воды из источника мудрости и очистимся от суеты и скверны! Так смотри же на нас своими чёрными очами, Великая мать! Узри гибель недостойных и благослови нас на кровавую страду!
«Скоты, – с презрением подумал о шамане и его подручных Иван Ростиславич, вспоминая один из своих разговоров с Соколом, когда тот рассказывал ему о венделях. – Некогда они были осколком великого племени, но вдали от Венедии выродились, а когда свеи вытеснили венделей в Норланд, окончательно одичали и извратили одно из славянских учений. И что теперь? Они живут ради смерти, а ни к чему хорошему это привести не может. Ставить себе цель умереть? Ха! А ради чего тогда жить, учиться, рожать детей и что-то созидать? Нет. Нам такая вера не нужна. И если венедов я могу понять и принять как братьев по крови, то этих полукровок и квартеронов конечно же нет. А раз так, то коли видят нас славянские боги, то они помогут моим воинам, а не старику в шкуре полярного волка, который мечтает о путешествии в царство мёртвых, словно о великом благе».
Вскоре шаман заткнулся, и, когда дружинники приблизились к северянам, Берладник бросил быстрый взгляд на своих воинов и улыбнулся. Люди были готовы к драке, они шли к спасению, а не к смерти. Это было правильно, и, поудобней перехватив рукоять меча, Берладник прикрылся щитом, дождался, пока справа и слева встанут десятники, а затем резко прибавил хода.
– Бей!!! – сотряс воздух дружный боевой клич дружины, который сопровождался топотом и звоном металла, и передовые десятки русичей врезались в толпу дикарей.
– Хе! – на выдохе Берладник опустил свой клинок на голову ближайшего противника, венделя в обшитой костяными бляхами длиннополой куртке и с шипастой дубиной в руке. Щит отбросил грубое оружие полукровки, а стальной клинок раскроил череп врага.
Затем на него выскочил следующий местный обитатель, на этот раз низкорослый лапон, и князь действовал по наитию. Удар тяжёлым сапогом – и противник отлетел под ноги своих товарищей, которые затоптали его. Следующий боец – худой юноша с длинными космами, попытавшийся достать Ивана Ростиславича копьём. Глупость. Отбив оружие дикаря, князь вонзил меч в его живот.
Вокруг Берладника шла рубка. Воины князя, словно превосходно сработанный механизм, перемалывали дикарей вроде мельничного жернова и шли на выход из ущелья. Но тут произошло то, чего они не ожидали. Шаман что-то выкрикнул, и масса врагов резко развернулась и побежала, а когда пространство очистилось, перед дружинниками появились новые противники, восемь человек, полуобнажённые мужчины не старше тридцати лет с топорами в руках. Они стояли, полусогнув ноги, и от взгляда на них в душе Ивана Ростиславича что-то дёрнулось, а в районе живота образовался колючий комок. Отчего так? Князь не задумывался и только позже понял, что имелась в новых противниках некая невидимая сила, которая била в него и воинов ещё на подходе, нечто первобытное и сверхъестественное.
Впрочем, тогда было не до этого. Копируя повадки стайных хищников, подвывая себе, словно полярные волки, находясь немного выше прорывающегося отряда русичей, враги бросились на дружинников.
– Это ульфхеднары! – выкрикнул кто-то из воинов.
«Северные волчьи оборотни», – промелькнула в голове Берладника мысль, и, пересиливая себя, он прокричал:
– Стрелки!!! Не спать!
Арбалетчики, всего полтора десятка, выстрелили. Над головой князя просвистели короткие стрелы, и передовые ульфхеднары упали.
