— Недостаточно информации.
— Если… мы переживем нынешнюю ночь. И день за ней, то я отнесу тебя к той пирамиде. Я покажу тебе эти маски.
— Хорошо.
— Эта женщина…
— То, что её тело является носителем нано-структуры никак не влияет на её кровь и генетический код. Это разное.
— Понятно, — Верховный прикрыл глаза. Хорошо. Не хватало еще, чтобы вчерашняя рабыня заявила права на трон.
Он чуть отодвинул створку, убеждаясь, что эта пара никуда не исчезла. Великан шел рядом с паланкином, а на плече его, обвив рукой шею, сидела женщина. Сейчас она была нага, но тело её в свете многих факелов, отливало золотом.
Надо будет поговорить.
Донести простую мысль, что чудеса, конечно, хорошо, но…
— Я могу деактивировать ладем в её крови. И на данном уровне перестройки организма это приведет к остановке функционирования данного организма.
— Не стоит, — покачал головой Верховный. — Но хорошо… а меня ты тоже можешь… убить.
— Да.
Что ж, это ожидаемо.
— Но ты мне нужен.
Пока.
И это тоже ожидаемо.
— Моя рука…
— Ладем. Правда, он подвергся внешнему воздействию и неоднократному, что почти деактивировало его. Но мне, пожалуй, удалось восстановить.
Плохо это?
Хорошо?
— Неприятно, — признался Верховный. — В руке. В принципе неприятно.
— В ином случае я бы мог отключить болевые ощущения, как и в принципе снизить восприимчивость, погрузив биологический носитель твоего разума в сон.
— Нет, — Верховный нахмурился. — Я не могу позволить себе спать.
— Вывод верный. Биологический носитель может быть уничтожен. Примитивное мышление весьма часто сопряжено с агрессией в отношении предметов и явлений, которые не поддаются логическому с точки зрения носителей данной парадигмы объяснению.
— Люди не злы, — Верховный все же пошевелил пальцами и поморщился. — Они испуганы. А страх, к сожалению, пробуждает в душах отнюдь не самые светлые чувства.
— Я о том и говорю. Тебе придется терпеть. Я буду контролировать работу наномашин, которые реконструируют твое тело. Оно станет прочнее, однако следует помнить, что у любой прочности есть предел.
Людей, кажется, становилось больше.
Верховный чуть отодвинул плотный полог, убеждаясь, что не ошибся. Люди стекались с окрестных улиц. Редкие факелы освещали толпу, на сей раз обыкновенную, грязную, вонючую, встревоженную и опасную. И над ней высилась тоненькая фигурка женщины, восседавшая на плечах могучего мужчины.
Пожалуй, это было красиво.
Символично.
А толпа любит символы не меньше, чем чудеса.
— Согласен. Примитивное мышление оперирует четкими понятиями. Символы легко включить в ряд их.
— Они не примитивны. Люди… сложны. Разнообразны. Не всегда добры, но не мне им за это пенять. Не всегда умны. Благочестивы. Или вот склонны к сочувствию. Часто наоборот, но это не значит, что они примитивны.
Боль расползалась от локтя и выше. Она была вполне терпима, хотя и раздражала слегка. И Верховный погладил руку.
— Скоро уже, — он узнавал места. — Мы почти уже… прибыли.
Врата были заперты.
И толпа загудела. Люди не знали, зачем пришли сюда, что им нужно в этом особняке, который с прошлого визита Верховного не стал ни новее, ни красивей. Он все еще прятался за разросшимся садом, стыдливо заслоняясь от улицы одичавшими кустами.
Привратник, старый раб, посаженный на цепь, забился под навес, с ужасом уставившись на толпу.
— Помоги, — попросил Верховный, ибо боль расползлась по всему телу.
И Акти поспешно подставил плечо, даже не поморщился, когда пальцы сдавили его, пожалуй, слишком сильно. Но выбрался Верховный из паланкина сам.
Встал.
Распрямился.
И обернулся к толпе.
— Отойдите, — сказал он тихо. И великан, вставший рядом, воздел руки над головой.
— Назад! — рявкнул он.
И люди отступили.
— Благодарю, — Верховный осмотрел их, собравшихся… зачем? Пожалуй, и сами-то они терялись, не зная ответа на сей вопрос. — Возвращайтесь… домой возвращайтесь.
