Хе, только ли среди гражданских? С сомнением оглядываю Воинов, доставших сигареты и нервно закуривших прямо здесь. Стресс сбрасывают.
— Не стоит наград, — улыбаюсь и киваю в сторону учителей. — Я защищал своих любимых преподавателей, только и всего.
Улыбка пропадает с моих губ. Сидящую на полу Оксану Тимуровну всё еще трясет, она обнимает себя за плечи и качается из стороны в сторону. Рядом Борзов ласково шепчет что-то учительнице, но это явно не помогает.
Поднимаюсь и подхожу к учителям.
— Оксаночка, лапушка, — Борзов пытается сюсюкать своим грубым зычным голосом. — Всё позади, всё осталось в прошлом.
Не то он говорит, ох совсем не то.
— У нее шок, тренер. Не напоминайте о прошедшем, пожалуйста, так нельзя, от этого ей делается только хуже, — тихо одергиваю, и Борзов растерянно замолкает. — Разрешите, — я присаживаюсь на корточки и осторожно сжимаю руку учительницы. — Оксана Тимуровна? Посмотрите на меня, — ноль реакции. — Ну же, Оксаночка Тимуровна, я хочу увидеть ваши симпатичные глазки.
Она поднимает на меня стеклянный взгляд, с трудом узнает:
— Се-ня?
— Правильно, ваш ученик Сеня, — ласково поглаживаю пальцем ладонь девушки. Улыбаюсь, наполняю голос мягкими позитивными обертонами. — А мои глаза видите? Какого они цвета?
— Кра-си-во-го… — с трудом выдыхает.
— Ну может и такого, — не спорю. — У вас тоже очень красивые глаза, сегодня вы в линзах?
— Д-да…
— Умничка, Оксана Тимуровна, а давайте глубоко подышим? — она молчит. — Вдох-выдох, помните? Давайте вместе. Вдо-о-ох, — я шумно набираю в легкие воздуха, девушка с задержкой повторяет, грудь ее поднимается. — Вы-ыдох, — одновременно вместе освобождаем легкие. — Еще раз, Оксаночка. Вдо-ох — вы-ыдох. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Молодец, Оксаночка.
Большие глаза девушки принимают осмысленное выражение. Она смотрит на меня, будто только что увидела.
— Сеня? Сенечка! — слезы скатываются по ее щекам. — Мне страшно! Мне очень страшно! Мне…
Я обнимаю девушку. Прижимаю ее голову к груди, чтобы она не видела дымящуюся тварь за спиной. Соль бурных слез обжигает кожу под футболкой жарче огня Змея.
— Всё хорошо, я с тобой, — шепчу ей на ухо. — Скоро выпускной. Наш класс будет петь «Экватор», а ты аккомпанировать. Не помнишь, какого числа?
— В августе, — всхлипывает она, обхватывая руками мои плечи. — Седьмого.
— Вот-вот, думай об этом, — оглаживаю ее по растрепанным волосам.
— Хоррошо, — она продолжает плакать и прижиматься. — Сеня, можешь меня унести отсюда? Здесь пахнет… монстром.
— Конечно, — я беру девушку на руки и вместе с ней встаю.
Поднимаю взгляд. Рядом хмурится Борзов, на нас также насуплено смотрит Лукерья. Решаю, что волнуются за Оксану.
— Всё в порядке, Федор Витальевич, — тихо говорю. — Плач — хороший признак. Это говорит о том, что к Оксане Тимуровне возвращается способность чувствовать. Я боялся, что шоковое состояние продлится неделю, — облегченно выдыхаю. — Но обошлось.
Взгляды не меняются. Хм. Значит, не за Оксану. Значит, банальная ревность. Ладно с тренером, хотя нет, не ладно, но тут хотя бы понятно. А солдатка-то чего? Всего раз дунул магнетизмом, и сразу скважину пробило? Ветреные какие-то женщины на этой Земле.
Плюнув на них, несу учительницу в ее гостиничный номер. Только бросаю последний взгляд на мертвую псину. Вообще, тварь очень похожа на волкородов с планеты Зимбара. Тоже с песьими башками и вечно агрессивно-голодные. Может, еще схожести есть, не знаю. В Зимбаре я никогда не был, ее подчинил Постимпериусу предатель Бемижар.
По пути в коридоре встречаю пятерых учеников: Агафья, Алеся, Богдан и два флангиста, Павел и Стас. Вернулись, спортсмены. Все пристыженно смотрят на меня и тихо плачущую учительницу.
— Выдохните. Закончилось. С Оксаной Тимуровной всё хорошо, — поясняю, бережно держа живую ношу. — Шок просто проходит.
— А ты?! — в ужасе вскрикивает Алеся. — На тебе столько крови!
Кхм, действительно, а я и не заметил.
— Это Гончей, — равнодушно отвечаю, и ученики еще больше сникают.