Маска не мешала.
Только голос стал сильнее. Это хорошо. Сильный голос жрецу надобен.
— К тем, кому нужны вы. Ваша любовь. Ваша забота. Ваша поддержка…
Он никогда-то особо не любил говорить, вот так, с людьми.
Умел.
Да и помнил большею частью праздничные речи, многие и написаны-то были, видать, для тех, кто как и сам Верховный, не одарен талантом оратора.
— Ибо близок край мира, — он прижал руку к груди. — А потому…
Кто-то свистнул.
И заткнулся.
— Потому, — продолжил Верховный, — каждому из вас надобно вспомнить, кто он есть. И кем он предстанет в час, когда боги спустятся на Землю. Кого узрят они? На чьи молитвы отзовутся? Кому воздадут сполна… и лишь от вас зависит, какова будет награда.
Ложь.
Не будет богов, не будет…
Ничего не будет.
Верховный повернулся к толпе спиной. Не самое разумное деяние, но между ним и людьми встал великан с золотой женщиной, которая воздела руки и повторила:
— Возвращайтесь…
Не послушают.
А если и так, то не все. Кто-то и вправду вернется, очнувшись от затянувшегося сна, а кто-то решит, что, если уж наступил край мира, то надобно пользоваться моментом и исполнить желание.
Какое?
У каждого свое.
— И не говори мне про примитивный разум, — зачем-то проворчал Верховный. Он точно знал, что маске видны и мысли его.
— Не говорю, — согласился он.
А Верховный обратил взгляд на раба-привратника.
— Отопри, — сказал он мягко. — Ты ведь узнал меня?
Раб замотал головой и сжался.
— Не велено… не велено…
— Тогда позови хозяина.
— Нету. Уехали.
— Когда?
— Как… как небо… уехали.
— А тебя оставили тут?
Кивок.
— Мне нужно в дом. И я имею право войти…
Раб задрожал.
Тяжко с ними, неразумными. И злиться смысла нет. Он исполняет долг. Но и внутрь не попасть.
— Позвольте, господин? — великан потеснил Верховного. Пальцы его обвили кованые прутья, чуть сдавили, потрясли, примеряясь.
Слегка напряглись мышцы.
Голова опустилась.
И металл заскрипел.
— Интересная особь. Чем-то напоминает усиленную линию, — заметила Маска. — Если так, то следует отметить поразительную устойчивость генотипа. Столько лет, а размытие генов минимально.
Верховный чуть прикрыл глаза.
Интересно, когда-нибудь он сумеет понять все, что сказано?
Когда-нибудь… несомненно.
Врата с хрустом отворились. И раб съежился сильнее прежнего. Он и голову накрыл руками, верно, опасаясь гнева незваных гостей.
Зря.
Великан не стал трогать человека. А вот цепь, что железной змеей свернулась у стены, подхватил на ладонь, погладил звенья да и смял их с легкостью, словно сделаны они были из глины, а не металла.
— Свет дал мне силу, — сказал он. — А боги вернули жизнь. Для чего? Не для того ли, чтобы я вернул отобранное иным?
Верховный осторожно обошел и его, и раба, что все так же сидел, не смея поверить в обретенную свободу, а может, боясь её, ведь все знали, что ждет взбунтовавшихся рабов.
Впрочем, сейчас Верховному не было дела до них.
В дом он вошел.
И вновь остановился перед запертой дверью.
Оглянулся… надо возвращаться. Если в доме кто и остался, кроме привратника, которого было слишком долго расковывать, поэтому и бросили его, то люди эти наверняка спрячутся.
И что же делать?
— Погоди, — Маска вновь отодвинула Верховного в сторону. — Сейчас… надо же… функционирование… удаленный доступ… нужно время.
Она бормотала это про себя, и Верховный слышал обрывки то ли слов, то ли мыслей. А еще видел, как от его руки к двери протянулись тончайшие нити света. И пронзили древесину, но дверь не открылась.
— Потому что она не является частью системы, — раздраженно отозвалась Маска. — Ниже… глубже будет проще. Эту дверь надо просто сломать.
И нашелся человек, который с легкостью исполнил задачу.