— Сень, прости нас, — виновато говорит Богдан. — Ты попер один на эту тварь, а мы драпанули как индюки. Сначала тренер орал, чтоб убегали, а потом то же самое кричала штабс-капитан Бирюшкина, пока с автоматом летела к вам на подмогу.
— Значит, вы верно поступили. Исполняли приказ. Так что не накручивайте зря себя. — И правда, вся наша ватага Гончей на один зуб. Только полегли бы ребята. — Агафья, пожалуйста, сбегай за теплым сладким чаем. Оксане Тимуровне он необходим.
— Сию минуту, — с готовностью кивает синеволосая барышня.
— Спасибо. Принеси в ее номер.
Еще раз кивнув, Агафья уносится вниз по лестнице.
— Я посижу с Оксаной Тимуровной, — вызывается Алеся. — С тебя, Сень, на сегодня достаточно. Ты и так ее отбил из лап смерти.
— Хорошо. Пойдем.
Доходим до номера, дверь заперта. Барышня находит у Оксаны в кармане джинсов ключ и отпирает замок. Когда кладу учительницу на кровать и Алеся накрывает ее пледом, прибегает с травяным чаем Агафья. Принимаю чашку, пригубливаю. В меру горячий, с медом. То, что нужно. Отца-императора не пошлешь.
— Пей, Оксаночка, — я всё так же наполняю речь обертонами, настраивающими на позитив.
Учительница пьет из моих рук. Когда кружка пустеет, целую Оксану в лоб. Алеся с Агафьей на пару округляют глаза.
— Жара нет, — специально для барышень поясняю, а то еще распустят глупые слухи. — А теперь спать, Оксаночка.
Укладываем учительницу, заворачиваем в одеяло, и успокоенная женщина закрывает глаза. Прислушиваюсь к дыханию — тихое, размеренное. Фуу-ух, заснула.
— Вечером я тебя сменю, Лесь, — полушепотом сообщает Агафья. — Перед самым ужином.
— Спасибо, — улыбается зеленоглазая барышня, устраиваясь на стуле подле кровати.
Оставив сиделкой Алесю, выходим с Агафьей в коридор. Только сейчас позволяю себе выдохнуть. У меня начинается тремор губ и конечностей.
— Сеня, тебя трясет всего, — Агафья хватает меня за плечи. Обнимает крепко, по-дружески. — Бедный мой, такой ужас пережить!
— Эт-то не стрессссс, — стучу я зубами.
— Конечно, он. — Объятия хоть и дружеские, но чувствую, как ее второй размер сплющивается о мою грудь, а сладкий аромат духов кружит голову. — Ничего страшного, я никому не расскажу. Ты сильный. Сеня, выпусти это из себя.
— Д-да нетттт же…
— Тише-тише, — хлопает она меня по спине, а мою голову опускает себе на плечо. — Выпусти, Сень, выпусти.
Ничего не остается, как тереться носом об ее бархатную шею и вдыхать аромат пахучих синих волос. Гребаная Гончая! В битве с тварью пришлось экстренно разогнать организм, напичкать его психическим допингом, продуктом своего магнетизма. Нечто вроде боевого транса или самогипноза. А сейчас вся эта каша выветривается, мышечные ткани оттекают, вот меня и трясет.
Пару минут потряхивает, потом становится легче.
— Порядок, — отступаю от девушки, пока кто-нибудь не увидел. Не хотелось бы доставить ей проблем. — Спасибо за…поддержку.
— Точно прошло? — обеспокоенно она смотрит мне в глаза.
— Ага, извини нужно сделать звонок, — отступаю за поворот коридора и достаю мобильник. Нажимаю быстрый вызов Тимофея.
— О, Сенька! Как ты там на речке? Всех барышень развратил в своей ватаге?
— Не до барышень мне, — вздыхаю. — Мы тут с Гончими воюем.
— Не понял, — голос у слуги становится серьезный. — Надеюсь, Гончие — название команды другой школоты? Ну вы «коршуны», а они «гончие».
— Если бы, — и рассказываю про недавнюю атаку иномирянина, а также про свое подозрение насчет нацеленности Гончей на тренера или Оксану.
— Ну дела….Может, группу прислать? — волнуется Тимофей.
— Незачем. Угрозы больше нет. Военные за нами следят, да и тварь засекли только одну. Вообще, не знаешь, в принципе, возможно натравить Гончую?
— Не зна-аю, — Тимофей задумывается. — Хотя, когда воевал в Афгане, ходили байки, что, якобы, моджахеды напускают Гончих на наших генералов. По одному лишь запаху. Нужна всего лишь вещь добычи — там, расческа, кровавые бинты или ношенные портки, неважно. Будто бы тогда от твари нигде не скрыться. Не важно, через сутки, через двое, через неделю, но она найдет тебя. Правда, чего только в казарме не болтали. Например, что дворец шаха в Кандагаре штурмом взяла группа школьниц в бронелифчиках. Или, что прыщавый подросток разбил половину пакистанской армии под тем же Кандагаром. Так что я ничему не верил.
